МОЙ МИР
(цикл фантастических рассказов)

Катастрофа

Мой мир огромный и непостоянный. В нем все время что-то происходит. И я должен меняться, непрерывно меняться, чтобы не отстать от своего мира.
Моя главная мысль, недостижимая мечта - покой. Затаиться бы, остановиться, обмануть непрерывную череду превращений, происходящих вокруг. В неподвижности - уют, очарование, соблазн.
Но неистощим Животворящий Ручей. Он льет и льет свои густые медлительные воды. Не булькнет, не прошумит.
Думая о чем-то своем, формируя и переделывая свои органы, я беспрерывно слежу, чтобы ручей входил в меня. Стоит нарушиться этой связи, этому порядку, - и я прекращусь, я исчезну.
Мой мир был идеально шарообразен, и я был подобен идеальному шару, который всю свою сложность запрятал внутри, чтобы мир не увидел ее, не позавидовал, не рассердился.
И вдруг он, мир мой, удлинился, растянулся, наполнился плеском и бульканьем. Я не отстал - сделался длинным, извивчатым, научился дышать вселенским содержимым, пропуская его через себя.
Тогда я и понял: мой мир велик, но не бесконечен. Он имеет свои пределы.
Ограниченность моего мира задела меня, я воспринял ее как обиду. Возникла цель: достигнуть границ. Посмотреть - а так ли они непреодолимы.
Я устремлялся все дальше. Я был отважен и беспечен - от неведенья. И однажды чуть не погиб.
Вышло так, что мои головоломные пути изогнули русло Животворящего Ручья. Ручей стал струиться по кругам, заплутал в бесконечных извивах. Часть русла, обращенная ко мне, запустела.
Задыхаясь и корчась от боли и страха, в единый миг и навсегда прозрев, я так же стремительно распутывал извивы русла, как только что запутывал их.
Потом лежал и не мог отдышаться. Пределов мира я так и не достиг.
Потому что мир был уже не тот. Снова не тот. Переменился в который раз.
Всеобъятный плеск отступил. Возвысились горы сухой красноты. Они подавляли, они ужасали своей огромностью.
Видимо из гордости, я тоже стал громадным. Я не мог оглядеть самого себя - так велико было тело. Я приминал красные горы, пытался их растоптать, растереть в порошок. Чтобы исчезли, чтобы все вернулось назад, когда был только уютный плеск и ничего больше.
И вдруг меня пронзила боль этого нового мира. И я ошеломленно замер. Дошло, что не только я могу чувствовать. Дошло, что мир меня слышит и изменяется от моих наскоков.
Но к лучшему ли эти изменения? Надо ли беспокоить и возмущать мир своей гордостью, своим бешенством?
И я замер, боясь пошевелиться. И замерев, обнаружил, что все стало иным.
Уютный плеск отступил еще дальше. Из красных гор проросли зеленые шелестящие фонтаны.
А у меня... У меня появились крылья. Это было так необычно... Только Животворящий Ручей был тем же. Медленно вносил в меня свои густые воды.
Я хотел лететь. И я не мог оторваться от Животворящего ручья. Что делать?
Я подумал и понял. Я знал все на свете. Надо было напрячься и вспомнить.
Я зачерпнул в клюв тяжелой воды из ручья и взлетел. Хлопанье крыльев за спиной напоминало плеск и бульканье первородного, полузабытого мира.
Вода в клюве была моим временем, моей жизнью. Она медленно впитывалась, и пока она не кончилась, я мог лететь.
Я летел, торопясь, подгоняемый заветной надеждой. Я не жалел сил...
И я увидел их, границы своего мира. Чудовищно огромные, чудовищно отвесные, они были разрисованы какими-то невообразимыми узорами, исписаны немыслимыми письменами.
Я вертел головой, держался из последних сил, стараясь понять, запомнить, прочесть хоть что-то...
Но тут все померкло. Вода в клюве кончилась. И я, кувыркаясь, полетел вниз...
А внизу был другой мир. И я был другим. Я не стал себя разглядывать. Я сел под зеленым, шелестящим, высоким, что пробилось из красной горы и меня осенила главная истина.
Я вспомнил, что не только я изменяю мир. Он - мир - тоже влияет на меня. Возможно, он играет со мной. Возможно, он надо мной смеется.
Что я, для чего? Не кусок ли я сырой глины, которому можно придать любую форму? Не раздавит ли он меня, когда натешится?
Ответы я знал. Но они были так глубоко спрятаны, вспоминать их было так мучительно и так долго, что времени просто не хватило бы.
Потому что я возненавидел этот мир, играющий мной. И он тут же ответил на мою ненависть нарастающей тревогой.
Она пронеслась как порыв ветра. И не исчезла. Нет, окрепла. Взбаламутила, взвихрила все вокруг, все перекосила, напрягла.
Мир пытался сопротивляться. Первородный плеск снова надвинулся и затопил все. Исчезли красные горы. Исчезли зеленые шелесты.
Но страх, вызванный моей ненавистью, был непреодолим. Он превратился в ураган ужаса, отчаяния, обреченности.
Мир вспенился, задернулся непроницаемой пеленой. Там, за пеленой, все корежилось, ломалось, крушилось, неслось куда-то - в бездну, которая только что открылась...
И я, ничего не видя, не слыша, не понимая, падал вместе с погибающим миром. И в последнем усилии разума представлял стены, покрытые непонятными знаками. Мне не доведется их прочесть...
Зачем я вызвал катастрофу? Зачем я погубил свой мир и себя? Какой в этом смысл?
Мне показалось, я вспомнил ответ. Я хотел закричать. Хотел остановить безумие гибели...
Но тут иссяк Животворящий ручей. Резко и безнадежно... Что-то горячее, жгучее обвилось вокруг меня. Разум блеснул в последний раз, как жалкая искорка, и потух. Меня больше не было. Ничего больше не было...
И вдруг меня, мокрого, мертвого, сильно шлепнули. Я открыл глаза, вдохнул горячее, жгучее и закричал.
- Смотрите, какой крепыш родился! - сказал чей-то веселый голос...

Схватка

Пришел он и сказал:
- Все так плохо! Не знаю, как быть!..
- Она заплакала:
- Я люблю тебя, люблю! Но нет нам счастья!..
Они обнялись и долго так стояли. За это время я собрался и послал волевым толчком свою Духовную сущность на разведку.
Мировые линии Его и Ее были переплетены. Значит, Он и Она -закономерно вместе. Значит, они должны быть счастливы.
Почему же все не так? Почему на них валятся беды?.. Ага, вот... Следы катастрофы... Вздутия... Надрывы... Бахрома... И вот сама катастрофа...
Чужая мировая линия - как удавка Захлестнула, обвила. Перетягивает Главную Энергию двух людей, которые считают себя несчастными...
Эта линия - от Синей звезды. Звезда висит, чуть видная, над самой головой. Я хорошо ее чувствую сейчас, днем, - сквозь холодные стены.
Я собрался до предела - до последнего лучика внутри моих клеток. И запел - для Синей звезды - песню моей воли.
Было тяжело. Такое напряжение быстро истощало. Если бы Он и Она знали, что любой Волевой Акт - есть подключение к Всеобщему Балансу. Они бы тогда сами смогли повлиять на Синюю ?
Звезда ответила своей песней Звезде нужна была энергия живых. Чтобы не раствориться внутри самой себя Не исчезнуть в другом гармоническом уровне - на порядок ниже.Чтобы не дать места новой, молодой звезде...
Песня Синей звезды упала на меня, враждебная, колючая. Она промяла Пространство Она хотела вырезать вокруг вокруг меня дыру и схлопнуть края. Тогда бы я не мог помешать звезде.
Но я предвидел такой оборот Я подключи.ки к своему солнцу. Мы пропели Песню Дружественного Союза.
Наша песня пронеслась по мировым ЛИНИЯМ двух людей, считавших себя несчастными. Она расправила вздутия, соединила надрывы, притянула бахрому. Она приподняла линию-удавку, ослабила ее хватку.
Синяя звезда - из последних сил - испустила яркую вспышку Вся Главная Энергия этой вспышки, весь ее импульс пропущенный через линию-удавку, обрушился на нас, на две соединенные воли - моего солнца и мою.
Воля Синей звезды оттолкнула волю моего солнца Я остался наедине с разъяренной синей звездой. Я должен был принять бой. По-другому не получалось.
И я принял его. Я послал все, чем владел. У меня не осталось ни кванта Главной Энергии.
Моя Духовная сущность изнемогала, отталкивая, отводя, поглощая, трансформируя злую энергию Синей звезды. Я распластывался, придавленный собственным весом. Я старался выжать из себя хоть что-то - еще малость, еще чуточку. И они, вроде бы, находились, неведомые для меня самого резервы. Выдавливались, вытекали по капельке...
Бой продолжался Невидимые в безмятежном земном небе, далеко-далеко от него, стояли в невообразимо сложной паутине космоса два огненных сполоха, два языка вечного племени - воля Синей звезды и моя воля...

Он и Она разомкнули объятия.
- Малыш как-то странно плачет!..
Она подошла, наклонилась над кроваткой.
- Да ты весь мокренький! А мы и не слышим! Извини!..
Она быстро перепеленала младенца.
Муж обнял ее сзади, поцеловал в затылок.
- Я верю, все наладится! Все будет хорошо!..
Шепот был взволнованный, громкий...

Пульсация

Ночь кончалась. Она припала к земле - мягкая, напряженная. Словно большой зверь, который затаился в засаде.
Я подал сигнал голосом. Вставайте, люди! Важнейший миг наступает! Вы снова пропустите Пульсацию!..
Услышала только мама. Она встала, подошла, склонилась над моей кроваткой. Я направил на нее излучение своего Эмоционального канала. Неужели и сегодня не подключится?..
Все! Родилось утро... Гул - низкий и сильный, печальный и торжественный - прошел по всем сферам Экстравосприятия.
Ночь так и не решилась на схватку. Большой зверь отполз в кусты и затаился.
Мама не подключилась. Она взяла меня на руки, покачивала. И произносила приятные звуковые модуляции.
Я жалел ее гораздо больше, чем прочих Больших, и сейчас особенно это чувствовал.
Все Большие - глухие. Ничего не понимают из-за того, что оторваны от Всеобщего Баланса.
Видимо, мы, Маленькие, для того и появляемся, чтобы помогать нашим слабым, незащищенным Большим. Чтобы поддерживать их...
Солнце приближалось. Его Песня тяжело и мерно колыхалась под нижним уровнем восприятия, словно вода, готовая выступить из берегов, растечься...
Воздух тонко и томительно зазвенел. Это мириады льдистых иголочек праздновали миг расставания с жизнью...
Вот над горизонтом показался огнистый краешек. Его спокойно-мощный образ вошел в мой Эмоциональный канал, заставил вскрикнуть, напрячься, приготовиться...
И началась Пульсация. Она, как обычно, соединяла всех живущих. Чтобы все могли знать обо всем. Чтобы все могли участвовать во всем...
И снова природа, как обычно, просила у людей: будьте добрыми! Для этого красивы цветы. Для этого колышется под ветром листва. Для этого голубеют моря, и журчат ручейки.
От ваших эмоций зависит Всеобщий Баланс. Подключайтесь! Услышьте! Осознайте!..
И снова люди, как обычно, были безответны. Пульсация, как пенистая волна, прошелестела над ними. Замкнутые в себе люди, будто камни, скрипуче терлись друг о друга. Их трение рождало Злобу. И там, где напряжение Злобы становилось наивысшим, - там созревала Катастрофа.
В любую секунду мог возникнуть Эмоциональный Разряд, необходимый для восстановления Всеобщего Баланса.
В чем он проявится? Сотрясет земную твердь? Пламенем рванется из жерла вулкана? Заставит стадо китов самоубийственно выброситься на берег?..
Я заплакал. Я жалел Больших. Мама качала меня на руках, и глаза ее тоже были влажными...

Встреча

Темные тучи были совсем близко. С них свисали белые волосы, и ветер закручивал их - пытался свить в косы Я стоял возле дома, подняв голову к небу.
- Иди под крышу! Собирается гроза!.. - позвала мама.
- Сейчас! - крикнул я, не двигаясь. Мне было 5 лет. Я сам прочитал первую в жизни книгу.
Меня обуревал исследовательский зуд.
Молния нарисовала вдалеке ослепительно яркий зигзаг. Я прикрыл глаза и увидел, как след молнии повторяется под закрытыми веками снова и снова.
Толстый одышливый гром пробежал надо мной, тяжело отдуваясь. Повеяло острым и незнакомым запахом.
Я глянул на грозовой мир. И вдруг увидел шарик. Он висел над кустами черной смородины, тускло оранжевый, словно присыпанный пылью. Листья смородины, как были черно-зелеными, так и остались, - шарик совсем не ронял на них света.
Я подбежал, потянулся. Нет, не достать, не хватает росточка.
- Иди ко мне, шарик!
- Не хочу! - откликнулся тот словно бы моим голосом.
- Ты откуда взялся?
- Я родился...
- И я родился! А где твоя мама?
- Мы рождаемся без мамы. Почему ты спрашиваешь?
- Узнать хочу про тебя! Познакомиться!
- Зачем для этого звуки?
- А как же без них?
- Вслушаться. Подключиться. Я про вас уже все узнал. Неинтересно. Низшая форма.
- Давай играть, шарик! В пятнашки!
- Да, низшая форма. Так называемые люди. А высшая форма - мы, Шары. Носители подлинного Разума. Представители Земли перед Космосом...
- Ты не хочешь играть, шарик?
- Я только что родился. Контакт с тобой - ошибка. Пустая трата энергии. Ты мог и сам! Вспомни!..
- Что я мог, шарик?
- Познавать! Подключаться! Изменяться и изменять...
Шар стал тускнеть. Я увидел сквозь него ствол яблони, что росла за кустами смородины.
Некоторое время еще оставался слабо светящийся контур. И вдруг потух..
Первые гулкие дождины захлопали по листве - ладошка о ладошку. Я побежал к дому, упрашивая себя на бегу:
- Вспомни! Вспомни!..

Видение

После института я уехал в маленький таежный поселок. В том поселке была бревенчатая больничка. В той больничке работали три врача: терапевт, стоматолог и я - педиатр...
Петьку привезли, когда зима наступила прочно, будто бы навсегда. Было Петьке пять лет, он задыхался, бредил, пунцовое лицо покрылось крупными каплями пота, температура была за сорок.
Я растерялся, но не успел этого показать. Старенькая медсестра глянула требовательно - давай, мол, начинай.
Петьку поместили в процедурной, на кушетке. Сделали инъекции, какие были нужны. Поставили капельницу...
Температура снизилась. Петька открыл глаза, впервые поглядел осмысленно. Собрался плакать - скривил лицо. Да сил не хватило на плач...
Я успокоился. Даже вознамерился поспать - потому что ночь уже наступила.
Но тут качели отмахнули в другую сторону - температура у Петьки упала так, что пришлось его обкладывать грелками...
Когда подняли температуру, начались судороги. Мы с медсестрой снова делали инъекции. Сделали также клизму с хлоралгидратом.
Потом Петька успокоился, уснул. Я побежал звонить в областной центр. Не дозвонился - где-то был повален столб...
До утра провозился. Утром, - оглушенный, взвинченный, - провел прием в поликлинике, обслужил вызовы.
Петька был ничего себе - отвечал на вопросы, поглядывал бодро... А ближе к вечеру словно кто-то на кнопку нажал: опять начались «качели» - повторение вчерашних.
Едва мы кончили инъекции, - уже с другой медсестрой, - едва кончили капать внутренно, я опять попробовал позвонить в областной центр.
И дозвонился, - видно столб успели поднять. Попросил прислать вертолет - слишком уж «тяжелый» и непонятный пациент. Вежливый голос мне ответил, что вертолеты после шестнадцати часов не летают -потому что темно...
На вторую ночь было тяжелее - недосып я переношу болезненно, да и молодая медсестра больше путалась под ногами, чем помогала...
К утру Петька умер. Я сидел возле его постели, на секунду закрыл глаза. Открыл - он уже не дышит, и багровые пятна неправильной формы выступили на щеках, на шее, на груди.
Я вскочил, стал ему делать непрямой массаж сердца - тут же, на кушетке, она была достаточно твердой.
Ветер ломился в стекла, и они трещали. Краешком сознания я следил за ними - ждал, вот сейчас треснут у упадут с коротким звяком...
Петька вдохнул. Сердце застукало снова. Я не мог отойти от кушетки, ослабел, - присел тут же, держа руку на Петькиной руке, на его пульсе.
И привиделся мне вдруг весь мир в непонятном обличье. Две ночи бессонных да волнение сказались.
Я увидел Петьку, своего пациепта, словно бы не человеком, - словно бы клубком сложно перевитых нитей. Множество нитей подбегало к этому «клубку», множество нитей от него отбегало. Общие очертания Петькиного тела «клубок» сохранял. Именно это почему-то убедило меня в реальности картины, - в том, что я не сошел с ума...
Я сам тоже был в виде «клубка». И стены вокруг нас были переплетением нитей - правда, сравнительно несложным.
Больше всего нитей выходило из головного конца Петьки - «клубка». Словно густо сотканная «воронка» стояла над Петькиной головой.
У всех «нитей» были нечеткие расплывчатые контуры. Словно из дыма состояли нити, из полупрозрачного дыма. Внутри нитей, в непонятном для меня ритме, вспыхивали крохотные лучики света. Словно работали тысячи маленьких лазеров. Один лазер посылал импульс. Другой -передавал дальше...
Особенно много вспышек было внутри «воронки», идущей от Петькиной головы куда-то вверх - сквозь крышу, сквозь потолок...
В первый миг я воспринял видение странного мира, как предвестие Петькиной смерти. Я упал на колени возле кушетки и взмолился, всей сутью своей потрясенной попросил:
- Не умирай, Петька! Не умирай!..
И увидел, как от моих «нитей», от моей неразомкнутой руки брызнули туда, в Петькины «нити», лучики, - словно стая солнечных зайчиков...
Потом видение исчезло. Все предстало в обычном естестве. Вот Петька на кушетке. Вот я на коленях. И лицо мое залито не то потом, не то слезами...
Петька не умер. Но никогда больше со мной не повторялось такого. Я работал - заведовал отделением в больнице, преподавал в медицинском институте. И думал, думал над тем, что же я такое увидел. Кажется мне, что я понял... Но это предмет отдельного разговора...

О смерти

Тацит: «Великие души не распадаются вместе с телами».
Мильтон: «Всяческая плоть по мере сил способна духом стать».
Я видел смерть. Она существует. Я пытался мысленно обойти ее, представить лазейки из тупика...
Оглядываясь, вспоминаю общее для всех смертей ощущение. Пустая оболочка, покинутый кокон...
Снова и снова приходит на ум тот мир, состоящий из «нитей». Тот, что однажды привиделся у постели больного мальчика.
Что если земная жизнь человека - бытие червячка, куколки? Что если отмирание тела означает рождение человека -в его настоящей ипостаси? Что если не душа отделяется после смерти, а рождается истинная -духовная - сущность?..
Вот появляется младенец, растет, усложняется, делается взрослым, старым. И все это время он перерабатывает информацию. Информация же - квант за квантом - формирует Духовную сущность.
Если проживает человек по-звериному, тогда сущность может не появиться. Человек застывает на стадии куколки.
Мысли о Духовной сущности - главное оружие против смерти. Но какие пути еще возможны?..
Сохранить свое имя в добрых делах? Сберечь его в сердцах и умах людских?
Надеяться, что когда-то человечество станет всемогущим? И восстановит из праха земного всех ранее живших?
Законсервировать себя в жидком азоте? Ждать, когда смогут, не усыпляя, понижать температуру человека до тридцати трех градусов по Цельсию, чтобы он жил семьсот лет?..
Моя другая заветная мысль - опубликовать что-то гле-то. Любую заметку в любой газете. А еще лучше - свою книгу.
Ибо написанное - результат деятельности именно твоего мозга, именно так организованного. Написанное - закодированный сигнал о твоем устройстве, посланный в будущее. Восприняв такой сигнал, потомки смогут по нему воссоздать транслятор, его пославший, - то есть, твой мозг. То, как ты пишешь, показывает то, как ты мыслишь.
А то, как ты мыслишь, показывает, как сложена твоя мыслящая субстанция.
Чтобы воссоздать твой мозг, достаточно будет твоей газетной заметки. А уж если книгу выпустишь...
Вот эта надежда... И на Духовную сущность... Кажется мне, что смерть не так уж и страшна...

Вечер

Я поставил машину на берегу, ненавидя ее и себя. Отошел подальше, присел на траву.
Заходящее солнце лежало на вершинах деревьев. Лесное озеро готовилось уснуть. Чуть шевельнулся ветерок - там, наверху. Чуть плеснула волна. И снова разгладилась вода, натянулась как шелковое покрывало. И не столько отражала, сколько отталкивала быстро густеющую синеву вечернего неба...
Проклятая железная тележка. Даже сюда доносится ее зловонное дыхание. Врывается - грубо и самодовольно - в тончайшие переливы травяных ароматов. Старается перебить свежее дыхание озера...
Когда-то я мечтал - ах, как я мечтал! - иметь машину. А теперь ненавижу! За то, что она внедрилась в меня, срослась со мной. За то, что я у нее на побегушках.
Я весь пропитан ее тлетворным духом. Меня окружают облако такой же неживой мерзости. Надо смыть с себя мешинное, городское. Тогда я стану своим здесь. Хотя бы ненадолго...
Я разделся, развесил на ветвях шерстяной спортивный костюм. Попробовал ногой воду. Она дрогнула как живая кожа.
Дыханье замерло, когда она обняла меня. Постоял, привыкая. И поплыл как дряхлая неторопливая лягушка.
Возраст, возраст... Все время надо помнить о нем. Раскланиваться с ним, расшаркиваться. Угождать, не перечить.
Нелепица какая-то. Наверное, любой, как я, внутри себя молод. Наверное, любому, как мне, странна карнавальная мелодрама стареющей плоти.
Я доплыл до середины озера. Между деревьями висела темнота.
Деревья как бы растворялись, расплывались в ней.
Тишина была физически ощутима. Хотелось ее потрогать. Плеск обтекавшей меня воды был отдельным от тишины...
Я перевернулся на спину. И увидел шар.
Слева висело усталое солнце. Справа чуть приподнялся над елями щербатый бледный месяц. А надо мной - совсем невысоко - врос в небо лимонно-желтый мыльный пузырь.
Когда я входил в воду, его не было. Красноватые прожилки вились на его боках, ветвились, пересекались. Будто узоры сложного орнамента, будто знаки неведомой азбуки.
Показалось: я уже видел такие узоры, такие знаки. Но где? Когда?..
Что-то внутри шара беззвучно вспыхнуло, полыхнуло ярко-оранжевым. Я прикрыл глаза. И увидел - сквозь бахрому ресниц - как шар вырастает, снижается.
Тут ногу свела судорога, - правая голень резко и болезненно затвердела. Я рванулся, - испугался неожиданно и панически. Не умирать я сюда приехал, - нет, - ожить, очиститься.
Левая нога замолотила беспорядочно и жалко. Руки одеревенели, стали кисельно-беспомощными.
Я закричал, и вода полилась в открытый рот, снимая мой крик, заталкивая назад.
«Попал под шаровую молнию и утонул от страха!» - мелькнула в голове самоэпитафия.
Я глядел на шар сквозь зыбкую стеклянистую пленку. Глядел, погружаясь в глубину.
И вдруг увидел, что свет от шара, - тот оранжевый, полыхнувший изнутри, - как бы стек в виде большой капли. Капля растянулась, превратилась в мешок. И я очутился внутри этого мешка.
Тут же мир изменился, и забылось, что я тону. Потому что все стало мучительно знакомо, и я ахнул, узнавая.
Бесчисленные нити волнисто извивались, обменивались лучиками света. Там, где они, сплетаясь, вставали вертикальными столбами, угадывалось начало леса...
Я понимал мир, понимал жизнь. Я чувствовал, что знаю все-все-все. Что я раньше знал... Я вспомнил...
Но видение было мимолетным. Налетело, и нет его. И нет моего всеведения. И снова увидел воду. Она походила на прозрачный, медленно клубящийся дым.
Зрение стало круговым. И впереди, и с боков, и за спиной оно различало одинаково явственно.
Я увидел, что озеро наполнено людьми и зверями. Вернее, тенями людей и зверей.
Вереницы лосей и волков проплывали поверху. Просверкивали стаи призрачных рыб. Медведь стоял на мелководье и всматривался в глубину.
Ныряли люди с вытаращенными глазами. Ребятишки гонялись друг за другом. Девушка и парень прижимали, плывя, губы к губам...
Вода помнила обо всех, кто приходил к ней, кого она ласкала и нежила. Я был внутри ее памяти, я знал, что всегда в ней пребуду...
И вдруг судорога прошла. Клещи, что вцепились в правую ногу, расслабились. Я вынырнул, сделал несколько гребков. Потом пополз на четвереньках. И, высунув голову на берег, улегся, глядя на неподвижный шар надо мной...
Что-то шевельнулось внутри. Словно было так уже однажды. Я и шар. Словно я слышал тогда что-то...
Лежал и дышал, дышал, дышал. Чистым был. Своим среди вечерней свежести...
Что же ты такое, жизнь моя? Каков ты, как ты устроен, мой мир? Как тебя сохранить?..

Берег

Я умер. Земля исчезла. Все стало неузнаваемым, распалось на бесчисленные нити, явилось впервые в зримой структурности.
И я скольжу вдоль них, словно прядка волос или пучок травы, как дуновение ветра, влитое в клочок тумана.
Множество дымчатых волокон, соединенных быстрыми лучиками света, - вот чем я стал. Такова моя нетленная сущность.
Куда я тороплюсь? Что меня гонит? Какая энергия? Чья воля?.. Я не вижу в привычном понимании - у меня больше нет глаз. Но я чувствую, вспоминаю этот мир. Я - его частица, я повторяю его целостность.
Эти нити, вдоль которых я стремлюсь. В них пульсация, сила, в них другая скорость, иные вселенные. В них то, что осталось позади. И Земля...
Нити меня отталкивают. Беззлобно и упорно гонят. Не здесь, не здесь твое место. Дальше, дальше. Торопись...
И я спешу. Словно бы задыхаюсь. Частят лучистые вспышки внутри моих волоконец.
Путаница мироздания проста и естественна. Остановиться бы, погрузиться в нее, слиться с ней...
Мне кажется, потеплело. Я перескакиваю, мечусь. Меня что-то тянет. Все явственней теплота...
Вхожу в одну нить - словно кто-то зовет меня. Растворяюсь в ровном свете спокойного солнца. Падаю на безжизненный каменистый шар - пустую медленную планету.
И вижу себя - маленького, земного - на коленях у мамы. Словно морские волны,... наплывают на этот мир картины моей прошедшей жизни.
Вот я грудной младенец... Вот малыш - выбежал в сад... Вот врач у постели больного... Вот старик - у лесного озера...
Я замираю, напрягаюсь. Мне очень трудно быть неподвижным. Я вглядываюсь в жизнь, которая была, которую я догнал.
И вдруг я понимаю, что надо делать. И распадаюсь на волоконца. И все вокруг звенит - от боли или от восторга.
Дождь, которым недавно был я, вливается в летящие картины моей жизни, наполняет их воздухом и звуком.
Улыбается грудничок... Смотрит в грозовое небо малыш... Врач мучается, желая помочь пациенту... Старик плывет по закатной воде...
Планета вздрагивает - дождалась. Планета впитывает, впечатывает в себя встреченное - миг за мигом, слой за слоем.
Я погружаюсь в дружелюбные глубины. Или поднимаюсь из них - к солнцу, маминой доброте, новому бытию?..
Хочу остановиться - и не могу. Мой мир огромный и непостоянный. В нем все время что-то происходит. И я должен меняться, непрерывно меняться, чтобы не отстать от своего мира...