Г. Акопян (ГОУ № 553, 11 класс)

ГОРОДСКИЕ ИСТОРИИ
Рассказы

Так интересно смотреть в окно.
За ним целый мир, невозможные хитросплетения историй, которые пересекаются между собой и зависят друг от друга. Как один человек зависит от другого.
Так интересно наблюдать за случайными прохожими, вглядываться в их глаза и стараться разгадывать тайну, которую носят они в себе.
Видеть их походку, их осанку, их одежду...
Так интересно наблюдать за жизнью природы, видеть деревья, солнце, траву, тени... небеса... облака...
Так интересно вглядываться в дома напротив. Поискать интересные истории в их глазах, или просто любоваться ими...
Город носит на своих ветрах миллионы историй. Миллиарды чувств тех, кто, когда - то жил в нём, живёт, и возможно, будет жить. Так интересно наблюдать за сценами ветра, и зреть истории, которые он приносит мне.
Они все разные, грустные и не очень, интересные и порой страшные, но все они, истории маленькой жизни в оковах большого города!

Меня не будет завтра
Тебя не будет завтра
Всех нас не будет завтра
Сегодня или завтра!
Агата Кристи

Проснулся с треском. Страх. Теперь страх мой лучший друг. Моя единственная подруга и спутник. На улице темно. На улице всегда темно. Мельком выглядываю в окно.
Деревья.
Скрюченные, кровожадные деревья высматривают своих жертв. Они корчатся в судорогах и манят. Дом напротив своими жёлтыми окнами следит за каждым моим движением.
Страх!
Холодно.
Надел жакет и поставил чайник. Холодно. На улице теплее. Непонятный страх и осознание кого - то ещё. Холод и чужое присутствие.
На улице темно.
В мыслях темно.
Чайник разорвал безнадёжную тишину на маленькие лоскутки своим оглушительным завыванием, давая всему миру понять, что он уже вскипел. Сижу на кухне и пью чай. Чай горячий и горький. И ещё он тёмный. Но от него становится тепло. А на душе холодно. Я один, и только страх - мой давний друг, всё ещё остался со мной.
Страх - блудница, обслуживающая всех одиноких и потерянных.
Тишина и тоска.
Тоска и тишина.
И только струйки пара от горячего чая и стальной блеск лезвия разрывают невозможное бытие нереального города.

ОГОНЬ

Сколько ещё дней в этом грязном году? Сколько ещё ноганень-ких дней, когда мне придётся опять вставать в эту чёртову рань.
Я раб повседневности.
Калека мироздания.
Мне надоел этот мир! Надоел даже больше чем Санта Барбара, которой так восторгается моя соседка.
Я хочу на волю!
Хочу на свободу!
Утро выдалось таким же холодным, как и вечер. Ничего приятного и тёплого, и даже одеяло, которое должно было ещё сохранять тепло человеческого тела, отдавало могильным холодом.
Во мне нет зависти. Нет любви. Нет ничего кроме тихой и желчной ненависти ко всему и ко всем. Я как - то подумывал об алкоголизме, но отмёл эту идею за недостаток действенности. Пьяному мне противнее, чем трезвому.
Всё начинается... Всё кончается, и наступает - дом. Противные четыре стены, жёлтые четыре стены, красные стены.
Они давят.
Убивают! Медленно, но верно и безостановочно.
Хочу на волю.
Этот мир такой же тесный, как моя комната. Такой же грязно - жёлтый и красный одновременно. Он такой же маньяк, как и моя комната. Это одно и то же. Господи, за что ты создал нас? Я не хочу видеть тебя после смерти. Так же, как и не хочу видеть твоего лохматого оппонента. Вы противны. Вы никчёмны, так же как и моя толстая соседка, мечтающая слопать все гамбургеры мира и не думающая о том, что скоро не сумеет протиснуть себя в дверной проём.
Выхожу на улицу.
Серое небо.
Грязные дворы.
Грязные стены.
Меня это давит.
Зачем я родился? Ради этих грязных стен? Ради этой желчи, которая рвёт мой рассудок и кормит ею старых пугал? Хочу! Ну и что я хочу? Не знаю!!! ХОЧУ!
Хожу по улице и даю пиву забродить в желудке. Грязное и вонючее пойло, но его принято пить и говорить при этом, что вкус насыщенный, а аромат прелестный.
Я хожу по улицам и стараюсь ни на что не смотреть, но во мне откуда - то проснулось чувство.
Я впервые ощущаю её.
Будто в моём желудке лампочка Эдисона, и она горит, отдавая своё тепло моим внутренностям. Мне всё противно, но это чувство, оно как тёплый луч жёлтого солнца на чёрной картине ненормального Малевича. Хожу по улицам и, вдыхая газонасыщенный воздух мегаполиса, изучаю свою лампочку.
Надо же.
Не ожидал, что во всей этой ржавчине есть капля меда. Тепло - оно охватило всё тело. Оно доставляет мне приятные ощущения. Но этот мир всё портит. Эти грязные стены. Чёрный асфальт.
Домой.
Дома не так противно.
Домой!
Щёлк. Ненужный никому замок с недовольным скрежетом открыл дверь, и я отправился в единственную комнату. Окно открыто.
Грязное окно.
Надо закрыть.
Нет.
Оттуда веет теплом.
Нет. Что за свет? Жёлтый! Слепящий как солнце. Это... Это птица! Огромная, еле помещается в проёме моих отворённых окон.
Птица. Жёлтая, и она горит, как солнце, и так же отбрасывает от себя миллион греющих лучей. Приятных. Я забыл про этот мир. Забыл про грязь. Забыл про работу и стены.
Огонь. Я горю, и птица горит вместе со мной. Я горю, полыхаю как костер, смачно приправленный бензином. Огонь, он не жжет. Я вижу свои кости, огонь, он абсолютный и сжигает всё, и со мной горит птица и вся квартира, но дыма нет.
Нет боли.
Нет горя!
Птица сгорела раньше меня и испустила такой громкий свет, что я зажмурился со всех сил, да так что растворился в этой крикливой пляске обезумевшего и очищающего света и огня. Растворился и стал собираться заново. Собираться медленно, но верно. Открыл глаза. Всё ещё слепящий свет. Один лишь свет, жёлтый и тёплый. Он затухает, так же медленно, как закат, и я успеваю заметить чудесную птицу, которая с ястребиным кличем вылетает в окно и оставляет в воздухе огненные шлейфы и, разгоняя мрачную тьму, улетает в небо.
К солнцу.
К свету.
Я заново родился, а желчь? Я не знаю что это, ровно, так же как и ненависть. Пойду, позвоню ей. Хочу услышать её голос. Очень хочу!!!

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Ночь!
Огромная луна серым вниманием наблюдает за всеми своими детьми. А звёзды, вечные странники небес, подмигивают всем на земле и спокойно странствуют по ночному небу, радуясь своей безграничной свободе.
Высокий парень и ни в чём не уступающая ему девушка пронизывают городскую картину своим присутствием...
Ночь казалась волшебной и прекрасной. Легкий ветерок трепал кудри огненно рыжих волос улыбающейся девушки. Парень был молчалив, и в его глазах читалась явная тайна.
Они всем своим естеством наслаждались прекрасными минутками счастья и спокойствия. Не было ни машин, ни лишних глаз, ни яркого света. Лишь спящий город, тёплая ночь и прекрасное низкое небо.
Звёзды блестели так ярко, что им казалось: подними руку, и можно будет схватить звёздочку и унести с собой, но этого делать было нельзя.
Они просто наслаждались друг другом.
Наслаждались мечтой.
Наслаждались тем, чего не должно быть и быть не могло...
Спящий город полюбил эту пару и всячески старался помочь продлению этих таинственных и сумрачно счастливых минут, ночь считала их своими детьми, а звёзды были их друзьями. Ветер прогонял все сухие листочки и подталкивал их в сторону спокойствия и гармонии, в сторону счастья, в ту сторону, где нет злых и завистливых глаз.
Каждый человек, совершено случайно попадавший им навстречу, помимо своей воли сворачивал с пути. Каждый, кто подходил к окну, видел лишь две медленно ползущие тени и считал их своим сном.
Они были хозяевами этой ночи.
Они догадывались, что это счастье будет длиться всего одну долгую, но быстро летящую ночь.
Они догадывались об этом и понимали, что не смогут жить
Друг без Друга.
Жить без чуда и сказки.
Они это понимали... но всё же...
Они наслаждались этим последним даром...

ПОТЕРЯ

Она проснулась от того, что дышать было нечем.
Дым.
Везде дым и оранжевые отблески огня.
Пожар.
Всё её тело пронзил панический, парализующий страх. Дым был такой густой, что она ничего не могла видеть. Глаза невозможно было открыть, и она ясно ощутила, что жизнь потихоньку вытекает из кончиков её обугленных пальцев. Это ощущение походило на освобождение или облегчение, она понимала, что умирает, с такой же ясностью, с какой спортсмен осознает, что выиграл мировое состязание.
Пробуждение было резким и болезненным. Вздрогнув, она, до боли согнув спину, выпрямилась. Кислорода в крови не было вовсе, и она всё ещё помнила запах той гари, которая окружала её во сне.
Вдох,
кашель,
выдох.
Она вытерла пот уже мокрой простынёй и постаралась выров-нить дыхание. Таких кошмаров она ещё не видела. Это было так реалистично, так натурально, что она даже сейчас чувствовала запах того густого и непроницаемого дыма от своего мокрого и холодного тела. Кожа была холодная и мокрая, но внутри всё горело.
Горело, как во сне.
Звонок заставил её подпрыгнуть на месте и прервать свои размышления. Она с точностью специалиста всунула ноги в тапочки и прошлёпала к телефону.
Отчим...
Она осела на табуретку, которая чудом оказалась рядом, и уставилась в одну точку комнаты. На фотографию своей мамы.
Мамы, которая умерла двадцать минут назад в горящем доме.
Сознание отказывалось верить факту, и слёзы сами пробивали себе дорогу. Телефонная трубка, уже валяясь на полу, голосом отчима отчаянно орала какие то нечленораздельные фразы, которые не имели для неё ровно никакого значения. Уже не имели...
Сорок мять лет.
Её маме было всего сорок пять лет. Это было одно из самых несправедливых происшествий её жизни.
Пожар...
Для неё время перестало течь в своём обычном ритме. Оно остановилось. Секунда казалась часом, а час месяцем.
Мама...
Её единственный друг и единственная опора. Её оплот и её спина. Она ни за что не хотела верить, что больше некому будет рассказывать секреты, раскрывать душу...
Девушка всё ещё с ужасом привыкала к той мысли, что нет больше мамы, что она ушла и никогда не вернется, как ни проси и у кого не проси. Болело сердце, но она не чувствовала своего тела. Даже если бы её резали на кусочки, она даже не шелохнулась бы. Из трубки, лежавшей на полу, доносились оглушающие гудки, и часы, злобно тикая, напоминали о том, что время неумолимо течёт.
По входной двери забарабанили, как сумасшедшие.
Яростно и громко.
Яна на это обращала ровно столько же внимания, сколько тигр обращает внимания на мошку, которая нагло кружится вокруг хвоста и старается впиться в кожу. Но стук не прекращался и этому стуку мог бы позавидовать и профессиональный барабанщик. Она встала, когда смогла сконцентрировать клочки своего внимания на крике за дверью.
Голос...
В дом ворвались отчим и младший брат. Они обнялись и плакали. Ей было необходимо, кого-нибудь обнять и чтобы этот кто-то обнял её. Ей было просто необходимо выплеснуть все эмоции и всё горе наружу.
Они сидели на кухне и молча пили чай. Она всё ещё не могла произнести и слова и даже не замечала, как горячий чай обжигает её горло. Она очень любила отчима и сводного брата, но единственным родным человеком для неё оставалась мама, и она ничего не могла с этим поделать.
Чай был солёный от катящихся но щекам слёз, но ей было совершенно всё равно: солёный он, горячий... какое всё это имеет значение, если мамы не стало.
- Было замыкание... она даже не проснулась... смертельное отравление угар... о господи за что??? - отчим сбивчиво и через слёзы пытался рассказать, что там произошло.
Нет... она проснулась... и ей было больно... очень больно и грустно... но она ушла... улыбнулась мне на прощание и ушла... И господь здесь не при чём... он прекратил своё существование, когда создал нас... его нет... и мамы нет... нет... нет!!!!! И никогда не будет!
Брат сидел рядом с ней. Он тоже плакал. Они стали настоящей, дружной семьёй и он, наконец, приобрёл маму и сестру, но... правильно говорят... за всё надо платить. И за столько лет счастья ему пришлось заплатить жизнью мамы... и не только ему, а им всем. Так устроена природа. За всё надо платить, а бесплатный сыр даже в мышеловке не сидит. Отец всё ещё старался говорить, он искал спасение в словах, и ему это хоть чуть-чуть, но удавалось. Слёзы из его глаз перестали течь, и он всё же вспомнил, что он глава семейства и что пора брать себя в руки.
Все их знакомые и друзья были на похоронах, и каждый из них старался хоть как - то выразить свои соболезнования. Яну уже тошнило от всех этих прискорбно грустных лиц, которые через час улыбнулись бы своим отражениям в зеркалах своих машин. Её тошнило от этих лживых и наигранных лиц. Да, она видела жалость, но эта жалость в глазах окружающих была так же противна, как и их слова, от которых уже болела голова.
Мама умерла!!! И это расплата за счастливую жизнь. Счастье не длится долго!!!
В первые два дня после похорон Яну всё чаще поселяли мысли об уходе из жизни. Она хотела к маме, и всё остальное казалось неважным. Её рвение перекрывало все здравые мысли, которые могли её посетить, и она встала на подоконник девятого этажа и прыгнула бы, если бы невидимая сила и руки брата не втолкнули бы её обратно в дом. Взглянув в его глаза, она поняла, какую глупость чуть не совершила. Взглянув в его чёрные глаза, она чуть не умерла от стыда и обещала, что больше никогда не будет так делать... никогда!!! Они обещали друг другу.
Мамы не стало, но жизнь должна была продолжаться, хоть и радости уже и не было. Жизнь должна была продолжаться... должна была... ради мамы... ради её любви и ради того, чтобы, встретившись с неё на том свете, не опустить голову со стыда, а гордо подняв её, улыбнуться.