Андрей Судаков (18 лет)

ЧЕРНИКА
(фантастический рассказ)

Что это значит - быть человеком? Плодиться? В поте лица зарабатывать хлеб свой?
А если я не хочу?..
Кавин лежал на спине, смотрел в небо.
Хитрая придумка. Бездонно, по видимости. Очень красиво. Вселяет уверенность в могущество Создателя.
Недавно Кавина не было. Недавно не было ни-че-го.
Ни этой пещеры, похожей на прыщик. Ни тутового деревья вокруг. Ни длинного поля, на котором сейчас его родные: отец, мать и брат с сестрой.
Как представить Ничто?
Кавин закрыл глаза. Солнце тотчас же набросило на лицо светлую сеточку с черными прожилками. Под сеточкой - внутри головы - быстро вспыхивали темнорадужные точки.
Нет, не вообразить! Маленький жалкий умишко! Вот тебе!
Кавин стукнул себя кулаком по голове.
Не хочу жить по приказу! Уйду! Сам найду себе место в мире! Сам себе найду занятие!
Решено!..
Он сел, подобрав под себя ноги. Но вскочить не успел.
Его потревожили.
Сияющий человек возник в воздухе и повис, невесомый, непрозрачный. Чуть заметный ветерок обдувал его, и висящий после каждого легкого вздоха покрывался мелкой рябью.
Он, висящий, был послушен движению воздуха.
Кавину было неприятно это. Лучше бы не видеть!
- Кавин! Я пришел! - сказал сияющий человек. - Ты мне нужен!
- Я не звал тебя! - ответил Кавин.
- Чего ты хочешь больше всего? - спросил сияющий человек.
- Вернуться в Рай! - ответил Кавин.
- Вернуть? Одного тебя? А как же остальные? - Сияющий человек был непривычно задумчив, нерешителен.
Кавин вскочил на ноги. Он дрожал. Он чувствовал, что сейчас -почему-то - можно надеяться.
- Сделаем так! - сказал сияющий человек. - Я покажу тебе Рай! Ты увидишь столько, сколько сможешь увидеть!
- Но... - заикнулся Кавин.
- Потом поговорим! - прервал его голос, ставший властным.
Уже не Земля была вокруг. Вернее, не только Земля. Кавин испытал восторг молниеносного перемещения. В странном пространстве он оказался. Даже и не пространством это было, - то есть, не простой протяженностью вокруг Кавина, - пронизывая его, но с ним не соприкасаясь, -находилось нечто живое. Кавин чувствовал выжидательную напряженность этого Нечто, направленную не на него и даже не на сияющего человека. Нет, направленную просто так, - во все стороны, которых тут было гораздо больше, чем четыре.
Поглядев на Землю, Кавин увидел не только ее, - планета внешне не изменилась. Кавин увидел сияющего человека. Вот про кого нельзя было сказать, что он остался прежним.
Да и человеком его называть было, конечно, нельзя. В том живом Нечто, в котором пребывало все тут, висела чудовищно разбухшая голова. Короткий отрезок шеи, видимый под головой, переходил в извилистое, пепельно-серое, вихревое содрогание, - оно тянулось за планету, изгибалось, как бы пряталось.
- Ну что, хорошо тебе тут? - спросила голова.
Кавин не ответил, занятый собой. С ним происходило что-то непонятное. Его взгляд стал острым и сильным и делался все острее и сильнее. Его взгляд словно прорывал окружающее и отшелушивал слой за слоем то, из чего окружающее состояло.
Первый слой отброшен, - и очертания тела почти исчезли, сделались стеклянисто-текучими, и звезды стали чуть поярче, и то живое, что было вокруг, словно бы придвинулось.
Второй слой отброшен, - и вместо тела остались только прогибы в окружающем Нечто. Стало страшно. Кавин заторопился.
Третий слой отброшен, - и новые видимости наметились, еле заметными движениями заполняя пустые прогибы.
Четвертый слой долой, - и словно бы млечные ручейки потекли, обрисовывая для Кавина очертания его самого, столь для себя дорогого.
Пятый слой долой, - и вовсе не млечными ручейки оказались, а лучиками «тихого света», приятного и никогда раньше не виданного.
Шестой слой прочь, - и новые просторы, глубины, вселенные обнаружились за лучиками, под ними. И в новые вселенные - то есть, в самого себя - можно было падать, нужно было падать, испытывая восторг, страх, самозабвение.
Седьмой слой прочь, - и вот она, остановка. Похоже, достигнут какой-то предел.
В новой явности не важно, каков он сам, Кавин. Он тут, он есть, но он «другой». Этого достаточно.
Он простирается за пределы своего «тела». Он себя отождествляет с тем, что вокруг. То, что вокруг, и он сам - одно и то же. Можно легко глянуть «снаружи» и сказать: то, что внутри человечьего контура, - маленькая частичка его самого, его настоящего, его сокровенного.
Но не самая маленькая частичка. «Сокровенность» его, Кавина, не за семью слоями прячется. Нет, она глубже. Значительно глубже.
Отсюда, где он был теперь, Кавин видел, что все состоит словно бы из «пыли». Хотя, пожалуй, пылью называть то, что он видел, нельзя. Красноватые точки, на которые распадалось все при внимательном взгляде, не были грязными.
Не могли таковыми быть. «Пыль», «грязь» остались в той плотской тяжелой ипостаси, которая отсюда невообразимо далеко.
Красноватые точки посверкивали. Но не обычным светом. И даже не тем «тихим светом», через который Кавин прошел и который ему так понравился.
Красноватые точки испускали иной - «третий» - свет. Или скорее можно сказать, они светились «живым» светом. Они были похожи на глаза, - множество сонно помаргивающих глаз.
Сколько же степеней живого было вокруг? Сколько градаций есть у Жизни?
Кавин помнил прежнее чувство себя самого, весомого и живого. Помнил, какой странной и живой показалась Вселенная, когда Бохх взял его с Земли. И вот теперь эти красноватые точки...
Кавин захотел поближе рассмотреть какую-нибудь из точек. По-земному говоря, захотел точку «потрогать».
И Солнце, и Луна, и Земля словно покрыты красноватой сыпью. Как бы заключены в коконы.
Может быть, и Земля, и Луна, и Солнце порождены точками? Благодаря точкам существуют?
Так что же такое эти самые «точки»?
Как только он захотел их исследовать, они придвинулись, - вроде бы, послушались его. Но чем ближе они придвигались, тем сильнее отталкивали Кавина.
Кавин напрягался, барахтался, злился. Точки приближались - ведь слушались же! - но невидимые струи какого-то противодействия - все более мощные струи! - отходили от них и не пускали, не пускали Кавина.
Вроде бы, что-то он сумел разглядеть. Потому что пространство менялось по мере приближения к точкам. Все размерности исчезали, теряли смысл. Исчезало само понятие движения, перемещения. Открывалось то, что, вроде бы, не могло открыться. Мир словно бы стремился вывернуться туда, в эту точку, обрушиться в нее. Или, наоборот, эта точка желала выпятить свою внутренность, пронизать ею Вселенную.
Порой между струями отталкивания возникали как бы «щели», как бы «заводи». Возникали на такой неуловимый миг, что взглянуть сквозь них туда, в таинственную красноту, нечего было и думать. Можно было лишь почувствовать, - всем своим нынешним естеством, - что там успевает проскользнуть. И Кавин это делал. Кавин делал это.
Одним словом он мог бы сказать, что ощущает какой-то аромат. Аромат радостный, освежающий, бодрящий.
Нет, это не было запахом, - запахом в земном понимании. Но другого обозначения - более подходящего - невозможно было подобрать.
Кавину казалось, что там - внутри точки - красноватый «третий» свет движется не прямо, а спирально. Световые спирали словно бы «переламываются» тут и там, сворачиваются в сложные округло-многоугольные фигуры. Фигуры накапливаются, пронизывают друг дружку, составляют единство, не поддающееся пониманию...
- Теперь поговорим! - сказал сияющий человек.
Он появился перед Кавином и заслонил все, что виделось.
- Не мешай! - закричал Кавин.
- Ты увидел Рай! Ты хочешь туда?
Кавин закрыл рот, разинутый для протеста, для гневного вопля. Задумался.
Там, где он был, конечно, интересно. Но уж очень странно. Непонятно. Не по-людски.
А здесь, на Земле, - такие просторы! Такие манящие дали!
- Велика ли Земля? - спросил Кавин.
- Очень велика! - был ответ.
- Красива ли?
- Очень красива!
- Тогда я останусь!
- Возле отца и матери?
- Нет!..
Они замолчали. Сияющий человек выглядел огорченным.
- Ты непослушен! - сказал он. - Ты нужен мне здесь!
- Оставь меня в покое! - попросил Кавин, - Я хочу уйти! Я уйду завтра!
- Если останешься, возвышу тебя! Будешь первым!
- Выше отца моего?
- Их не будет: ни Аттама, ни Эйвы! Ты станешь Отцом! Черника -Матерью!
- Чем же эти не угодили? Они так послушны!
- Ты не поймешь! Тебе не надо знать!..
Кавин снова задрожал. Он снова чувствовал, что сейчас возможно все. Сейчас можно торговаться. Можно ставить условия. Отказа не будет. Почему-то он нужен Бохху.
Ни отец Аттам, ни мать Эйва, ни брат Айвель, ни сестренка Черника не нужны. Только он, Кавин...
Тут послышались голоса. Семья, закончив сегодняшние работы на поле, возвращалась.
- Мы еще поговорим! - сказал сияющий человек, исчезая. Кавин пошел навстречу своим. Возле входа в пещеру остановился, поджидая.
- Ну как, ты не передумал, сын мой? - вопросил Аттам, заполняя собой пространство.
- Я уйду, отец! - ответил Кавин. - Уйду завтра утром!
Аттам помрачнел было. Обидчиво поджал свои пухлые губы. Но через миг лицо его расслабилось. Ему обижаться нельзя. И гневаться тоже. Он под надзором.
Позже, сидя в пещере у костра и ожидая, пока в глиняном котле забулькает похлебка из овощей и фруктов, Аттам привычно поглядывал на всех свысока.
И Кавина уже как бы не замечал. Взгдяды отцовы, конечно же, привлекал Айвель.
Золотистые волосы Айвеля так нежно ложатся на плечи. В его узких плечах и тонкой шее так много слабости. В синих безоблачных глазах так много доброты.
Его все любят. Эйва, если бы могла, всегда раздавала бы пищу ему первому.
Черника рада любому его слову, к ней обращенному...
Звонкий голос Айвеля словно парит на невидимых крыльях. Парит над прочими - повторяющими молитву - голосами...
Кавин шел широкими шагами, погружая подошвы в дорожную пыль. Воздух свободы пьянил его.
Он отправился в путь, когда все спали. Только Эйва поднялась в последний миг. Застала его.
Она шла рядом, босая, гибкая, черные волосы водопадом стекали по спине.
Кавин рассказывал ей о встрече с Боххом. И мстительная радость переполняла его. Рассказывая, он думал о том, что понял сокровенную тайну. Тайна эта: человек создан, чтобы предавать. Вот он, Кавин, предает отца и мать, уходя от них. Предает Бохха, напоследок раскрывая его посулы. Промолчи он, это было бы тоже предательством: еще раз предал бы мать и отца.
И Бохх, - вдруг поразила его мысль, - сам Бохх - тоже предатель. Он предал своих первенцев, Аттама с Эйвой, когда затеял с ним, Кавином, тот разговор.
Эйва слушала молча. Может быть, даже и не слушала. По крайней мере, не перебивала, не пыталась поучать.
Позже, когда он замолк, а она все так же шагала, будто ничего не слыша, - ее отрешенность вдруг стала ему неприятна.
- Что ты об этом думаешь? - спросил он громко и резко. Эйва глянула на него с укором.
- Ты заставил меня вспоминать! Я этого не люблю!
- Что это значит, - быть человеком? - спросил Кавин. - Хорошо ли было в Раю? Правдив ли Бохх?
- Бохх первый ушел из Рая! - сказала Эйва.
- Почему? - воскликнул Кавин удивленно и недоверчиво.
- В Раю невозможно властвовать. Рай уравновешен. В нем знания обо всем, что может свершиться. В каждой «красной точке» много идей, монад, отражений, информационных матриц, энергетических прототипов. Много уровней, мерностей, этажей. И на каждом этаже много вселенных.
- Откуда ты это знаешь?
- Поймешь попозже! - Эйва мотнула головой. - Постарайся запомнить!
Высший информоуровень и энергоуровень - Всемирное Информационное Поле (ВИП). ВИП можно еще назвать зеркалом для мироздания. -Тут Эйва даже ладошку подняла, будто посмотрелась в нее. - Или так: ВИП, как мягкая пелена, окутывает все, присутствует во всем. Основа ВИПа, суть его - тончайшая, чистейшая энергия. Такая, какая здесь, на Земле, неведома.
Но там, за ВИПом, что-то есть еще. Другой лик, другая сторона мироздания.
Та сторона сотрясает ВИП. И с него, как чешуйки, соскальзывают поля. Как пылинки, сыплются частицы. (Тут Кавин представил круги на воде и листья, падающие с деревья).
- Та сторона напирает на ВИП, - продолжала Эйва. - Тут и там проминает его. И в искривлениях ВИПа зарождается многомерность нашей стороны. В деформациях ВИПа шифруется мера нашей структурной сложности. А мера структурности - и есть мера информационной емкости...
- Ты не такая, как мы! - выпалил Кавин. Но Эйва продолжала, словно его не услышав:
- Так воздействует на ВИП другая сторона. Но и с нашей стороны также происходит активное воздействие. Поначалу, как бы на ВИПе, или от ВИПа, образуются миры более низких энергий. Затем они начинают обратное воздействие на ВИП. Их развитие вызывает вторичные деформации ВИПа. Вторичные деформации вызывают образование еще более «низких» энергетических миров. И так все дальше. Вплоть до миров материальных. Таких, как наш.
- Это очень сложно! - сказал Кавин.
- Я тебе еще не все открыла! - Эйва улыбнулась грустно. - Вторичная деформация ВИПа остается связанной со структурами, образование которых она вызвала. Любая деформация ВИПа отражает то, что привело к ее появлению. Отражение, созданное ВИПом, обретает некую самостоятельность - внутри того же ВИПа.
- Отражение - это что? - спросил Кавин.
- От ВИПа отделяются структуры, которые действуют. Их действия изменяют процессы и связи процессов в самом ВИПе. Локальная изме-ненность процессов и их связей - это и есть отражение. Или, например, модель. Ибо каждая структура, отделенная от ВИПа, отражаясь в нем, создает в нем свою модель...
- Мало я понимаю...
- Это еще не все! - Эйва была безжалостна. - Время внутри ВИПа и Время здесь на Земле - совершенно разные вещи. Модели, отражения внутри ВИПа развиваются. Они достраивают себя, реализуя все возможности, все вероятности своего бытия. Затем, исчерпав себя, отражения как бы замирают, как бы укрываются коконом. Все, что будет, что может быть с этажами, со вселенными, которые отразились в ВИПе, здесь, в модели, уже известно, уже произошло. Напряжение данного участка ВИПа уменьшается. Модель перестает быть активной.
- Но Рай!.. Но Бохх!..
- В ВИПе воплощены все вероятности. Одна из них - Боххи!
- Так он не один?
- Боххи - самотворящие сущности. Они возникли из чистейшей энергии ВИПа. Больше ни одна вселенная этим похвалиться не может.
- А какие вероятности в них воплощены?
- Во-первых, вероятность того, что часть ВИПа станет самосознающей.
Во-вторых, вероятность того, что в ВИПе самопроизвольно могут начаться нежелательные процессы.
- Не понял.
- Ну, если пойдет разрушение, распад. Если возникнут порочные круги. Нужен кто-то, кто бы за этим присматривал.
- Так Бохх был сторожем?
- Скажем по другому: хранителем.
- И что? Что-то неладно было?
- Да. При появлении Бохха в его локусе уже было ускорение. Локус шел в разгон.
- И что?
- Ну, Бохх спас локус. Удержал. Устранил опасность.
- И что?
- Ну, сам он при этом стал немного ненормальным.
- Откуда ты все это знаешь?
- Потом поймешь! Дальше не пойду! Буду ждать тебя дома!..
Вот так она ему не впрямую велела возвращаться. Потом она долго стояла, не двигаясь. Кавину казалось, что до самого вечера он различал женскую фигурку на багровеющем небесном крае.
Через день он увидел гору.
Вот она! Одинокая, как он, Кавин. Твердая. Сильная.
Вглядываясь в нее, Кавин постепенно постигал ее характер. Чем дольше шел, тем больше ему казалось, что характер горы похож на характер Бохха. Одиночество, твердость и силу он, Кавин, почувствовал сразу. Но вот белый дымок, видишь? На фоне облаков он заметен не сразу. Он говорит о том, что под тяжелыми боками спрятан огонь. Значит, возможны взрывы, потрясения. Значит, велика хитрость этой громадины. Ее хитрость равна ей самой...
Колючие кусты уродливо красивы. Шипы торчат беспорядочно. Обманчиво серые. Будто слажены из паутины. Царапины на ладонях и голенях в этом разубеждают.
Кожистые ярко-зеленые листья округлы и угольчаты. Они похожи на гирлянды отрезанных ушей, нанизанных на ветки.
Бохх, не твои ли расхожие материалы тут раскиданы?
Сами ветки, возможно, пригодятся кому-то на хвосты. А эти камни под ногами с их нежными синими жилками не подойдут ли для сотворения голов?
Ах как хочется кому-то поверить, не сомневаясь!
Эйва... Мать... Она знает многое... Она ближе других...
Не лучше ли жить, не думая, чем вечно и во всем видеть подвох?
Твари неразумные летают, ползают, бегают. Спокойнее ли им, чем ему?
Вот гад струится, прыская раздвоенным язычком. Узорчатый и почти неотличимый от камня. Его извивы непредсказуемы.
Вот птица бьет крылом по небесам и тучам. Небеса и тучи шарахаются от ее крыльев. То ли боятся, то ли презирают птицу.
Вот зверь смиренно щиплет скудную траву. У зверя большие влажные глаза и слюнявый рот. Если такого зверя съесть, он будет вкусным.
Только ли Бохху принадлежит этот мир? Зачем он повелел Жизни поддерживать себя: плодиться и размножаться? Что я, Кавин, могу изменить?.. Что от меня зависит?..
- Все! - шепнул слабый голос. Будто ветер дохнул в ухо.
- Что «все»? - не понял Кавин.
- Все зависит от тебя! - терпеливо повторил голос.
Он как будто бы говорил издалека, но в то же время звучал отчетливо.
- Кто ты? - спросил Кавин.
- Я покажусь тебе! - пообещал голос. - Ночью будет битва! Приду завтра!..
- Хочу зажечь этот куст! - Кавин указал пальцем. - Раз уж от меня все зависит!
- Протяни к нему руку! - скомандовал голос. - Ладонью вперед! Найди огонь в себе! Вот тебе жарко изнутри!.. Вот он тебя жжет!.. Вот ты велишь ему выйти!..
Из ладони Кавина и впрямь показался огненный червяк, не слишком-то яркий при дневном свете. Он замер. Подрожал. Затем размазался в воздухе от ладони до куста. Получилась светлая дорожка. Будто от Луны на воде. Затем огонь оторвался от ладони и собрался там, у куста.
- Ну! - подтолкнул голос.
- Гори! - приказал кусту Кавин.
Послушный огонь растекся по ветвям. Куст будто расцвел. Увесился желто-красными цветами.
- Верни огонь! - сказал голос. - Усыпи его в себе!
Кавин мысленно позвал, и цветение куста прекратилось, и огненный червяк вполз в его ладонь и затих, как велено, где-то внутри.
- Ты здесь? - позвал Кавин.
Ответа не было. Никаких звуков. Только ветер шершаво и робко полизывал затылок и уши.
Кавин подошел к тому кусту.
Ничего в нем не изменилось. Такие же округло-угольчатые листья. Такие же угрюмые синеватые шипы.
Дневной свет, словно издеваясь, облепил куст маслянисто-влажным блеском.
- Рассыпься! - приказал Кавин.
Куст не шелохнулся. Ветер замер и с интересом ожидал. Кавин вытянул обе руки ладонями вперед. Что там есть внутри? Гнев? Надежда? Сила? Все наружу! Все вон из меня!..
- Рассыпься! - закричал, срывая голос.
Результат превзошел ожидания. Что-то из Кавина вырвалось, и куст перестал быть.
Словно его распороли ножом вдоль каждой веточки, и обнаружилось, что он состоит из пыли.
Пыль стекла вниз, освободив в воздухе место, занимаемое кустом. Воздух шевельнулся и развеял самые невесомые останки.
- Иии! - завизжал Кавин совсем не по-человечьи.
Затем глянул вокруг с вызовом. Но ничто ему не грозило, и никто не покушался.
Желанная Гора надвинулась, почти нависала.
Он не только дойдет до нее. Он поднимется на вершину, и оттуда крикнет Бохху...
Ну, он еще придумает, что крикнуть!
Была вторая половина дня. Солнце куталось в легкую дымку. Колючие кусты сменились деревьем.
Кавину нравились напряженные цепкие стволы. В них угадывалось непокорство, словно земные жилы вдруг туго перевивались и, воздетые объединительным порывом, упирались в небо. И в них - под серой или черной, или коричневой кожей - тек фиолетовый огонь глубин. И ритмичные вздохи земли разноцветными облачками проплывали снизу вверх -до самых отдаленных кончиков самых тоненьких ветвей.
Кавину вдруг показалось... Или понялось... Подсказано было...
Показалось Кавину, что он может вобрать в себя силу этих перекрученных стволов. А также силу бездонного неба, клочковато испятнанного белизной. Силу ветра, не признающего плоских дорог. И даже силу самого солнца, клокочущего, как чистейший родник.
Кавин шел, прислушиваясь к новому ощущению. Ему сейчас бы крылья!
Музыка мира слышалась ему. Удивительно было, что раньше, возле пещеры, он не слышал этой музыки.
Он шел и не замечал, что идет. В теплом воздухе роилась мошкара. В жирноземе извивались черви. В траве барахтались жуки, пауки, кузнечики. Цветов было столько, запахов было столько, что лучше было не приглядываться и не принюхиваться.
Было ли все это также и в Раю? Если и они - жуки, цветы, деревьё, -изгнаны из Рая, то за что?.. А если их в Раю не было, значит, Рай не так уж и хорош!
Эйва недосказала... Удастся ли ее дослушать?..
Может быть, она прорицала? И слова свои мудреные брала из Будущего?..
Гора была гола. Она пришла из другой, - из подземной жизни. На ее крутых боках, испещренных колючими блестками, не держалась земля.
Гора и страшна была, и в то же время сама перепугана. Это с перепугу, от отчаянного страха выскочила она из родных глубин и теперь торчала, никому не нужная, всем чужая, мерзнущая.
Так представилось Кавину. Но что же ее испугало?..
Он добрался до горы, когда солнце полузакатилось за дальнее дере-вье, выгрызая под собой ложбину в пышных кронах.
Воздух сгустился, из голубого стал тягуче-синим. Холодом повеяло. Первая звезда зажглась, - в той стороне, откуда пришел Кавин.
Тучища стояла над горой, как рыхлая шляпка на ножке огромного гриба. Чем меньше было света, тем тяжелее она делалась.
Кавин поднимался, и с каждым шагом Кавина она разрасталась, надвигаясь на чистое, незанятое небо.
Что влекло Кавина? Кавин и сам не знал. Ему просто хотелось прыгать с уступа на уступ, рискуя сорваться. Хотелось ползти по скользкому склону. Подтягиваться на руках. Упираться ногами в чуть заметные выступы и выталкивать, выталкивать себя.
Так что же это значит: быть человеком?..
Кавин остановился возле трещины, из которой на него ощутимо пахнуло теплом.
Трещина была велика: трое таких людей, как он, вошли бы в нее, не толпясь.
Кавин глянул на вершину. Подожди меня! Подожди еще немного!
И тут изнутри горы донесся зов. Безмолвный, но такой явственный, что выкрикни его голосом, не прозвучал бы яснее.
Слышу, ответил Кавин мысленно, иду...
В каменной трещине было, как между несомкнутых ладоней. Непонятно, берегут тебя или хотят раздавить.
Трещина привела к бездне, - гибельной пасти внутри горы.
Кавин пошатнулся, утверждаясь на ее краю.
Поначалу ничего не увидел. Потом вспомнил, что все в мире от него, Кавина, зависит. Вспомнил про огонь, таящийся в ладонях.
И приказал огню исторгнуться.
Нить зеленого света протянулась от него через зияющий провал.
Кавин увидел бездну. Далеко-далеко внизу что-то в бездне было.
Кавин направил туда свой свет. Свет, пусть и слабея, но добирался, достигал.
Вот она, - чудовищно разбухшая голова, короткий отрезок шеи под ней. А затем извилистое, пепельно-серое, вихревое содрогание. Оно тянется куда-то. Изгибается. Будто старается спрятаться...
Голова отвернута от Кавина. Лица не видно. Но Кавин уже видел эту голову.
Видел у сияющего человека...
Вот голова почувствовала Кавина, восприняла его свет.
И зов, новый зов изошел от нее.
Кавину захотелось кинуться вниз, - в теплые объятия ласкающего зова.
Выручила его собственная строптивость.
- Я беру твою силу! - закричал он вниз во весь голос.
Тот, внизу, услышал. Зов ослабел.
Чужая сила забурлила в Кавине, опьянила его.
Тут вдруг гора затряслась, и дрожь каменной громадины рождалась как раз там, внизу.
Кавин глянул туда и отпрянул с воплем. Перед глазами было: неназванный его собеседник стремительно падает из своей бездны куда-то.
Падает, корчась, будто пытаясь кого-то ударить, схватить.
А ему навстречу летят...
Может быть, языки пламени... Но они по-умному, по-хитрому вертки. Они мечутся расчетливо, умело.
Может.быть, молнии... Но в молниях не должно быть разума...
Может быть, звездные лучи... Те, что не искрятся, не рассыпают вокруг себя серебристые блестки...
Два этих встречных движения долго еще кружили голову после того, как, сойдя с горы, Кавин добрел до травы и рухнул на нее.
Лежа лицом вверх, он не мог видеть гору, но зато слышал ее беспрестанно.
Непрерывный гул исходил от нее. Гул делался то громче, то тише. Будто гора бродила, то приближаясь, то удаляясь. Будто искала Кавина...
Небо озарялось, меркло и снова озарялось. Мигания зеленого света... Сокрушительный грохот... Красные огненные кусты...
Это надоедало... Это вызывало злость...
Кавин вскочил на ноги и протянул обе руки ладонями вперед - в ночь, в полыхающее и грохочущее небо.
И я так могу! И от меня ты зависишь!..
Он мысленно приказал, - и из каждой ладони излилась река огня.
Там, наверху, его реки не потерялись. Они заплели небосвод своими извивами.
Играя, бросались одна на одну и уклонялись от встречи в последний миг. Там же, где они, наконец, встретились, расцвел не куст, - раскинулось пышное дерево.
Грохот от его появления был такой, что Кавину пришлось исключить его из сферы восприятия, чтобы не оглохнуть.
Кавин позвал назад свою силу, и она стянулась с небес, вошла в ладони.
Беспорядочные вспышки еще долго метались после этого наверху. И удары раздавались.
Но никакого почтения это не вызывало. Кавин широко шагал, - домой, к своей пещере, к своим родным.
Когда он вернулся, все еще спали. Дотлевали угли потухшего костра. Сизый пепел наползал на них.
Кавин улегся, расслабился, натянул на себя одеяльник. Но заснуть не пришлось, над Аттамом появился в воздухе сияющий человек. В руке у него блистало длинное лезвие.
Он воздел свое лезвие, явно собираясь перерубить Аттаму шею.
Переубеждать сияющего было некогда. Кавин вытолкнул из ладони силу и метнул. Просто силу в голом виде. Не огонь...
Сияюший человек дернулся. Лезвие выскользнуло из его руки и воткнулось в земляной пол.
- Ты?.. - вскричал Бохх, поворачиваясь и упирая в Кавина гневные глаза. - Как ты посмел?..
Кавин не успел ответить. Потому что произошли дальнейшие события. Воздух над ним высветился. Возникло облако, - такое же сияющее, как Бохх.
Вместе с этим облаком в пространстве пещеры появилось другое пространство.
Там, в другом пространстве, было много светящихся людей. Им было просторно там, - хотя здесь, в пещере, облако занимало совсем небольшое место.
За спиной у каждого «светлого» были крылья. Жемчужно-мглистые. Вобравшие переливы всех красок всех миров.
Что-то вздрогнуло в Кавине, когда увидел крылья. Он сел и тронул рукой Чернику, - пусть тоже посмотрит.
Черника резко подняла голову, сбросив укрыву.
У светящихся людей в руках были длинные лезвия. Такие же, как то, что вернул себе Бохх, выдернув из земляного пола.
Кавин решил, что крылатые решили напасть на Бохха. Но быстро понял, что ошибся. Потому что Бохх повелительно загремел на новоявленных:
- Вы зачем здесь?.. Куда вам было велено?..
- Остановка в пути! - сказал один из крылатых примирительно. Кавин затрепетал, услышав его. Это был голос, который открыл Кавину, что от него зависит все в мире.
- Я накажу вас! - пригрозил Бохх. - Одного из вас уничтожу! За ваше непослушание!
- На все твоя воля! - сказал тот же крылатый. - Ты победил! Бохх рубанул своим лезвием, не приближаясь. Кончик лезвия вошел в сияющее облако, в другое пространство.
Там, в другом пространстве, его действие было ужасным. Кончик лезвия превратился в сжигающий луч. Луч рассек, располовинил одного из «крылатых», и на том месте, где был наказанный блеснули две беззвучные вспышки.
Кавин почувствовал, как Черника, дрожа, прильнула к нему. Упругая, теплая, родная Черника.
- А теперь уйдите! - приказал Бохх крылатым.
Крылатые переглянулись. Затем взгляды их скрестились на том, кто говорил от их имени.
А тот - в свою очередь - глядел на Кавина. Будто ждал от него чего-то...
Бохх тоже это заметил.
- Кавин, ты - мой! - сказал громко и грозно. Как бы напомнил.
- Я - свой! - вдруг возразил Кавин и мягко отстранил Чернику.
- Уйдите! - прогремел Бохх, ткнув в сторону крылатых своим лезвием.
Те явно медлили. И один из них упорно глядел на Кавина.
- Ты знаешь правду? - спросил Кавин у крылатого впрямую. Бохх зашипел, как рассерженный змей, услышав этот вопрос. Бохх сделал шаг вперед, занося свое лезвие над головой Кавина.
- Берегись! - прогремел Бохх.
- Оставь его! - сказал знакомец Кавина. - Мы уходим! Мы твои рабы!
- Нет стой! - закричал Кавин. - Ты знаешь правду?
- Знаю! - услышал он.
- Молчи! - прорычал Бохх, и такого голоса Кавин еще никогда у него не слыхивал.
Бохх чуть переместил свое лезвие и рубанул, метя в крылатого говоруна. Но его лезвие не смогло войти в другое пространство. Потому что Кавин этому помешал.
Кавин выметнул из ладони огнистую сеть и бросил ее сбоку - наперехват движению Бохха.
Сеть оплела длинное лезвие и вырвала его из карающей сверкающей руки.
Кавин стоял, раскрыв рот.
Бохх смотрел на свою пустую руку с недоумением.
Тут Черника вдруг кинулась Кавину на шею и осыпала его щеки прикосновениями своих губ.
- Я расскажу все! - крылатый подошел к самому краю своего пространства.
Бохх тоже опомнился: рванулся - без своего лезвия - туда, к другому.
Тут Кавин понял, что звереет. Он изверг из себя всю силу: всю, что успел накопить. Не только из рук она изошла, - также из глаз, изо лба.
Бохху не удалось прорваться. Огнистые сети, сотворенные Кавином, многослойно его окутали.
Бохх ворочался молча. Глаза его были страшны.
Он извивался. Он пытался рвать сети руками. Огонь, словно пот, выступал из него.
Но что огонь сделает огню. Сети, сотканные Кавином, держали крепко.
Бохх пытался превращаться. Он быстро менял облики. Звери, птицы, пауки, уроды немыслимых форм...
- Говори! - приказал Кавин крылатому, и тот улыбнулся, довольный полученным приказом.
Бохх тоже вдруг утихомирился.
На полу, среди небрежно брошенных шкур, сидели Аттам, Эйва, Айвель и Черника.
- Бохх не один! - говорил крылатый. - Там, в Горе, есть другой Бохх!..
- Я видел! - кивнул Кавин.
- Не знаю, вечны ли Боххи! - говорил крылатый. - Думаю, не вечны! Думаю, они рождаются, как все в Космосе!
Они всегда появляются по двое. Затем, отдохнув от рождения, они должны сразиться. В битве решается, кто чем будет занят. Победитель становится Созидателем, побежденный - Разрушителем.
- И что же? - поторопил Кавин.
- У этих все сразу пошло не так. Вот он - палец ткнул в сторону Бохха - не захотел сражаться. Он сразу стал созидать. Из-за этого второй Бохх оказался в плену. Этот замуровал того, второго.
- И что же?
- Ну, этому нужна была стража. Он создал нас, ангелей. Мы стерегли второго с изнанки мира, со стороны Рая. Но этот решил, что стража нужна и отсюда, с земной стороны. Решил, - и создал человека.
- И что?
- И все. То, что он нарушил закон, не стал сражаться, вызвало в нем самом какие-то сдвиги. Он потерял способность к созиданию.
- Неправда! - выкрикнул Бохх и бешено затряс сети.
- После этого - продолжал ангель - он взял одного из нас и переделал в женщину.
- Я узнала об этом еще в Раю! - сказала Эйва. - Ты мне открыл!
- Но помогать нам ты не захотела! - упрекнул ангель.
- Что дальше? - подстегнул Кавин.
- Затем он опять стал калечить нас. Поскольку детей у такой смешанной пары не было, он взял самого сильного ангеля, первого среди нас...
- И что?
- И сделал тебя, Кавин! Затем из других ангелей сделал твоих брата и сестру!
- Я человек! - вдруг взвизгнул Айвель. - Я люблю Бохха!
На него никто не обратил внимания. Айвель съежился, опустил голову между колен и заплакал.
- Осталось немного! - сказал ангель. - Мы не хотели првращаться в людей!
Мы восстали!..
- И он победил? - вскричал Кавин.
- Да! И ты помог ему!
- Я?
- Ты взял силу у второго Бохха! Но она была тебе не нужна!
- Простите меня! - угрюмо сказал Кавин.
- Он врет! - вдруг снова завизжал Айвель. - Бохх один! Поделом вам!..
Чистое лицо Айвеля перекосилось, в глазах была ненависть.
Черника прижалась к ногам Кавина и дрожала.
Аттам выглядел растерянным. Несколько раз он открыл и закрыл рот.
Эйва подалась вперед и походила на большую птицу, хищная радость которой - налететь и задолбить клювом.
У Кавина чесалась спина. Может быть, крылья растут? Ему так хотелось, чтобы выросли. Огромные, жемчужно-мглистые, вобравшие переливы всех красок всех миров.
- Я сделаю вот что! - заговорил Кавин. - Я вберу тебя, Бохх! Мы станем едины! Потом я поведу тебя! Поведу на битву со вторым Боххом! Ну, а после битвы тот, кому выпадет, сотворит мир заново!
- Ты не причинишь вреда Бохху! - закричал Айвель. Его крик закончился всхлипом.
- Успокойся, брат! - сказал Кавин. - Я быстро!..
Кавин протянул руки ладонями вперед. Сети, в которых был Бохх, отвечая движению Кавина, напряглись и засияли.
Бохх пробовал сопротивляться.. Но сети все ближе подтаскивали его к ожидающему Кавину.
Вот они встали вплотную.
Вот сейчас они сольются.
Ну же!..
Но тут Айвель бросился вперед, - белокурый, голубоглазый, жалкий.
Он едва коснулся сетей, потому что Кавин тут же их снял, уничтожил.
Но Айвелю одного прикосновения было достаточно.
Огонь накинулся на Айвеля, клюнул в лицо, оставив на месте глаз обугленные дыры. Айвель упал.
Бохх воспользовался заминкой. Едва исчезли сети, Бохх сразу исчез из объема, ими очерченного.
Громы ударили в земляной пол пещеры, разметав тех, кто был на нем.
Только Кавина громы не тронули. Только Кавин остался на ногах.
Кавин видел: в другом пространстве - в светлом облаке - стало пусто. Затем там появился Бохх. Он что-то крикнул.
- Запираю тебя на Земле! - услышал Кавин. - Тебя и других! Вам никуда не вырваться!
Светлое облако исчезло. А в пещере стало ой как тесно!
Все ангели оказались здесь. Их огнистые очертания темнели, плотнели на глазах.
Аттам охал, тряся обожженой правой рукой, - коснулся одного из ангелей.
Эйва стояла среди вновь прибывших. Поддерживала двоих, что клонились обессиленно. Их жар, похоже, ей не мешал.
На том месте, куда упал Айвель, был только пепел. Только кучка пепла.
Черника стояла у Кавина за спиной, прижимаясь к нему всем телом...
За пределами пещеры послышался жуткий вой. Кавин подошел к выходу. То, что предстало, его потрясло...
С неба - прямо из утреннего яркого солнца - лились всесжигающие потоки.
Словно в солнце сделали дыры, из которых выбегало горючее солни-чье нутро.
Огненный потоп захлестывал землю. Выжигал траву, испепелял де-ревье, превращал в угольки птиц и насекомых, обугливал зверей с большими и влажными глазами.
Это надо прекратить! Ярость обуяла Кавина.
Всего себя собрал Кавин. И ко второму Бохху обратился мысленно: вся твоя сила мне нужна! Вот она - битва!..
Получив просимое, выметнул себя туда, откуда наступала гибель.
Всей слитной силой ударил в солнечный диск...
И Солнце - погасло...
Была долгая тьма...
Очнулся Кавин в пещере, лежа на мягких шкурах, крытый одной из них.
Он открыл глаза. Свет падал из-за его головы.
Все было по-новому. Все было не так, как раньше.
Стены пещеры разрисованы разноцветной глиной. Вереницы фигурок что-то делают там, на этих рисунках.
Справа в стене выдолблено углубление. В нем стоят деревянные миски. Борта их тоже расписаны.
И костер слева, в ногах у Кавина, размещен в углублении. Над костром в потолке - отверстие. Возле отверстия висит крышка из веток, обмазанных глиной, - прикрывать костер при дожде.
Рядом с костром грудой свалены лежаны. Каждая лежана состоит из двух козьих шкур, сшитых вместе и набитых сушеной травой...
Черника не дала довести осмотр до конца. Увидела, что он вертит головой, и засветилась. И губами прильнула к губам.
Кавин ответил. Потом отстранился.
- Рассказывай! - попросил. Она поняла.
- Мы ее воссоздали! - сообщила с торжеством и махнула в сторону выхода. - Правда каждому пришлось отдать что-то! Ангели отдали крылья. Эйва - свой вселенский разум. Аттам пахал и сеял...
- А ты?
- Я отдала надежду. Надежду побыть в разных обличьях... Черника подбежала к нише, взяла одну из мисок.
- Попробуй!.. - поднесла миску к его глазам.
Кавин увидел, что миска полна черных круглых ягод. От них исходил слабый приятный запах.
Кавин положил несколько ягод в рот.
- Это я сделала! - похвалилась Черника. - Все, на что способна!
- Где ангели?
- На поле. На охоте. На пастбище...
- Я уйду! - сказал Кавин. - Здесь не останусь!
- Почему?..
Ее печаль отозвалась и в нем смутной болью. Но он упрямо продолжал:
- С Боххом не договорил! Не может быть, чтоб он Землю закрыл наглухо! Где-нибудь да найду щелку!
- А я пойду с тобой? - в ее голосе столько надежды.
- Неплохо придумала! - согласился он и закрыл глаза. Хотелось отдохнуть...