Анна Томенчук (15 лет, лицей № 4, г. Нижний Ломов)

Рассказы из цикла «Аркадий и его бабушка»

ОДНАЖДЫ ЯСНЫМ ЗИМНИМ ДНЕМ...

Эх, и кто только придумал эту школу! Все выходные мы с друзьями самозабвенно строили нашу чудесную снежную крепость. И стены толщиной в три Колькиных портфеля, и комнатка, куда мы все вчетвером запросто поместились, и куча всяких прибамбасов в виде башенок, пушек и еще какой-то ерунды. Все вышло просто отлично. И вот сегодня вместо того, чтобы заняться, наконец, заготовкой боеприпасов, а попросту - налепить кучу снежков и накостылять-таки Игорешке с его дружками, пришлось полдня сидеть в школе на уроках. Время ползло малюсенькими черепашьими шажками.
Домой мы с Колькой летели на последней космической. Портфель - в один угол, школьные брюки - в другой. Я уже натягивал куртку, когда на пороге возникла бабушка.
- Аркадий! Во-первых, убери свои вещи, во-вторых, пообедай, а в-третьих, сходи в магазин, в доме нет ни кусочка хлеба и ни грамма масла.
Вообще-то бабуля у меня мировая. С нею и поболтать можно, и с уроками она поможет, и вообще, если что - она «свой парень в доску». Но, пока родители на работе, она «отвечает за мое воспитание», а против этого не попрешь. Хотя, честно говоря, роль пай-мальчика в мои 10 лет играть очень трудно.
- Ба-а-а! Не хочу-у-у! - я ною, но больше по привычке. - Не буду суп! Ну, ба-а! Ну, пожалуйста!
- Пожалуйста! Но тогда на улицу - ни-ни.
Бабуля развернулась и плавно вышла из комнаты. Э-хе-хе. Уныло тащусь на кухню. А за окном уже почти по-весеннему ярко и задорно светило солнышко, и мне так захотелось к друзьям на нашу крепость, что обед исчез в моем желудке с бешеной скоростью.
- Ба, спасибо, я побежал на крепость, - скороговоркой выпалил я и, натягивая шапку и куртку, побежал к выходу, уронив на пол табуретку, тумбочку и еще что-то. Но маневр не удался. Бабуля, зная меня как облупленного, неожиданно возникла на пороге, держа в руках пакет и кошелек.
- Радость моя, - ее глаза смотрели на меня как-то подозрительно ласково, - хлебушек и маслице. И на все - двадцать минут, иначе на крепость Коля пойдет без тебя.
- Ну, ба-а!
- И бегом!
Ладно! Спорить - себе дороже. Кошелек - в один карман, скомканный пакет - в другой, шапку - на ухо, застегиваю на ходу куртку, выбегаю на улицу. Солнце - яркое-яркое, просто ослепительное, светит весело и радостно. Небо - пронзительно голубое. Аж жить хочется, как говорит бабушка. Снег искрится. Красотища! По такой погоде идти даже в магазин в одиночку - преступление. И я решил, отклонившись от маршрута, забежать за ребятами. Лишних метров пятьдесят, и вот я уже стою перед Колькиной бабушкой.
- Марьванна! Здравствуйте! Меня бабушка послала за хлебом, можно Коля пойдет со мной?
- Конечно. Коля, можешь идти. Купи батон и пару булочек с маком.
Договориться с Сережкиной и Димкиной бабушками двум таким героям как мы не составило труда. И вот мы вчетвером дружно бежим по дороге, толкаясь и хохоча.
Из магазина вывалились с приключениями. Кто-то раскатил дорожку у самого входа, я решил прогарцевать на ней на одной ножке. А тут Серега подтолкнул меня для скорости, и Димка подтолкнул, и Колька... В общем, я очутился в сугробе, сверху - чья-то нога, еще сверху чья-то шапка, а еще сверху все пакеты с покупками. Мы так хохотали, что даже животы свело, и прохожие почему-то не ругались на четверых лоботрясов, а тоже смеялись.
В таком игривом настроении мы вышли на дорогу и направились домой, пока пакеты с хлебом и булочками окончательно не потерялись.
- Ой, ребята! Что это? Кажись, кого-то подстрелили! - глаза Димки полезли на лоб от удивления.
На белой накатанной дороге ярко алели круглые пятна, до жути похожие на кровь.
- Ладно тебе, - успокоил я друга, - кто-то, небось, краску пролил или сок томатный.
- Ага, вот так на улице зимой все будут ходить и сок проливать!
- Ну, может, торопились очень...
Однако через пару шагов мы снова увидели точно такое же пятно. А потом еще, и еще, и еще. Мы разом как-то присмирели. От игривого настроения вмиг не осталось и следа. Кровавые пятнышки, ровными точками убегали вперед по заснеженной укатанной дороге.
Мы бросились по следам, и скоро догнали замученную лошаденку, запряженную в сани. Алые капельки крови оставляло ее правое заднее копыто. Кляча заметно прихрамывала, а поддатый мужичок, сидевший на санях, ругался на нее зло и грязно, периодически опуская на несчастное животное кнут.
Мне стало жаль лошадку. Я представил, что это у меня ранена нога, а мне приходится идти и идти по дороге, получая по плечам жгучие удары. Сердце сжалось в тугой комочек, а на глаза навернулись слезы.
- Дяденька, а, дяденька, у вашей лошади копыто ранено. Мы аж от самого магазина по следам шли. Может, ее к врачу надо? - голос почему-то задрожал и получился каким-то жалким и плаксивым.
Мужик остановил сани и смерил нас наглым и злым взглядом.
- Ах, вы, мать вашу! Чаво прицепились? Шли бы вы... - и дальше на наши головы посыпалась такая ругань, что даже жутко стало.
Колька отломил кусок горбушки и протянул ее на ладошке лошади. Та удивленно посмотрела, повела ушами и нежно так взяла угощение губами.
Фьюить! Удар хлыста обрушился одновременно на голову несчастной лошаденки и Колькину руку.
- Ну ты, шмакадявка, пошел...!
Еще один удар, теперь уже только по лошадиной спине. Животное вздрогнуло и, бросив на Кольку благодарный взгляд, под отборный мат возницы тихо пошло по заснеженной дороге. Мы же стояли, сбившись в кучку, и глотали соленые слезы бессилия и обиды.
...В небе все так же ярко и весело сверкало февральское солнце.

ВИРАЗОН

Я обожаю картофельное пюре. Но я ненавижу чистить картошку. И хотя мне всего 10 лет, родители часто привлекают меня к этому мерзопакостному занятию. Это у них называется трудовым воспитанием в семье. Хотя мне кажется, что они просто сами не выносят этого нудного процесса. Вот и сегодня в мой законный выходной вместо того, чтобы валяться на диване и честно смотреть по телику все подряд, я уныло тащусь на кухню, придумывая на ходу, чтобы это такое сделать, чтобы ничего не делать. Но бабуля, вечный кухонный страж, начеку.
- Аркадий, детка, ты случайно не уснул? Может, подушечку подложить? Прямо сюда, на кастрюльку.
Ей хорошо шутить. Она вон какая шустрая. Все время руки чем-то заняты. А я еще ребенок! Я ведь ленюсь!
- Ба-а! Помоги мне! Я устал!
- Да ты же только начал.
- Вот-вот, начал и устал!
Бабушкины глаза щурятся в улыбке: похоже, у нее «есть план».
- Устал, говоришь? А если мы вместе быстренько почистим, тебе легче будет?
- Угу, - отвечаю я с надеждой. - А сказка будет?
Дело в том, что бабуля часто приходит мне на помощь (хотя она говорит, что это я ей помогаю вести хозяйство). А так как работаем мы в основном руками, а рот при этом совершенно свободен, она рассказывает мне интереснейшие истории.
- Не сказка, правдивая история про коня.
~ У~У~У» ~ я разочарованно мычу. - Конь! Ну что о нем можно интересного рассказать?
- А ты вот послушай. Только о картошке не забывай, ладно? Бабуля подсела ко мне, взяла большой клубень и начала тоненькой ленточкой срезать с него кожуру.
- Значит так. Дело было совсем недавно, под Москвой. У одного человека, назовем его Дмитрий Сергеевич, подрастал жеребенок. Он был чудо как хорош: весь черный, ни одного белого пятнышка, с благородными чуть вогнутым профилем. Его глубокие черные глаза, казалось, пронизывали тебя насквозь. Бег его был плавен и необычайно легок. Вот за эту легкость и стремительность и назвал Дмитрий Сергеевич жеребенка Виразоном.
- Как-как? Ве-за...
- Виразон. Это слово такое испанское, обозначает бриз, ветер. И любили они друг друга как родные братья, а уж понимали как! Хозяин еще не сказал, а конек уже все сообразил и сделал. А как исполнилось Вира-зону три года, стало ясно, что он рожден для скачек: легкий, быстрый, стремительный.
- А что, не все кони такие?
- Нет, не все. Они ведь как люди: у одного один талант, у другого -другой. Аркадий, ты слушай, но про картошку не забывай, ладно?
- Без возражений.
Бабушка тихо продолжала.
- Ну вот, стали коня тренировать, начались первые соревнования И представляешь, он все время выигрывал. Тут уж о Виразоне все заговорили: такого быстрого коня давненько не было. Он мог стать самым-са-мым, представляешь?
- И что, другие люди не завидовали Дмитрию Сергеевичу?
- Завидовали, конечно. Но для Дмитрия Сергеевича конь стал другом, и он ни за что не соглашался продать скакуна.
- Вот молодец!
- Подожди, история только началась. Как-то вечером приехал на конюшню один человек, Андрей Чебоксар. Долго он разговаривал с Дмитрием, все уговаривал продать коня. Цена взлетела до небес.
- А тот?
- Ни в какую. «Нет, - говорит, конь не продается». Чебоксар - свое, Дмитрий Сергеевич - свое. Так в тот вечер ни о чем и не договорились. А через пару дней снова Андрей пожаловал. Да не один, а с тремя здоровенными, накаченными мужиками. Стал снова уговаривать, потом угрожать. А как понял, что Дмитрий ни за что не согласиться, велел своим бугаям «разобраться».
- Ну? - Я с тревогой уставился на бабушку.
- Что «ну»? Те достали дубинки и давай колотить несчастного. Так и убили. И представляешь, конь как будто почувствовал, что хозяин в беде, а ведь в деннике стоял. Начал ржать, рваться, копытами бить, но... В общем, тело убитого оттащили в сторону, в коня выстрелили шприцем со снотворным, и спящего перевезли на конюшню к Андрею Чебоксару.
Я не удержался и расплакался. Было очень жаль и Дмитрия Сергеевича, и коня. И очень не хотелось, чтобы конь забыл первого хозяина и подчинился этому, как его, Чебуреку, нет, Чебоксару, что я и выложил бабушке, вытирая слезы рукавом.
- А Виразон и не подчинился. Он затосковал, никого к себе не подпускал, перестал есть. И что с ним только ни делали: и уговаривали, и били, и лакомства подсовывали - ничего не помогло...
- Конь умер? -Да.
Остаток картошки мы дочищали в молчании. Бабушка тихонечко мурлыкала какую-то грустную мелодию, а я думал, думал. Наверное, хорошо, что конь не подчинился, остался верен хозяину. А интересно, люди так любить умеют? Надо об этом обязательно спросить у бабушки.