Степан Кабанов (18 лет)

ЧЕЛОВЕК РЕМЕСЛЕННОЙ ПАЛАТЫ
(Очерк)

Нет, не такой она была раньше. Другой она мне видится.
Сейчас это элегантная, утонченная, красивая, уверенная в себе, модная дама. А еще лучше подходит к ней такое определение, как важная леди, леди с положением.
Раньше, в годы юности, как мне видится, она была озорной, дерзкой, отчаянной, смелой девчонкой. Девчонкой-ветер. Девчонкой-сорви голова. Девчонкой-смерть парням.
И еще - ниспровергательницей основ. Потрясательницей устоев. Одним словом, боевой гирлой.
Вот что время делает с человеком. Вот как оно обтесывает всех нас... Так я считаю на основании тех данных, что имею, и никто меня пока что разубеждать не пробовал.
Но пора ее представить, мою героиню. Это Маргарита Валентиновна Фомина, - главный работник Ремесленной палаты.
Давайте проследим вместе с вами, как и куда направляла ее судьба, или как и куда направляла она свою судьбу.
Родилась она в пятьдесят шестом году прошлого века. Старостью или предчувствием старости веет от этих слов. Но к моей героине это неприменимо. Она выглядит на двадцать пять. От силы - на двадцать восемь.
Училась в ЛИАПЕ - легендарном институте авиаприборостроения. Там, в институте, руководила клубом "Фантасты", и клуб этот был известен всему тогдашнему Ленинграду. Встречи с лучшими литераторами, жаркие диспуты, на которых и от которых кровь закипала в жилах. Взаимные прочтения собственных фантастических шедевров. Ах, какие гипотезы высказывались! Ах, какие теории развивались!.. Даже сам великий Станислав Л ем собирался приехать в клуб, руководимый Маргаритой, - да, правда, так и не собрался.
Но этого ей, неуемной и юной моей героине, было мало. Она еще вела философско-музыкальный студенческий клуб "Гармония" и устный журнал ЛИАПа. В клубе, естественно, были постигаемы высоты и глубины. А в устном журнале произрастали хохма на хохме и прикол на приколе.
(И хотя сам я этого не видел и не слышал, но предполагать, что было именно так, - могу смело).
Эти взлеты "на заре туманной юности" мне наиболее симпатичны в ее биографии. Может быть, для того, чтобы поведать о них, об этих взлетах, я и написал этот очерк.
Далее была работа в качестве инженера. Достижения в области гео-трибоэнергетики (бронзовая медаль ВДНХ). Затем - работа в школе преподавателем и заместителем директора. И вот этот зигзаг в биографии мне тоже симпатичен, поскольку тут проглядывает все та же бесшабашная бой-девчонка, которой она была в юности. Человек чего-то или кого-то (возможно, себя) ищет и не боится терять то, что уже наработано, не боится порывов, метаний, скачков.
Далее порывы прекращаются. Идет ровная планомерная, плодотворная деятельность. Героиню мою привлекают русские традиционные ремесла. Она устраивает выставки в России, Финляндии, Париже, Руане, Каннах.
Она удачно выходит замуж, и у нее появляются двое детей - дочь и сын. Но это бытовизм, личная жизнь, не будем в нее вторгаться.
И вот с 2000 года она занимает прочное место в Ремесленной палате Санкт-Петербурга, на каком месте находится и по сей день. ЕЕ место -это организация выставок, прием заказов на изделия, маркетинг, консультации для мастеров и малых предприятий, международное сотрудничество, разработка программ по ремесленной деятельности, разработка и ведение сайта Ремесленной палаты.
Вот такой вот жизненный путь. У меня он вызывает уважение. Причем, уважение по-настоящему глубокое. Надеюсь, у вас тоже, уважаемые читатели?..

Андрей Судаков (17 лет)

ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ

Когда я читал Библию, я задумался над историей грехопадения первых людей - Адама и Евы. Понимая, что в библейском тексте все изложено образно, метафорично, я спросил себя, - в чем истинный смысл грехопадения? Что, собственно говоря, произошло в действительности? Ну, было Древо Познания Добра и Зла. Ну, сорвали с него яблочко. (Хотя, в действительности, может это была кокосовая пальма). Ну, съели пло-дик. А может, всего только разик откусили. Ну, познали, что такое хорошо, а что такое плохо. А конкретно, что, собственно говоря, они познали? Что есть хорошо? Что есть плохо? Попробуйте ответить на это - да еще не в бытовых, а в философских категориях. Библия конкретного ответа на вопрос о том, что же конкретно познали Адам и Ева, - не дает. Меня это удивило, зацепило, и я попробовал сам придумать такой ответ.
И вот что я понял, вот что решил для себя. Смысл грехопадения в том, что, съев плод с запретного древа, Адам и Ева впервые осознали себя как отдельную величину, как индивидуальность, как личность. Впервые ощутили, осознали собственное "я". Впервые отождествили себя со своим телом. Открыли свою "самость" и возгордились ею.
До этого, думается, они были растворены в окружающем, слиты, безраздельно слиты с Богом и Раем. Отделение себя от мира, выделение себя в некую обособленную единицу, - в этом, видимо, и состоит сокровенный смысл грехопадения.
Вместе с "эго" родился эгоизм, родились все будущие грехи человечества - зависть, злоба, предательство, тщеславие, гордыня, ложь, неверие.
Недаром отказ от себя, если верить современной и старинной философской литературе, - это вершина мудрости, идеал человеческой гармоничности. Не такова ли и главная заповедь монашества, - отказаться от себя ради Бога, возлюбить Бога превыше себя?
Не такова ли и суть настоящей любви - самозабвение, саморастворение в любимом человеке?
То есть, видимо, можно сказать, что Адам и Ева воздвигли свое "я" -как стену между истинной своей сущностью и окружающим их Раем, а также между собой и Богом. Отгородились собственным "я" как стеной.
Самоосознание загнало людей в собственные маленькие темницы - в собственные телесные оболочки, обозначило предел каждого пределом его рук, ног и тела.
Видимо, раньше, действительно, было единство человека со всем миром, и, не осознавая себя, человек сам был всем и, следовательно, все обо всем знал, только знание его не было облечено в словесные оболочки, а было инстинктивным.
Выделив себя, человек себя обокрал, обеднил. Собственно говоря, грехопадение, если понимать его так, как понял я, - это есть и ужасное самонаказание. Осознав себя, человек тем самым уже себя из Рая изгнал. И Богу незачем было говорить им, чтобы они выметались. Так что первородный грех, в моем понимании, - это проступок и наказание, слитые воедино.

ЗАПРЕТ ПОЗНАНИЯ

Современная наука утверждает, что нельзя измерить что-то, не изменив то, что ты пытаешься измерить. Для микромира это верно в случае любого исследования. Мир оказывается измененным, переиначенным нашими приборами. Вместо того, что мы измеряем, в мире появляется комплекс "то, что мы измеряем, плюс измерительный прибор". Мир утяжеляется, перекашивается от нашего вторжения, становится иным, не таким, как был до нас, более плохим, более "засоренным".
Для макромира, видимо, это необходимо тоже признать верным, поскольку сейчас говорят, что главное во Вселенной - это Мысль, и энергия Мысли гораздо сильнее, чем любая атомная или ядерная энергия.
Если исходить из сказанного, становится понятным запрет познания, наложенный Богом на первых людей - Адама и Еву. Видимо, Бог запретил познание, потому что, Всезнающий, предвидел: людские попытки познания будут неизбежно ухудшать, искажать прекрасный мир, данный людям. А ухудшение мира безболезненным быть не может. Начиная с какого-то "предела испорченности", мир становится другим - мир становится не просто миром, но миром, в котором присутствует Зло. Таким образом Зло входит во Вселенную в результате попыток Человека познать, как что-то устроено. Зло - это картина искаженного Божьего Замысла, созданная Человеком и наложенная на истинную картину мироздания. Чем дольше Человек стремится к познанию, тем более искаженной и неправдивой становится Вселенная. И дьявол - всего лишь персонификация, олицетворение ложного "пространства мысли", созданного Человеком. Дьявол хочет затащить всю Вселенную в ту ее псевдокопию, в которой он властвует.
Таким образом, пытаясь познавать мир, Человек, наоборот, все дальше уходит от его истинной картины. Человек создает преграду между собой и подлинной картиной мира - преграду из своих мыслительных построений, делающей невозможным для Человека приобщение к истинной природе всего сущего.
Запрет познания - добрый запрет. Не рубите сук, на котором сидите! - попытался сказать Бог людям, но не был услышан. Не портите свою среду обитания, не уничтожайте то, что вам дано...
Но мы портим. Мы уничтожаем. Нам милее обманы Мысли, чем истина Бога...
Вот как, на мой взгляд, перекликается Библия с современным представлением о том, что нельзя измерять мир, не изменяя его при этом...

Степан Малахов (17 лет)

ТОРГАШ
(Из цикла «Школьные рассказы»)

Приходит Нинка и говорит:
- Ну что ты можешь!.. У тебя даже мобильника нет!.. Не буду я с тобой!..
Смотрит на меня сверху вниз, и во взгляде оскорбительная такая жалость, от которой взбеситься впору.
Потом она дергает плечиком (правым, заметьте), разворачивается и демонстративно медленно удаляется, повиливая тем, что заполняет ее джинсы.
Я смотрю ей вслед, и на душе у меня паршиво, и в глазах - небольшое болотце.
А мобильника у меня, действительно, нет. И вообще, я - лох чилийский, лопух и чмо. Ничего в жизни не понимаю. И чем больше читаю книг, тем понимания этого самого меньше.
Книги все только запутывают, усложняют, превращают жизнь в нечто глубокомысленное. На самом же деле все предельно просто. Мы - банда биороботов, забытых кем-то на Земле, или нарочно сюда заброшенных, чтобы планету уничтожить. Вы поглядите, что мы с ней сделали, с нашей старушкой Землей, в какую свалку ее превратили...
Человек - спецагент Хаоса, боец Хаоса. Называйте как хотите - не ошибетесь!..
Но речь не об этом. Речь о моей любви. Влюблен я в Нинку серьезно. Влюблен уже второй год. Она это знает, - девчонки такие вещи понимают без слов. Но в ответ - ни-че-го. Нет никакого ответа. Никакого отклика. Хотя и видно, что я Нинке не противен.
Она улыбается приветливо. Даже гулять со мной ходила несколько раз. Три раза, если быть совсем уж точным.
Мы говорили о всяких возвышенных материях. О звездах, например. Как хорошо было бы, если бы мы туда улетели.
Я, между прочим, перед этими прогулками с ног до головы обмазывался лучшими дезодорантами, поскольку вычитал, что причиной возникновения любви является запах. Да-да, запах. Понравилось мне, к примеру, как Нинка пахнет, - я и влюбился в нее. А если бы не понравилось, - не обратил бы внимания...
Только все эти научные теории - фигня. Потому что Нинке, как вы слышали, не запах мой интересен, а барахла чтобы навалом. Мобильник - это лишь начало. Вершина айсберга. А там, под водой, - и машина, и дача, и наряды всякие, и заграничные поездки... Так я стал думать после того, как Нинка меня отшила.
А что еще могу я сделать после своей отставки?.. Напиться? Нет, это пошло!.. Повеситься? Нет, это еще пошлей!.. Дать Нинке по морде? То есть, конечно, по лицу..
Так советуют некоторые наши парни... Но это уж вообще дикость и подлость!..
Я приходил после школы домой, плюхался на диван и в пустейшей полудреме избывал свой стресс, пытаясь его свести на нет. И казалось мне, что жизнь - сон, увиденный моим диваном. Приснилось толстяку пружинному, что я есть, - вот она, моя жизнь, и состоялась...
Похандрил я, похандрил, а потом вдруг - надоело. Словно резко прекратилось выделение гормона, вызывающего хандру. Какого-нибудь там серотонина...
У меня нет мобильника?.. Вам нужно барахло?.. Его будет у меня, как говорят в Одессе...
Одержимый активностью, я в три рейса уволок в "Старую книгу" всю свою библиотеку, - оставил только десяток самых любимых...
Но даже на пол-мобильника не выручил, - вот какое свинство!
Заводить свое дело? Торговать чем-нибудь? Но как же тогда школа? И мои планы "делать науку"?..
Нет, бросать школу из-за наживы я не хочу...
Откуда же тогда, спрашивается, брать барахло? То бишь, приманку для девчонок!..
Об этом я мучительно задумался.
И девчонки мне сами ответ подсказали.
Ленка Петрова попросила:
- Дай скатать домашку! Я ей шутливо:
- Гони десятку!..
А она, дуреха, и впрямь достала десятку и протянула мне...
Так я открыл, что можно зарабатывать прямо в классе...
А раз можно, значит - вперед!
И я начал эту тему обдумывать. Первый и самый главный вопрос, сказал я себе, - что нужно моим бедненьким одноклассникам, не охваченным капиталистическим сервисом? Каких услуг они жаждут?..
Давать им списывать, - это я уже понял и записал себе в актив.
Как продолжение напрашивается - делать за плату работы за них.
Начиная от простых домашних заданий и кончая всякими там докладами и рефератами.
Далее. Можно готовить для них пересказы художественных произведений, задаваемых для внеклассного чтения.
Еще далее. Делать за плату работы и готовить пересказы можно не только для одноклассников, а для любого, кто в нашей школярне учится, - хотя бы даже для последнего первоклашки.
Еще я подумал, что подростковый возраст - возраст очень стеснительный. Хочешь познакомиться с кем-то, а проклятая стеснительность не дает. Вывод: я за деньги могу знакомить парней с девчонками и наоборот. Могу доставлять записочки в пределах школы от кого угодно к кому угодно.
Также могу сглаживать шероховатые отношения между чадами и домочадцами. Говорить со взрослыми по поручению отроков. Говорить с отроками по поручению взрослых.
Затем мысль моя метнулась назад - к книгам. Если каким-то отличникам не в лом самим готовиться к докладам, я могу - за плату -по их конкретному поручению подбирать для них конкретные материалы и подносить им на блюдечке, - нате, зубрилки, лопайте, переваривайте!
И еще революционный зигзаг. Я же могу зарабатывать не только на школьных делах, но и на часах досуга, которых так мало у замученных школяров. Доставать любимые кем-то аудио- и видеокассеты, делать записи на любые носители. Опять же знакомить кого-то с кем-то, - но уже за пределами школы.
Можно еще разузнать, кто и что склонен мастерить на дому и пытаться коммерчески пристраивать плоды их мастерства. Или творческую продукцию, - если кто-то что-то пишет и при моем содействии это будет опубликовано, то я, конечно, имею право на большую часть гонорара, или, хотя бы, на половину...
Тут я остановился в своих размышлениях и с изумлением сказал себе: господи, как много, оказывается, можно сделать, если только захотеть! И как продуктивна, оказывается, несчастливая любовь! И во сколько же раз, наверное, продуктивнее, в таком случае, любовь счастливая, которая поднимает человека до небес! Миллионерами, наверное, становятся только те, кто ее пережил, - эту самую, желанную, но труднодостижимую счастливую любовь...
Но мне-то, убогому, на первое время хватит и того, что подсказано неудачной моей любовишкой!..
Так я себе сказал и стал действовать. Господи, какая это морока - быть благодетелем человечества! Даже если человечество представлено в лице своих избранных детушек - моих одноклассников!..
Эти однокласснички, эти халявщики, мгновенно (с точки зрения истории) перестали делать домашки и свалили все на меня. Я пытался барахтаться, буквально не спал, не ел, только пыхтел над их тетрадями. Потом понял, что не выдержу долго, и стал нанимать "негров". Сказал маминым подругам - трем бездетным теткам, - что школа решила меня угробить, задавая на дом сверх меры, и тетки дружно вызвались мне помогать. Все домашки переключил на них, - благо не только из нашего класса стали поступать заявки, но и из других тоже.
Бездетные женщины - страшная сила. Теперь я это знаю точно. Не только домашки, но и доклады, рефераты, сочинения они мне расщелкивали, как белка - орешки. Я только успевал купюры собирать и пересчитывать. Ну и, конечно, в награду за труды, теткиным подругам разрешал себя жалеть. Погладить там по голове или, иногда себя, любимого, дать в щечку чмокнуть. Этого им было достаточно, и они рады были изо всех сил мне помогать, услуживать и удруживать. Видимо, все бездетные жутко скучают безо всяких там "сантиментов"...
Все остальное, что мне подсказала несчастная любовь, тоже воплощалось как по маслу. Хотя вертеться для этого приходилось - ого го! Очень помогала мне, конечно, моя начитанность, мой "ботанический" багаж, запасенный в мозгу в предыдущие - идиллические ~ годы. Я с удивлением понял в процессе своего бизнесменства, что все взрослые довольно примитивны. Их легко понять, ими в большинстве случаев легко манипулировать. Взрослый комплекс превосходства - это всего-навсего сублимированный комплекс неполноценности. Ибо взрослея, человек беднеет душевно и зачастую - беднеет катастрофически. Потому что взросление - прежде всего самоограничение. Выбор чего-то единого, узенького, серенького из безграничного многоцветного океана возможностей, плещущего в берега подростковой души.
Подросток сказочно богат, ничего не имея. Взрослый - нищий, даже разбогатев...
Взрослых волнуют только две вещи - собственное здоровье и материальные признаки успеха. Поняв это, я подумал, что с удовольствием отказался бы от взросления, если бы это было возможно. С удовольствием стал бы новым Питером Пэном...
Впрочем, этих самых Питеров у меня под рукой образовалась целая куча. Ибо через какое-то время уже на меня работала солидная банда пронырливых мелких - за порцию мороженого или бутылку лимонада выполняла всяческие мои поручения. Вынюхивали, вызнавали, докладывали мне. Я заносил в компьютер все, что они мне в клювиках приносили, и в свое время обнаружил, что у меня есть копромат практически на каждого ученика и даже на каждого учителя.
Компромат - это, конечно, сильно сказано. Просто кто-то с кем-то не ладил. Кто-то кого-то несправедливо обидел, кто-то кому-то не отдал долг - и всякие другие неприятные мелочи. Но люди - подростки и взрослые - скрывали эти мелочи. Во всяком случае, старались скрыть. И за то, чтобы эти мелочи не всплывали, кое-кто - не все, конечно, - готов был платить.
Я к таким являлся сам. Первое время побаивался, что меня поколотят. Но поскольку был предельно вежлив и тактичен, случаев рукоприкладства не было...
Скажу вкратце о том, что поначалу считал главным и ради чего все затеял, - о материальном достатке. Конечно, я купил себе мобильник - и не самый дешевый. Конечно, я купил себе отличный компьютер. И два шестиголовочных видака. И телевизор за восемьсот баксов. И стиральную машину за пятьсот...
Естественно, мои предки проявили интерес: откуда золотой дождь? И я, чтобы не было трений, все им изложил, как есть, поскольку их уважаю.
Вернее, почти все. Про свои компьютерные досье я умолчал. Но это было единственным моим умолчанием.
Что же касается Нинки, любви моей несчастливой, то ей, похоже, на мои успехи было наплевать. Она со мной приветливо здоровалась. И во взглядах ее при встрече где-нибудь в школьном коридоре было нечто вроде сочувствия.
А потом от своих мелких осведомителей я узнал, что у нее появился крутой "пацан". Поначалу мне донесли, что он из бандитов. Потом уточнили, - нет, он представитель очень крупной фирмы по Северо-Западу. Это, конечно, еще круче.
Узнав это, я понял, что Нинка для меня потеряна окончательно. И сгоряча хотел даже закруглить все, что успел раскочегарить.
Но тут вдруг обнаружил, что закрыть дело - еще труднее, чем его начать. И вообще, дела мои, как оказалось, обладают признаками живых существ, поскольку могут существовать без меня и стараются самосохраниться, и сопротивляются попыткам их насильственно умертвить.
И еще я обнаружил, что азарт несущегося на всех парах дела, инерция этого дела могут опьянять не меньше, чем любовь. И заниматься моими делами мне гораздо интереснее, чем думать о моей неудавшейся любви, которая, к тому же, то ли была, то ли мне просто привиделась...
И я посчитал, что позабыл про Нинку и даже мысленно пожелал ей быть счастливой рядом с этим ее "крутым"... И, как говорится, великое спокойствие снизошло на мою душу...
Я работал, я в поте лица руководил своей организацией, и денежки ко мне слетались безостановочно...
И вдруг Нинка ко мне подошла на перемене. И какая-то была смущенная. И глазами постреливала, а прямо на меня не глядела.
И я задохнулся, увидев ее так близко и увидев ее смущение. И понял, что старая любовь не проходит так быстро и так бесследно, как мне показалось.
- Слушай! - сказала Нинка. - Я своему Лешке поведала, что ты в школе вытворяешь, и Лешка тобой заинтересовался! Приходи ко мне сегодня в шесть! Лешка будет тебя ждать!..
"О женщины, коварство - ваше имя!"
Она меня дважды ударила ниже пояса и сама не заметила. Во-первых, когда обозначила мои занятия глаголом "вытворяешь". Во-вторых, когда сказала, что ждать меня будет Лешка...
Я, конечно, не подал виду, что ее слова меня зацепили. Я коротко и сухо ответил ей:
- Хорошо, буду у вас в назначенное время!...
И явился точно, поскольку точность - вежливость королей. Королем в данном случае был, конечно, не я, а этот самый Лешка. Он и в самом деле впечатлял: верзила под два метра, с бритой башкой, с голубыми ледяными глазищами. И к тому же, качок - Шварценэггеру не угнаться!..
Я, признаться, испытал почтительный трепет при его виде. Но на физиомордии моей надеюсь, это не отразилось.
Он крепко пожал мне руку (будто в стальных тисках подержал) и сказал:
- Слушай, парень, я хочу тебя пригласить в нашу фирму! Приходи -не пожалеешь!
Вот это да! Во всемирно известную фирму - и так запросто! Да такое любой мой сверстник видит только во сне!..
Я выждал паузу. Я ее не затянул. Подождал ровно столько, сколько было необходимо.
Потом сказал, вежливо, внятно и неторопливо:
- Извините, сэр, но у меня другие планы!..
Повернулся и ушел, прикрыл за собой аккуратно дверь. И на Нинку даже не глянул.
И это, наверное, был самый лучший миг моей жизни...

Геннадий Кингин (18 лет)

ЗАЧЕМ ТЫ УШЕЛ...?

Я сижу над общей тетрадью, исписанной крупными, прямо стоящими буквами.
Эта тетрадь принадлежит моему другу. Вернее, принадлежала. Ибо друг мой ушел. Предпочел не жить. Я же, оставшись без него, потерял покой. Меня мучит загадка его смерти. Почему он так поступил? Что думал? Что чувствовал? Как шел к своему решению?
Я думаю об этом день и ночь. На ходу, за учебой, за столом, в бессонной постели...
Я несколько раз перечитал его записи в общей тетради. Его записи -это его умирание виртуальное. Прогноз, предчувствие, фантазия собственной смерти.
Я снова вглядываюсь в слова, написанные в спешке. Некоторые не дописаны. Некоторые вздымаются над строкой. Некоторые со строки сползают...
Мне кажется, там, за словами, есть еще что-то. Какая-то тайна. Какой-то сокровенный смысл...
Я вчитываюсь в них снова и снова. И чувствую, как я сам смешиваюсь с тем "я", от лица которого ведется повествование...

Мне тяжело начинать эту исповедь, потому что нужно писать одну только правду, а правда - горька. Правда в том, что я лишний на Земле, никому не нужный, и нет мне тут места. И мысли о самоубийстве, которые меня посещали с некоторых пор, теперь прочно угнездились во мне.
Не подумайте, что я какой-то урод или больной. Нет, в телесном плане все у меня нормально, и все, что называется, при мне. И морда лица очень даже симпатичная - любое зеркало это подтверждает без колебаний.
Но счастья, доли, везения, судьбы - нет у меня.
Не скажу, что меня совсем уж никто не любит. Нет, родители у меня хорошие, - что мама, что отец, - и они меня любят, это несомненно. И я их люблю тоже.
Но в восемнадцать лет осознавать, что тебя любят только родители, -это все равно, что плевать себе в лицо и расписываться в полном своем ничтожестве.
Есть, я думаю, и родительская часть вины в том, каков я сегодня. Они меня вырастили добреньким, и это, в общем-то, непростительно. Это делает меня слабаком в глазах тех наглых и зубастых, что нынче властвуют.
Я воспитан на книгах. На великой русской литературе. Идеалы справедливости, истины, чести всосал с молоком матери. Но из-за этих идеалов я, образно выражаясь, то и дело прикладываюсь фейсом об тэйбл, и синяков на моей, к сожалению, симпатичной физиомордии, что звезд на небе. Меня попросту считают за придурка, за последнего лоха все, кто меня обманывал, кидал, разводил.
Начну анализировать сам себя ну хотя бы все с той же симпатю-лишной внешности. Рост нормальный - 183 см. Немного полноват, поэтому очертания фигуры чуть более округлы, чуть более плавны, чем надо. Волосы редкие. Видимо, я рано полысею. У отца, кстати, -превосходная плешь на макушке, живописно окаймленная седыми власами.
Черты лица у меня правильные. На всех моих детских фотках, если глядеть лишь на голову и не глядеть на мальчишью одежду, меня смело можно принять за девчонку, - до того миловиден. А мужская красота в наше время - недостаток, а не достоинство. Я, по крайней мере, считаю так.
Мужская красота в сочетании с вежливостью и добротой, привитыми воспитанием, - вот вам готовый портрет лоха чилийского.
И еще мой крупный недостаток, - может быть, крупнейший и непоп-равимейший, - то, что я родился в небогатой семье. Мама у меня - инженер, но состоит на рабочей должности. Отец - врач, который никак не может уйти из государственной системы, хотя мог бы вполне. Частных клиник сейчас - навалом, и его бы взяли в любую, он хороший фитотерапевт.
Родители трудятся честно, регулярно получают свою зарплату, и никаких других источников дохода у них не имеется. А честный труд и государственная зарплата - это, как известно, не повод к тому, чтобы разбогатеть.
И еще - раз уж я начал копаться в причинах собственного краха... Я хотел бы действовать, что-то делать, совершать, чтобы выбраться из того болота, в которое меня определила судьба. Но я не знаю, как действовать, меня кто-то должен направлять. А все мои самостоятельные телодвижения на ниве бизнеса или ни к чему не приводили, или выставляли меня на посмешище.
Так, например, после школы я решил заняться книжной торговлей. Сделал себе кучу бумаг в районной администрации. Заплатил за них (из родительского кармана, естественно). Купил переносной стол - все из того же кармана. И кучу томов из магазина "Старая книга", что в двух трамвайных остановках от нашего дома.
Начал торговать. И как только начал, стали вокруг меня виться всякие приветливые дядьки. Рассказывали о своей жизни. Причем так рассказывали, что впору плакать сочувственно. Просили у меня кто пятерку, кто десятку взаймы. И, естественно, отдавать долги забывали. Некоторые после того, как займут, исчезали вовсе. Другие, как ни в чем не бывало, продолжали брать меня на жалость...
Доставали меня также менты. То приходили в одиночку и начинали придираться к моим бумагам. То приезжали на машинах целыми отрядами и начинали на меня наезжать еще до того, как увидят документы.
От одних удавалось отшучиваться. Другим отдавал бесплатно книги со стола. Третьи брали сами, что хотят, не дожидаясь, пока я предложу.
Неожиданным было то, что прибыль какая-то все-таки оставалась. И поначалу я даже за продление своих бумаг мог сам районным бюрократам проплачивать.
Но длилось это недолго. Цены на разрешительные бумаги стали периодически повышаться. Скромной прибыли уже не хватало, чтобы вносить, сколько требовали. Тогда я рискнул и начал работать без бумаг. Но продлилось это, конечно же, недлго. Меня шуганули с улицы несколько раз. Потом доставили в отделение вместе с товаром. А выпустили из отделения на следующий день. И уже "голенького". То есть, без товара...
Ну что еще сказать о своих подвигах. Закончил среднее специальное училище (сокращенно ССУ) по специальности "юрист-правовед". Потом попробовал устроиться на работу и с удивлением обнаружил, что таковые специалисты среднего звена никому не нужны.
Потом я много еще куда пытался устраиваться. В некоторых местах надо мной попросту издевались. Например, чтобы оформить на место сторожа, требовали диплом о высшем образовании. В других местах меня брали, но с испытательным сроком. И когда я месяц-другой без зарплаты отрабатывал, меня выгоняли, заявляя, что я им не подхожу, - а в приемной уже толпились другие такие же дурачки...
Я старался, видит Бог. Но правда-то не в этом. Правда в том, что я не создан для действия. Мне нравится читать книги. Хорошая книга во сто раз реальнее, чем тот подлый мир, что вокруг. В хорошей книге я живу, а в реальном мире - существую. Книжные герои - они свои, понятные, родные. И если даже не понятные, то все равно они роднее, ближе, чем те манекены, что ходят по улицам.
После хорошей книги я, бывало, размечтаюсь так, что часами в реальности как бы не существую. С ними, с героями книжными, продолжаю сюжет и удивляюсь, почему автор этого не сделал, - ведь это так интересно... Там, внутри книги, я - свой, там я на месте. Там никто не сподличает и не измажет меня грязью безнаказанно.

Затем один мой однокашник по среднему специальному училищу устроил меня в ТУ контору. Меня там приняли приветливо и восхитились моим дипломом о среднем юридическом образовании, что меня, дурака, сразу должно было бы насторожить, поскольку в ста других местах на мой диплом посмотрели весьма пренебрежительно.
Так вот, меня похвалили и предложили мне место директора (да-да, директора!) в новооткрывающейся фирме. И я, опьяненный неожиданным успехом после стольких неудач, согласился. Я согласился, подписал кучу бумаг, избегался в поисках офиса, нашел его, оформил аренду, закупил офисную мебель и организовал ее привоз и размещение, закупил канцелярские принадлежности, приобрел компьютер и проследил за его подключением. Это так приятно, чтоб вы знали, - тратить деньги без оглядки и чувствовать на себе уважительные взгляды!..
Ну вот, сделал я все это, а потом, вроде, и нечем стало заниматься. Обратился к работодателям по телефону (кстати, мне они даже мобильник выдали - ДСП - для служебного пользования). Работодатели сказали, чтобы я не беспокоился, - все, что нужно, сделает за меня бухгалтер, и дали мне номер телефона этого бухгалтера.
Я позвонил. Тетка, судя по голосу, была пожилая и грубоватая.
В конце квартала, когда потребовалось подписывать бумаги, она подъехала ко мне, и звуковое впечатление подтвердилось визуально. Это была дамочка с мужским характером. И, вроде бы, не стервозная, не подлая. Она со мной поговорила и, вроде бы, пришла в недоумение.
— Слушайте, Гена! - сказала. - Вы - птица явно не того полета, что здесь нужны! Вы здесь для возможной отсидки, чтоб вы знали! Если бы вы читали то, что подписали, вы бы видели, какие суммы через вас уже промелькнули! Мой вам совет - сматывайте удочки! Здесь должен быть мужичок попроще, - выпивошка, например! Такой и отсидит, если надо, и глазом не моргнет!..
Меня ее слова повергли в шок. Действительно, какой же я осел! Думал, наконец-то меня оценили! Наконец-то поняли, каким замечательным я могу быть работником!
Как же! Оценили! Поняли! Прямо с улицы взяли в директора!.. Что же, дурачок ты малолетний, делать-то?..
Я метнулся к работодателям, уговаривал меня уволить, даже угрожать пробовал, хотя звучало это, понятное дело, жалко. А мне в ответ участливым тоном было сказано, что думать надо вовремя. Что здесь не лавочка, а Система, и войти в нее - стоит рубль, а выйти - так целых два. Что теперь, когда контора запущена, закрывать ее из-за моих капризов никто не будет. Но когда контора отработает ровно год, - вот тогда-то ее и закроют. А мне они пообещали увеличить зарплату на пятьсот рублей в месяц, чтобы я не вякал.
И остался я "директорствовать". Но всякий покой с этого дня потерял. На улице казалось, что за мной следят. В парадную свою боялся заходить, - вдруг там уже милицейская засада. Сидя дома, каждый миг был в напряжении, - ждал звонка в дверь и топота сапог в прихожей.
И чем дольше работал, тем меньше меня стеснялись. Тем лучше я понимал, что официальное лицо фирмы - оптовая торговля продуктами питания - лишь вывеска, маска, ширма. А там, за ширмой, совершается такое... Такое там совершается, о чем бы дружно завыли все газеты и все телеканалы, если бы разнюхали...
Я снова и снова просил, чтоб меня уволили. Я стал панически бояться своих работодателей. Такие ведь и убьют, если им будет надо. И закопают так, что никто никогда не найдет...
Мои приставания их раздражали, я это видел. Они то пытались меня логически убеждать, то рявкали. Видимо, я у них числился как идиот, который никак не может понять и принять правила игры...
А у меня, действительно, никак не укладывалось в уме, - ну почему я так легко позволил засунуть свою голову в петлю? Теперь осталось только затянуть, и карьера Геночкина закончена очень даже надолго.

Не знаю, когда у меня впервые появилась мысль, что выхода, пожалуй, нет. Может быть тогда, когда минул год, и работодатели сказали, что закрывать контору не собираются, поскольку это нецелесообразно. Может быть как раз тогда я и подумал впервые, что можно ведь перехватить у них инициативу и самому затянуть на своей шее ту петлю, которую они накинули.
Мысль о самоубийстве оказалась соблазнительной. Она давала мне сознание силы. Сознание того, что я могу всех обмануть, - то есть, победить.
Я мысленно перебирал разные способы самоубийства и любовался ими, как скупой рыцарь - своими сокровищами.
Мама и папа ни о чем не подозревали. Им казалось, что у нас в семье все расчудесно, и я не мешал им тешиться. Мне было их жалко. Порою - буквально до слез. Они в моем представлении были маленькими детьми, которых я, не желая того, должен был жестоко обидеть.
Но жалость к родителям отвратить от задуманного меня уже не могла. Мир людей плох, - вывел я для себя аксиому. Уйти из него - радость.
"Но, - возражал мне чей-то мысленный голос, - уйти из него можно только по произволению Божьему, а не по собственному хотению. Самоубийство - это преступление, это - разновидность убийства. Пусть ты убиваешь себя, но ты - убиваешь. Ты уходишь в Вечность преступником и уносишь с собой свои проблемы неразрешенными..."
Я ничего не мог ответить внутреннему голосу, и это меня бесило. В порядке компенсации я, в свою очередь, бесил работодателей. Мучителей своих. Пауков, поймавших меня в свою паутину, как муху...
Я снова и снова приставал к ним, чтобы меня уволили. Говорил им, что я - нервный. Что, если будут допросы, я не выдержу и обо всем расскажу. Что это нечестно - вовлекать человека в дело, не сообщая ему предварительно всей об этом деле правды.
Надо мной смеялись. Надо мной издевались. Впрочем, тут же оговаривались: ты слишком мнительный, не будь параноиком. Уж если что случится, мы тебе наймем лучшего адвоката, и он тебя обязательно отмажет.
Меня это не успокаивало. Уже одно упоминание про адвоката бросало меня в дрожь. Я не хочу в тюрьму! Я не хочу допросов! Подите прочь! Оставьте меня! Оставьте!..
По ночам мне снились кошмары. За мной гонялись менты, и были они почему-то не в современной, а в той старой, послевоенной форме, что видена мной была только в кинофильмах... Меня ловили, кидали мордой на асфальт, выкручивали руки за спину, надевали наручники... Меня били ногами - по ребрам, по ребрам. И я лежал, скрюченный, поджав ноги к подбородку, и плакал, плакал, плакал...

А потом наступила реальность. И была она проще, безболезненней и противней, чем любой сон.
Началось все со звонка из налоговой инспекции. Я туда отправился вместе с бухгалтершей и целой кипой бумаг. Бумаги наши изучали больше месяца. Я за это время извелся. Но, вроде бы, никаких сигналов тревоги не было. На улице за мной не следили. В телефоне подозрительных щелчков слышно не было. Письма к маме и папе приходили вовремя, и по ним не было заметно, чтобы их вскрывали...
Когда пришла совсем прозаичная, совсем нестрашная повестка: прошу явиться к следователю такому-то, по такому-то адресу, в такое-то время, - я испытал испуг и облегчение одновременно. Вот оно, свершилось! Теперь не надо ждать, не надо мучиться. Надо просто действовать!.. Я примчался к своим шефам с повесткой, они ее внимательно изучили, только что не полизали языками. Потом переглянулись и сказали мне, чтобы держался спокойно и никого не называл. Адвокат мне будет предоставлен обязательно-Когда я вышел за дверь, меня словно кто надоумил, - не ушел сразу, а приложился ухом, совсем неслышно приоткрыв створку...
- Ты в самом деле его отмажешь? - спросил один шеф другого.
- Дешевле утопить! - ответил другой. - Мне этот идиот надоел! Пускай пропадает!
- А если на нас покатит?
- Тогда так измажем, - век не отмоется!..
Потом послышался жизнерадостный хохоток, и я на цыпочках удалился оттуда...

На этом кончается моя долгая предыстория. Сама же история начинается на Кировском мосту через Неву. Я доехал до него на велосипеде, - на стареньком зеленом "дорожнике" моего папы. Велосипед, я думаю, не пропадет. Его обязательно вернут владельцу.
Была уже ночь, когда я добрался. Родители уверены, что я поехал в пригород к своему старому школьному другу.
Река под мостом была широка и сильна. Она разбивала свет полной Луны на тысячи осколков. Там, где была стремнина, посверкивали серебристые прямые линии.
Берега, одетые молодой, только что возрожденной листвой, источали будоражащие волнующие запахи. Запахи летали над водой, как невидимые бабочки, и рассеивали с крыльев свою чудесную пыльцу... Я вдыхал ее, наклонившись над перилами, и у меня все больше и больше кружилась голова. Ночь была полна волшебства, в такую ночь все было возможно...
- Возьми меня, ночь! - просил я жарко. - Укрой в себе навеки!.. Голова кружилась... Вода свивалась в жгуты, которые походили на змей, медленно качающихся под слышимую только для них дудку факира.
Змеи поднимались все выше... Вот они дотянулись до перил, и я увидел их холодные каменные глаза...
Они притягивали... Они звали меня...
И я перевалился через перила, чтобы рассмотреть их поближе. Рассмотреть и понять, что же они выражают...
Но ничего из моей затеи не вышло. Потому что полетел я не вниз, а вверх. И несли меня, а вернее - возносили, двое мужчин, сотканных из лунного света, прозрачных, как вода, и как вода реальных и сильных...

Тот, что слева, был помоложе. Полноватый, лысоватый, он близоруко щурил глаза и смешно морщинил свой высокий лоб, когда говорил. Возраст совсем взрослых людей я определять не умею, но этому, условно говоря, я бы смело дал сорок лет.
Второй, - тот, что справа, - был совсем старый, но еще достаточно крепкий. Этому я бы смело дал все восемьдесят. Ну, семьдесят пять, в крайнем случае.
Они меня возносили, и чем выше мы поднимались, тем холоднее становился окружающий воздух. Поначалу я поеживался, но потом вроде как бы привык.
Мои провожатые говорили по очереди, и мне нравились их речи. Они были полны дружелюбия, сочувствия и готовности выслушать все, что я захочу сказать в ответ. Не знаю, почему так было, но я чувствовал, что мои спутники относятся ко мне с большой симпатией.
- Никогда не надо сдаваться! - говорил мне левый. - Можно отступить, можно изобрести любую военную хитрость. Можно даже притвориться побежденным. Но только разве что притвориться!.. Вот я поначалу был, можно сказать, неудачником. А потом одна бабка деревенская подсказала, и я с ее подачи придумал целебный напиток. И он, действительно, многим помогал, облегчал страдания, излечивал недуги. И я, продавая его по доступной цене, накопил на своем счету вполне приличные деньги. Теперь я могу себе позволить практически все, что заблагорассудится...
- А я - говорил мне правый, слегка пришепетывая и время от времени поцикивая зубом, - занялся на старости теоретической разработкой универсальных денежных эволюции. И создал компьютерную модель мультивалентного ассимптотического умножения капитала. Пользуясь этой моделью, я бы мог обобрать любое казино, любой игорный дом где-нибудь в Монако. Но парадокс в том, что денег у меня и так было достаточно, и у меня не было нужды таскаться по всяким там казино. За мной охотились бандиты и агенты правительства, которые каким-то образом разнюхали про мой успех. Но обилие денег помогало мне делаться невидимым для любых розысков.
- Надо верить в себя! Надо верить в удачу! - говорил мне левый. -Надо просить у Бога помощи!..
- Надо все время что-то делать! - говорил мне правый. - Надо все время что-то делать! Никогда нельзя опускать руки!..
Я слушал их внимательно, потому что мне приятно было их слушать. У меня было такое ощущение, будто я их - и левого, и правого - давно и хорошо знаю.
Бывает же такой обман чувств, - говорил я себе. И радовался, что такой обман чувств - бывает...
Воздух вокруг становился все холоднее. И вдруг снизу послышался такой разбойный свист, от которого по жилам прошелестел совсем уж арктический морозище.
Я глянул вниз и, наверное, позеленел. Во всяком случае, так мне показалось.
Там, внизу, распластав огромные черные крылья и почти не шевеля ими, возносился следом за нами кто-то огненноглазый и крокодилопо-добный. У него была длинная пасть, усеянная изогнутыми, острыми, как шило, зубами. На носу или, вернее, над носом торчали два коротких рога - один прямой, второй - саблевидный. Из носовых отверстий выпыхи-вались словно бы струйки копоти. Таково было мерзкое дыхание этой твари.
Мускулистые лапищи, словно бы скрюченные, словно бы сведенные судорогой, были очень сильны. Кинжалоподобные когти на лапищах рождали мысли о непротивлении злу силой. Хотелось, глядя на преследователя, - а это несомненно был преследователь! - срочно сделаться пацифистом и засунуть маргаритку или там незабудку в дуло своего револьвера...
Может показаться, что я говорю обо всем этом чересчур легкомысленно, но я не легкомысленный, - я просто поддался нервной неестественной веселости, которая меня охватила при виде догоняющего...
Словно бы какая-то игра происходила... Какие-то бесшабашные догонялки...
Азарт заставлял суетиться, визжать и хихикать, и я с трудом сдерживался...
Мои два спутника приутихли, и только их учащенное дыхание выдавало, с каким напряжением они меня несут.
Я на них то смотрел, то скашивал глаза вниз. И я видел, как огромные распростертые черные крылья растут и растут, занимают все больше места под нами.
А впереди них поднимается смрадный запах, в котором и сероводород, и помой-ка, и кладбище...
Спутники мои переглянулись, и я прочитал в их глазах отчаяние.
- Помоги нам! - попросил левый.
- Участвуй! Участвуй! - умоляюще пробормотал правый.
- Как? - вскричал я, всей душой готовый и желающий им помогать.
- Только крыльями! Только крыльями!.. - задыхаясь, пробормотали и тот, и другой.
Я озадаченно на них посмотрел, но разъяснений не последовало. Тогда я в который раз глянул вниз, и вот тут-то меня осенило.
- Хочу, чтобы у меня были крылья! - заорал я во всю глотку. - Большие-большие! Белые-белые! Чтобы они забрали воздух у того урода!..
И они возникли... Они с хлопком распустились за моей спиной и простерлись высоко надо мной - серебристые, жемчужные, белые. Как цветы, что вырастают весной в горах среди ледников и водопадов...
Я осторожно шевельнул ими, затем взмахнул во всю силу, и они резко кинули меня вверх, как стрелу из лука.
Мои спутники - тот, что слева, и тот, что справа, - засмеялись обра-дованно, а я - теперь уже я! - увлекал их все выше и выше, взмахивая, взмахивая, взмахивая своими белыми...
Тому, что внизу, - черному, огненноглазому, - видимо, приходилось трудно. Он вертелся вьюном, входил в штопор, падал, снижался и снова вздергивался, взвихривался кверху. Он был настойчив, упорен и так же упорно преследовал, как я упорно удирал...
Веселье моих спутников постепенно утихло, озабоченность вернулась на их лица.
Они то молча переглядывались, то перекидывались непонятными словами, то меня поторапливали:
- Быстрее! Быстрее! Быстрее!..
Я взмахивал своими крыльями, - сильный, легкий, свободный. Я порождал ветер, который мешал тому, нижнему...
Но тот был силен. Ах, как неожиданно, возмутительно, неодолимо он был силен!
То незаметно - по сантиметрам, - то очень даже заметно - метровыми рывками - он приближался, он догонял нас троих.
А мы, то есть, я - потихоньку уставали, а потом, поскольку погоня была продолжительной, - выбивались из сил.
"Зачем такие большие крылья? - с отчаяньем думал я. - Можно было поменьше взять! Как у воробушка! Или у ласточки!".
И тут преследователь поравнялся со мной... И я увидел его красные глаза почти что в упор. Они были похожи на жерла двух вулканов.
Он ударил меня левым крылом, и я закружился, как пушинка. И небеса закувыркались вокруг меня, будто захотели по-ребячески порезвиться.
В какой момент я расцепился со своими спутниками?.. В какой момент они меня отпустили?..
Я увидел их падающими... И вдруг мне стало их так жалко!.. Так пронзительно жалко мне их стало, что едкие горючие слезы потекли из глаз...
Я закричал... Я протянул руки им вслед... Но что мог изменить мой крик!.. Он прозвучал не грознее, чем блеяние овцы...
Я увидел, как ящер, демон или кто он там был, налетает на одного моего спутника - на того, что помоложе. Налетает, впивается длинными когтями и рвет, рвет ужасной своей пастью... Рвет и заглатывает, - торопясь, давясь, дергая бронированной своей шеей...
- Мы - твои... Мы - твои... - пытается что-то выкрикнуть погибающий, глядя на меня глазами, полными страха и муки...
Но докончить мысль ему не удается. Он хрипит, булькает, замолкает... И растерзанный, разорванный, умерщвленный, исчезает в ненасытной пасти...
- Читай!.. - пытается мне что-то крикнуть второй мой спутник. Но тоже не успевает. Крылатая гадина его настигает и расправляется точно так же, как с первым...
Я плачу... Мне страшно... Мне больно... Мне жалко...
И вдруг я вижу, как чудовище устремляется ко мне, и впервые постигаю простую истину: оно должно расправиться со всеми тремя, и теперь настает мой черед...
Я машу, машу, - из последних сил машу своими белыми. Но в то же время прекрасно понимаю, что мне не уйти. Предсмертное томление меня охватывает, и я теряю последние остатки последних сил, последние остатки желания сопротивляться...
Чудовище надвигается... Я закрываю глаза и жду боль от его зубов... Жду боль, но слышу всего лишь аккуратный хруст...
Осторожно подглядываю и обнаруживаю, что летучий гад всего-навсего аккуратно откусил мои крылья, оставив меня "неодетым", "некомплектным"...
Затем его страшные лапы меня подхватывают и бережно сажают на его чешуйчатую холку. И я сижу там, как на троне, и костяные бугры за его ушами, а также сами уши меня прекрасно прикрывают от встречного ветра.
Чудовище вдруг издает пронзительный радостный клекот. Да, радостный, - в его тональности невозможно ошибиться. И я ему отвечаю своим ликующим воплем.
Восторг победы охватывает меня. Восторг освобождения. Победы над врагом и над собой. Освобождения от собственного страха.
Я снова и снова кричу, ликуя, торжествуя, и наслаждаюсь собственным воплем...
И мы куда-то летим - все выше и выше. Мы продолжаем полет, начатый с двумя моими спутниками...
Все холоднее делается окружающий воздух... Все нестерпимее становится его холод... Я съеживаюсь, будто какой-нибудь эмбрион, но чувство ликования не покидает меня... Я переполнен этим чувством, как воздушный шарик, накачанный водородом...
Мне хорошо... Мне уютно ( если бы не холод!)... Мне спокойно...
И вдруг небеса разверзаются, и оттуда бьет короткая фиолетовая молния...
Она бьет не в меня... Она бьет в то создание, что меня несет... И мы, слитые воедино, на миг останавливаемся в полете, а затем медленно-медленно заваливаемся вниз...
- За что?.. - кричу я, недоумевая, негодуя.
И струи, струи, потоки воды вдруг появляются невесть откуда и заливают мой крик и меня самого...
И я вдруг понимаю, кто были те двое моих спутников. И это понимание наполняет меня счастьем...
И мне кажется, что ликующий полет продолжается... И мне кажется, он будет продолжаться вечно...

Тело юного самоубийцы застыло под поверхностью воды, будто раздумывая, куда же двинуться дальше. Рот был разинут, глаза выпучены.
Блеск Луны отражался в мертвых глазах, и от этого казалось, что они полны беспредельной радости, беспредельного счастья...
Спустя некоторое время, тело начало погружаться, и вскоре даже Луна не могла до него достать...

Вот и все.... Я снова все перечитал - снова все пережил. Я воплотился в своего друга и в который раз ощутил протест, примеривая на себя его смерть.
Пора закрывать общую тетрадь. Пора возвращаться...
Пытаясь понять ушедшего, вживаясь в его мысли и чувства, в одном я уверился твердо. Тем путем, который выбрал он, я не пойду никогда. Я рожден, чтобы жить. Жизнь - мой долг, моя обязанность.
Я буду идти по своей дороге. Может быть, - глядеть в лицо смерти. Но глаз перед ней не опущу. В ее объятия не брошусь.
Прости меня, друг мой! Не уходи! Будь со мной всегда! Мы вместе -локоть к локтю - пройдем ту дорогу, которая впереди...

Александр Колядьев (18 лет)

ЧТО БУДЕТ ЗАВТРА...

Вот представьте: вышла мать семейства на кухню, приготовила омлет и зовет сына: "Коля, иди кушать!" Зовет она зовет, а ей никто не отвечает, - только слышно, как вода в ванной льется. А сынок ее сполз по стене, и глаза его закатились, как солнышки, и настала для него вечная тьма...
Нередкая в наше время картина, не правда ли?
Давайте же спросим себя: достоин ли жалости этот Коля? Или он вызывает какие-то другие чувства?..
Мой ответ: его, этого воображаемого Колю, жалеть не надо!
Потому что наркотики полезны! Да, полезны!
Они выполняют санитарно-гигиеническую роль. Они очищают общество от слабых, безвольных, не умеющих справляться с трудностями жизни, не способных закалиться в борьбе с этими трудностями.
Тот, кто не способен жить, инстинктивно выбирает вот такой вот способ ухода, вот такой вот способ самоубийства - наркотики. Такой слабак думает, что наркотики будут его "костылями", которые помогут ему обрести равновесие в нашем зыбком и неустойчивом мире. Но вместо "костылей" он обретает безжалостных палачей, которые превратят его в обрубок, в призрак, в жалко дотлевающий человеческий уголек...
А ведь некоторые недоумки считают, что наркотики - признак их "избранности", превосходства над другими, их оригинальности, талантливости.
Но талант проверяется одним: работой. Сотворением чего-то нового, своего. А уж, конечно, не уходом в убогий мир химически вызванных мечтаний.
Поэтому я повторяю: наркотики - санитары, очищающие общество от шлаков, от ненужных бессильных отбросов. И с этой точки зрения я -за наркотики!
Пускай, благодаря им, останутся только чистые, только здоровые телом и духом!
Только те, кому жизнь по плечу!...