Степан Малахов (17 лет)

ТОРГАШ И БАНДИТ
(из цикла «Школьные рассказы»)

Сразу после уроков Витька мчался домой, не задерживаясь в школе ни на миг. Дома наскоро что-нибудь в себя впихивал: холодные макароны с колбасой или там картошку с котлетиной. Затем хватал заветную сумку и, пробормотав молитву, - «Господи, помоги! Господи, благослови! Господи, спаси и помилуй!» - выскакивал на улицу.
Работал он в трех трамвайных остановках от школы. Перекособоченный деревянный ящик, вросший в землю напротив старого тополя, был его прилавком. За этот ящик он воевал. Одноглазая бабка, которую все звали Циклопом, хотела Витьку согнать. Однажды взяла и заняла по нахалке Витькину территорию.
Витька поначалу опешил. Вот он, тополь... Вот он, ящик на земле у самой кромки асфальта... И вот она, одноглазая ведьма... Ведьма, которая на Витькином ящике разложила свой барахляный товар: катушки ниток и мотки шерстяной пряжи...
Свой страх Витька подавил быстро. В бизнесе нельзя показывать, что боишься, - это Витька усвоил накрепко. В бизнесе нельзя быть добрым и доверчивым.
Страх, доброта, доверчивость - все это слабость. Вернее, слабачество. Чуть заподозрят в этом, сожрут. Не оставят и косточки...
Бабка Циклоп сидела на раздвижном парусиновом стульчике и сверлила Витьку единственным своим злобным глазом.
Витька подошел твердо (хотя ноги были ватными) и твердым жестом смел со своего ящика бабкины нитки.
- Ах ты паразит! - заверещала бабка. - Да чтоб у тебя руки отсохли! Да я те щас все ухи оборву!..
- Заткнись, курва! - тихо сказал Витька, глядя прямо в бабкин глаз и чувствуя внезапную и непонятную усталость. - Отвали с моего места! И чтоб никогда!.. Ни ногой!.
- Ты че, его купил, место это? - вызверилась бабка.
- Цыц! - гаркнул дядя Вася, мордатый амбал с синим отечным лицом. Он торговал старыми инструментами, тронутыми ржавчиной, и у него был свой самодельный столик, что было признаком «приподнятости».
Дядю Васю слушались. И бабка, и Витька уставились на него выжидательно: на кого это он гаркнул?.. Чью сторону взял?..
- Ты, старая дура, не лезла бы на чужую территорию! - сказал дядя Вася. - А полезешь, так я тебе хлебало начищу! Поняла?..
Витька вздохнул облегченно. Дядя Вася взял его сторону. Это было приятно. Витька почувствовал, что он тут - свой. Свой среди своих.
Бабка Циклоп после вмешательства «авторитета» сразу сникла.
Подобрала с земли свои вещички, сброшенные Витькой, и куда-то слиняла...
Витька улыбнулся дяде Васе, поставил свою сумку возле ящика, расстегнул молнию и первым делом достал парусиновый стульчик, - такой же, какой был у бабки. Затем вынул две чистые, аккуратно сложенные газеты. Неторопливо их развернул. Руки подрагивали, но Витька надеялся, что со стороны это не заметно.
Газеты он постелил на ящик. На газетах разложил товар: перевязанные бечевкой пачки хлопчатобумажных носков и трусов.
Товар был чистый и ходовой. Витька брал его на фабрике, которая носки и трусы производила.
Там, на фабрике, работала тетя Варя, которая была маминой подругой. С тех пор, как мама умерла, - а это случилось почти два года назад, тетя Варя взяла шефство над Витькой и Машкой.
Машке, Витькиной сестре, было двенадцать, но была она маленькой, как мышонок, и по виду едва тянула лет на девять.
Витька в свои пятнадцать тоже был худ и низкоросл. Но он был мужчиной и должен был сестрой руководить, потому что больше было некому.
Тетя Варя теперь, после маминой смерти, была единственным на свете человеком, которому было до них дело. Но у тети Вари была своя семья: тихий муж-пьяница и два сына, которые периодически - то поочередно, то оба сразу - садились в тюрьму. У них, у ее сыновей, были неукротимые характеры, с которыми совладать не мог никто: ни сами владельцы этих характеров, ни милиция...
Тетя Варя была на своей фабрике ветераном и председателем профкома. Она устроила для Витьки договор, в котором он, Витька, значился «распространителем продукции». Этот договор помогал Витьке - спасал от некоторых ментов. Правда, не ото всех. Бывали такие злобные, которые требовали от Витьки еще каких-то бумаг, которых у Витьки не было. Пару раз Витьку даже доставили в отделение, но начальник, посмотрев на него, сморщился, будто кислого поел, и отпустил «торгаша»...
Машка была в пятом, Витька - в восьмом. Витька любил сестрицу безумно и старался изо всех своих сил этого не показывать. Был с нею строг и даже груб.
Требовал беспрекословного подчинения.
Машка, умница, видимо, чувствовала истину, потому что на братцеву строгость не обижалась и подчинялась Витьке старательно, быстро и, вроде бы, даже с удовольствием.
Отторговав, Витька пересчитывал выручку и откладывал половину -таким образом накапливалась сумма, которую он раз в месяц должен был отдавать тете Варе (то есть, фабрике) за реализованный товар.
Вторая половина была «своя». Витька делил ее еще раз. Четвертушка -на питание, четвертушка - на покупки. Таков окончательный итог дележа...
После торговли Витька - прямо с остатками товара - заходил в «пятерочку», сдавал сумку, совал номерок в карман и долго придирчиво выбирал, чего бы взять повкуснее и подешевле. Насчет «повкуснее» Машка - большая привереда.
- А печенье у нас есть? - всегда спрашивает после еды, с улыбочкой, в которой Витьке видится ехидство. - А сырочки?.. А сгущеночка?..
Что-то она уж больно стала задаваться в последние месяц-два. Что-то стала утаивать про свою жизнь, хотя раньше от Витьки никаких секретов не имела. А когда Витька пытается выспрашивать, она гордо вздергивает носик и отчеканивает:
- Ты не понимаешь! У женщин свои секреты!..
И Витька чувствует, что, с одной стороны, у женщин сегодня, вроде бы, не может быть никаких секретов. Не зря же реклама по телевизору уши прожужжала насчет всяких там прокладок.
Но, с другой стороны, Витька чувствует, что действительно не понимает. Что, действительно, сестра - существо другой породы. И удивляется тому, что раньше этого не замечал...
Все бы у него, в общем-то, было хорошо (если в принципе может быть хорошо после маминой смерти).
Если бы... Если бы не школа...
Школа Витьку раздражает чем дальше, тем больше. Все одноклассники кажутся куклами, играющими фальшивые роли.
Один хвалится папиными машинами. На их семью из четырех человек имеется три машины. Никаких других разговоров нет, кроме как о сравнительных достоинствах этих «тачек».
Другой говорит только о «бабах», но говорит так грязно, что Витька с удовольствием набил бы ему морду, если бы мог. Но рядом с этим ходячим мясом Витька что спичинка.
- Дурак ты, Федя! - говорит Витька. И сам чувствует, что слова его неубедительны...
У третьего все помыслы - только о жратве. Он худой и бледный. И одет в аккуратно заштопанные джинсы и свитер. Он рассказывает, что на помойках сейчас можно найти очень вкусные яства, и Витьку мутит от этих его «помоечных» рассказов...
Четвертый мечтает о спортивных победах. Он где-то там чем-то там занимается. И даже имеет какой-то там разряд. Послушаешь, как он взахлеб повествует о призовых фондах всяких там соревнований, и взвыть хочется от тоски...
А вот пятый...
Пятый - это Витькина проблема...
Его зовут Славик. И такое добродушное имя досталось ему явно по ошибке.
Славик - бандит. Он бредит «Бригадой» и «Бумером». Он говорит на блатном жаргоне (по фене ботает). У него бритая шишкастая голова. И тяжелый взгляд «быка», не знающего запретов и ограничений.
Он уже два раза подваливал к Витьке и гнусаво выговаривал нараспев:
- Слышь, пацан! Ты торгаш, а я - бандит! Мы - концы одной палки! Понял, в натуре?..
- Пошел ты! - огрызался Витька.
И Славка уходил, озадаченный: как, мол, такая мошка смеет перечить...
На третий раз отлаяться не удалось. Поймал Славка после школы тщедушного торгаша.
- Ну че, стрелку забьем? - спросил угрожающе. - Перетрем наши проблемки?..
И ударил своим железным кулачищем, не дожидаясь ответа. И полетел Витька, словно листик по ветру. И первым делом подумал, упав, что стирать куртку придется долго, и до утра она высохнуть не успеет...
- Будешь мне платить? - спросил Славка глумливо.
- Не буду! - сказал Витька, поднимаясь.
- Будешь! - утвердил Славка и снова ударил.
- Не буду! - снова сказал Витька, снова поднимаясь.
Дальше было долго и больно... Славка ударял. Витька падал и поднимался.
Славка бил...
Витька принимал удары...
Вся спина у Витьки стала одним сплошным синяком. Лежать было так хорошо. Вставать так не хотелось....
Но что-то (упрямство, что ли?) снова и снова заставляло Витьку вставать, корчась, плача и ненавидя «быка»...
- Убьет?.. - проползала мыслишка.
- Ну и пусть!.. - проползала другая ей вслед...
Славка молотил, как машина. Устали он не знал, как машине и полагается.
И не было-то никого на школьном дворе, как назло. Ни школьников, ни учителей.
Не на кого было надеяться. Только на себя самого...
Впрочем, Витька об этом не думал. Он не думал вообще ни о чем. Он просто вставал... Он просто ждал очередного удара...
И, падая, ожидал тех нескольких мгновений, когда можно будет не шевелиться...
- Ты че, озверел?.. - вдруг спросил Славка.
Витька на него поглядел и увидел в его глазах что-то, похожее на страх.
И тут Витька понял... Да, вдруг Витька понял, что победитель-то - он, а не Славка... Он, щуплый Витька, - победитель!..
Витька понял это и засмеялся, лежа на земле, извиваясь, как червяк, от боли...
- Пошел ты!.. - сказал вдруг Славка с усталостью и каким-то отчаянием.
Потом он плюнул себе под ноги...
И... протянул Витьке руку...
И Витька, плачущий и хохочущий, принял его руку и, вздернутый на ноги, стоял и, словно со стороны, наблюдал, как Славка его отряхивает, -сбивает пыль своей железной дланью с Витькиной куртки и джинсов...
И когда Славка закончил и, снова плюнув себе под ноги, собрался уходить, Витька дрожащими от слабости руками вытащил из внутреннего кармана куртки сторублевку и протянул...
И Славка, опешив, глядел то на бумажку, то на Витьку. А потом осторожно, двумя пальцами взял купюру, засунул куда-то и сказал:
- Ну, ты и упертый!.. Иди ко мне в бригаду!.. Возьму!..
Продолжение было таким. Какой-то дури Славка приобрел на Вить-кину сотню. И то ли кольнулся этой дурью. То ли сожрал ее.
А потом, известное дело, захотелось еще.
Попробовал Славка отнимать деньги у малышей. Но малыши были боевые. Они сколотились в стайку, - хрен чего у них отнимешь!..
Тогда Славка взял какую-то кичку на гоп-стоп. То есть, женщину ограбил. Сумочку у нее отнял.
А та женщина возьми да и стукани ментам.
А менты тоже дело знают, когда это им надо. И хвать-похвать Славика на следующем эпизоде...
И сидит сейчас Славик на шконке. То есть, на нарах. И носят ему передачи безутешные родители в четвертый следственный изолятор...
А что, бандиту и полагается сидеть! Профессия обязывает...
Что же касается Витьки, он передач не носит. Но вспоминает Славку часто. И чувствует себя виноватым. Ведь это он погубил Славку. Погубил несмышленыша глупого. Беззащитного, как новорожденный младенец