Литературный журнал
www.YoungCreat.ru

№ 2 (7) Март 2004

Космические сказки

Андрей Иванов (17 лет)

ГАДКИЙ УТЕНОК

1.

Змейчик жил в микромире, и ему было плохо. В микромире, как вам известно, ничто не остается неизменным ни на миг. Все постоянно меняется. Безостановочно менять форму и содержание - закон микромира.
Вследствие такого порядка, самим собой быть здесь никто не может. Быть - то есть, оставаться какое-то время неизменяемым. Но, с другой стороны, вследствие того же порядка, никто не может осознать, что не является самим собой, не является отдельностью, личностью. Никто просто не успевает задуматься над этим и это осознать.
Змейчик оказался исключением из правила, и сам не знал, - радоваться ему или горевать. Как появился он длинным, тонким, окрашенным в красный цвет, так и был тонким, длинным и в красный цвет окрашенным.
Смотрел он на свой мир и думал, почему в нем все так, а не иначе. Ведь не порицать его надо, а восхвалять. Поскольку он красив необыкновенно.
Прямых линий в нем нет. Единственная прямая линия, видимая Змей-чику, - его же, Змейчика, собственное тело. Другие формы выныривают откуда-то (из каких глубин?), и любимая их маска - сфероидность, шаровидность.
Они могут казаться цельными и поскольку соприкасаются с другими такими же, - безграничная масса трепещущих, переливающихся друг в дружку разноцветных шариков не может не завораживать.
Змейчик не раз уже подумывал, что смысл его исключительно долгой неизменности заключен в необходимости созерцания. Кто-то должен видеть все, что творится, и восхищаться сотворяемым. Если принять это за истину, тогда собственное бытие получает оправдание.
На смену цельным формам вдруг приходят дырчатые, и Змейчик не понимает - почему?.. Дырочек то совсем немного, то формы густо ими усеяны. Дырочки могут быть разбросаны в беспорядке, могут выстраиваться в извитые линии, могут образовывать очень сложные узоры.
Потом появляются прорези. Шаровидные формы так ими исполосованы, такими кружевными становятся, что их шаровидность скорее можно отнести к явлениям воображаемым, чем к видимым. Из узеньких ленточек, из тоненьких ниточек, многократно свитых и перевитых, сотканы формы.
Змейчику это нравится. Это сложнее, чем простая шаровидность, и потому интереснее. И красивее это, в конце-то концов. А Красота - то же самое, что Высщая Истина.
Даже кажется Змейчику, что видел он уже извитые ниточки, знакомы они ему. Уж не он ли сам их выдумывает, не догадываясь об этом?
Такая мысль нова, поразительна, ошеломительна. Придумав ее, Змей-чик на какое-то время впадает в транс, напуганный самим собой. Теряет всякую способность рассуждать.
А формы меняются. Возможно, на них отразился страх, пережитый Змейчиком. Боязнь самого себя.
В формах появляются углы, - как тупые, так и острые. Увеличивается разнообразие форм. Иголочки, треугольнички, квадратики, кубики, пирамидки...
Новые формы взаимодействуют не так, как прежние. Не переливаются друг в дружку, но, взаимно поглощаясь, образуют что-то новое, -какие-то огромные, невиданные, невозможные прежде фигуры. Фигуры эти недолговечны, но у них есть голоса и глаза, чего никогда и ни у кого прежде не было.
- Ты урод! - говорят голоса. - Ты не такой, как все! Мы тебя презираем! Мы не хотим тебя знать!..
А глаза глядят с насмешкой и превосходством.

2.

Змейчику не нравятся голоса. И глаза ему тоже не нравятся. Хорошо, что фигуры недолговечны. Побормотав немного да поглядев с превосходством, они распадаются на первичные формы. Будто их и не было, больших и надоедных.
Змейчик вспоминает их тела, одетые костяными панцирями, чешуйчатой кожей или шерстью. Разве они красивы? Разве они могут претендовать на совершенство?
Нет, они не красивы! И не совершенны, конечно!
Откуда же в них презрение, высокомерие? Неужели это из его, Змейчика, глубин?
Неужели в нем можно откопать такую мерзость?
Змейчик не может в это поверить. Зачем тогда жить, если носишь в себе такую дрянь?..
Может быть, самому посмеяться над большими фигурами? Может быть, тогда они заткнутся и отстанут? Ведь их голоса приносят вред. Их голоса ранят. Что-то изменяют в Змейчике.
Змейчик пробует огрызаться. Но получается плохо, неубедительно.
- Сами вы уроды! - говорит он. - Сами вы все - не такие!
Змейчику жалко своих врагов-насмешников. Они так быстро прекращают быть! Не успевают ничего увидеть, кроме себя самих. Да еще его, неизменяемого...
Змейчику жалко их, и недоумение мучает. Почему они так спесивы?
Не потому ли, что впереди у них более прекрасный мир, более долговечное бытие? Может быть, увидев такой мир, он тоже поймет что-то новое? Змеи-чиком завладевает мысль - увидеть, увидеть во что бы то ни стало тот
мир, куда они уходят...
Но как это сделать? Он чувствует, что микромир - для него родной. Что он, Змейчик, микромиру нужен. Просто неотъемлемо необходим...
Значит, микромир его не отпустит вот такого, каков он есть сейчас.
Что же делать? Как убежать, чтобы посмотреть на мир иной? Посмотреть и вернуться, конечно же!..
Змейчик думает и наблюдает. Он видит, как меняются большие фигуры. Шерсть, когти, клыки, рога... Руки, ноги, гладкая кожа, пытливый ум...
Вот они снова распадаются...
Что если и ему, Змейчику, поступить так же?..

3.

Сказано - сделано. Он распался на огромное количество змеинок и, как снежная пороша, посыпался вслед за исчезающими из микромира фигурами.
Змеинки, влекомые вихрями перерождения, изгибались, сворачивались в спирали. Спирали цеплялись друг за дружку, упрессовывались, что-то выстраивали...
Очнулся Змейчик на Земле.
Она была огромна.
У Змейчика от непривычки к таким размерам, от тяжести своего нового существования закружилась голова.
Голова?..
Змейчик себя ощупал и убедился, что стал похож на тех, голокожих, что, помнится, над ним насмехались. У него было все, что было у них: тело, руки-ноги, голова с пятью отверстиями...
Но где же те бесчисленные люди, которых он видел у себя? Змейчик знал, что на Земле их сейчас нет. А если так, значит, он просто их опередил. Они движутся к Земле, находясь в каком-то другом Времени и Пространстве.
Змейчик прилег в прохдадную траву под тенистым деревом и, утомленный переходом, крепко заснул...

4.

Разбудил его шепот.
- Смотри, какой большой!
- Это наш Господин, да?
- Давай уйдем! Вдруг он рассердится!
- Нет, я хочу еще посмотреть!..
Змейчик открыл глаза и вскочил на ноги. От него отшатнулись две человеческих фигуры. Очертания одной были поугловатее, потверже. Очертания другой - помягче, понежней.
- Вы одни тут? - спросил Змейчик.
- Мы всегда одни! - сказал мужчина.
- Теперь вы с нами! Мы вас любим! - поспешно добавила женщина.
- И я не кажусь вам уродом? - насмешливо спросил Змейчик.
- Вы красивый! - убежденно сказала женщина.
- Да-да, вы красивый! - нерешительно согласился с ней мужчина. Змейчик протянул к ним правую руку и разжал ладонь. Там, на ладони, должны были оставаться змеинки, - те крохотные спиральки, из которых он теперь сложен.
Змейчик хотел показать людям микрокопию себя прежнего и напомнить им про его прежний мир.
Но на ладони лежал продолговатый кожистый зелено-желтый комок. Он выглядел сочно и запах имел приятный.
Змейчик озадачился. Как все странно меняется в этом огромном и наполненном тяжестью мире!
- Это плод? - спросила женщина. - Мы такого еще не видели! Подарите его мне, Господин!
- Возьми! - сказал Змейчик.
Женщина подошла и робко взяла подарок с его ладони. Затем надкусила и зажмурилась от удовольствия. Красный сок потек тонкой струйкой по ее подбородку.
Не забыла она и мужчину, - половину отдала ему.
- Вы теперь всегда будете с нами, Господин? - спросила женщина, когда все было съедено без остатка.
- Да, теперь я всегда буду с вами! - подтвердил Змейчик. - Я хочу быть с вами!..