ОПЫТ О СТИХОТВОРСТВЕ

О вы, чей пылкий дух и несозрелы лета
Завистным именем пленяются поэта,
Которых к музам страсть есть страсть души моей, —
Позвольте, юноши, мне вам гласить о ней.
Как сыплет тучная земля произрастенья,
Горящая душа желает упражненья.
Коль тайным к пению влияньем побужден,
Пой смело: Аполлон не будет раздражен.
Но к испытанию возьми ты прежде время,
Какое рамена снести возмогут бремя:
Природою к тому поставлен всем предел,
И Гений в каждого свой выбор впечатлел.
Воспомните сих двух прославившихся россов:
Военною трубой Петра пел Ломоносов,
Златою лирою героев воспевал;
А Сумароков стон с Ильменой издавал,
Рассказывал лесам Тирсиса нежну пеню,
Беседовал с зверьми, подобно Лафонтеню.
Один красавицы умеет слух пленить,
Другой сердца мужей ко брани вспламенить.
Каких красот искать и убегать пороков,
Вам скажет Буало, Гораций, Сумароков.
Вникайте, тщательно учась в писаньях их,
Как можно образцов достигнуть вам своих.

Любите здравый смысл; пленяйтесь простотою,
Она должна стихов быть ваших красотою.
Бегите ложного искусства и ума:
Природа красоты исполнена сама.
Вкус должен избирать, но всё отверстно дару:
Он может по всему парить свободно шару,
Промчаться видимой вселенныя за край,
Низринуться во ад и вознестися в рай.
Любимец чистых муз всё вымыслить свободен,
Однако вымысл сей быть должен с правдой сходен,
И в своенравиях мгновенныя мечты
Явите истины великия черты.
Предметом полн своим будь прежде начинанья,
Обмысли всё и жди мгновения влиянья,
Потом стремлению предайся своему:
Священный пламень то, — не дай простыть ему.

С восторгом ощущай, но мысли беспристрастно;
Что явственно поймешь, то выразится ясно.
Умей располагать и бойся долготы:
Бывают иногда пороком красоты.
Ты помни цель свою, умей без сожаленья
Честолюбивые отбросить украшенья.
Излишества отнюдь красы не придают,
Слог здравый никогда ни пышен, ни надут.
Так корень дерева садовник орошает,
Вершину листвия роскошного лишает.
Всему свою чреду и чин определи,
Из всех частей одно составь и не дели.

Не только правилен и нравиться удобен, —
Слог должен быть реке прозрачнейшей подобен:
Стремителен, но чист и без разливу полн,
Носящий вид небес среди спокойных волн.
Будь ясен сверх всего. Беги туманов ночи,
Да мысль разит умы, как солнце наши очи.
Будь точен и радей с порядком размышлять.
Не должно праздных слов без мысли поставлять:
Пускай последует за мыслью выраженье
И с вещью сходствует ее изображенье.
Тщись в сердце проникать, чтоб нравиться уму,
И прежде пристрастись к предмету своему,
Будь полн приличности, разителен и внятен,
Без пышности высок и без прикрас приятен.

Страстей постигнуть глас и слогу душу дать,
Сердечны таинства старайся угадать.
Движенье — жизнь души, движенье — жизнь и слога,
И страсти к сердцу суть вернейшая дорога.
О, сколько счастлив тот трудом своим творец,
Который чувствовал и мыслил как мудрец,
Которого восторг, стихов его содетель,
Умел прелестною представить добродетель,
Воспламенял огонь, которым он пылал,
Заставил слезы лить, которы проливал.

Со всею красотой и силой размышленья
Брегитесь нанести вы слуху оскорбленья:
Противу силы их не принуждайте слов
Всходить неволею в сложение стихов.
Бегите жесткого стечения согласных
И мере нужных слов, для разуму напрасных;
И рифмы тщитеся упрямство победить:
За смыслом, как рабе, ей надобно ходить.
Кто укротил ее, того сама собою
С неожидаемой сретает красотою.
Но более всего, имея нежный слух,
Согласья прелестью чтецов пленяйте дух.
Прекрасный наш язык приял в свое участье
Италианского не мягкость, но согласье:
Он с Ломоносовым гремел и утихал,
Как в буре по валам понт пену расстилал.

Законы, языку природой сообщенны,
И в исступлениях да будут вам священны:
Невежества нельзя в писателе простить
И прежде, чем писать, умейте говорить.
Но хладен весь восторг и без души слова,
Коль в них не узнаю подобья естества.
В витийствах силы нет, пускай лишь сердце пишет:
Что пел Анакреон, теперь любовью дышит.
Не возглашением льзя чувствия вселить —
Молчанье иногда заставит слезы лить.
Свершившего удар, зри Оросмана сира,
Один в устах его твердится вопль: «Заира!»
Меропа в чувстве зол не внемлет ничего:
«Нарбас нейдет! узрю ль я сына своего?»

Затем, любимцы муз, в нежнейши ваши годы
Внимайте каждому движению природы,
Учитесь действиев сношенья обымать:
Премудрости она и стихотворства мать.
Любитель мудрости причины испытует —
Поэт, природу зря, ее живописует.
Толкует философ создание земли:
То ветры вещества горячие зажгли.
Но Этну зрит поэт горящу, воспаленну,
И тучу с пламенем и дымом устремленну.
Волнуется земля, мрачится солнца свет
И с треском рушится в рассеяньи комет.
Вдруг пламенный металл рекой течет в пучину
И мира, кажется, предшествует кончину.

Картезием страстей источник нам открыт,
И нравов начертал науку Стагирит,
Но Федру сотворил Расин виновну, томну,
Достойну жалости, хотя и вероломну.
Но зря в сердцах Мольер глазами мудреца,
Представил списки нам живее образца.

Великих сих творцов любите дарованья,
Они природы вам дадут истолкованья.
Их дар и чистый вкус, твердяся всякий час,
К соревнованью им приуготовят вас.
Достигли письмена изящества толика
В столетьях Августа, и Льва, и Лудовика,
Что сделались они потомству образцом
И должен ведать их, кто хочет быть творцом.
Красой напоено да будет выраженье,
И всюду видится поэта вображенье.
В повествованиях будь краток с простотой,
Во описаниях сияющ красотой.
Восторжен, коль поешь ты муз небесных в хоре,
И более всего естествен в разговоре.

Две разные страны вмещает Геликон:
В одной Гомеров зрим, в другой Софоклов трон.
Внушаем музою, Гомер пел славну Трою,
Богов и смертных труд эпической трубою.
В Софокловых стихах вздыхает Филоктет
И возвещает гром: «Эдипа боле нет!»

Брегитесь рано в путь пуститься эпопеи:
То верх поэзии. Ахиллы там, Енеи
С богами равное бессмертие делят
И, грозны ужасом, сражения кипят;
В чудесном образе является природа;
Там весит сам Зевес судьбины смертных рода
И души странствуют, забвение пия,
Которы свет потом увидят жития.
Трубою мог звучать великий Ломоносов
И тот, что проводил в Чесмесски волны россов.
Не празден дух его, и со Вергильем Тасс
Увидят своего соперника у нас.

В легчайших опытах себя вы испытайте:
Пастушке из цветов венок вы соплетайте
Или в элегии любви гласите власть —
Так сверстник ваш Тибулл свою прославил страсть;
Или с Горацием увенчевайте вина
Дышащей розою и белизною крина
И с ним же, отложив любовны суеты,
В посланьях мудрости рассыпьте нам цветы.

Но к драматической стремитеся ли сцене?
Имейте чувствия, угодны Мельпомене,
Иль дар веселости, чем Талия смешит.
Особенный ваш нрав пусть выбор сей решит.
Немного таковых любимцев щедра неба,
Которым все равно дары отверсты Феба.
Фонвизин вводит ряд комических личин,
С Дидоной слезы льет вздыхающий Княжнин.

В комедии хотим мы света зреть картину,
Черты, пристойные и возрасту, и чину,
Движенье общества, злоречья, суеты
И самолюбия изменчивы мечты.

Но трагик, общих сцен пренебрегая малость,
Со мрачным ужасом соединяет жалость:
Ореста посреди являет евменид
Иль Филоктетов стон и скорбен бледный вид.

Да будут твоего вниманья целью строга
Единства времени, и места, и предлога.
Лиясь по степеням смятение в сердца,
Пусть держит зрителя в незнанье до конца
И, рушив катастроф всех силой соплетенье,
Великой истины оставит впечатленье.

В театре страшное судилище творцов.
Как лестно получить плесканья знатоков,
Так грозно множества подвергнуться роптанью
И целью сделаться его негодованью.
Заблаговременно имейте вы друзей,
Которы б строгостью спасали вас своей
И слабые места бесщадно порицали,
Которы вы в свою защиту восприяли.
Так строгий Буало, полн древности начал,
Трудняе сочинять Расина научал.

Счастливы ваши дни, коль Гением внушенны
Иль созерцанию природы приглашенны,
Останетесь всегда любителями муз.
Предрассуждения свободны тяжких уз
И вещи малые оставив их волненью,
С собой жить будете другому поколенью,
И слава, распростря о вас свои уста,
Бессмертных посреди назначит вам места.

1775, 1780