Владислав Казеко (11 класс, школа № 671, г. Петергоф)

КНИЖНАЯ ЛАВКА

Была она за углом промтоварного магазина. Я часто посещал ее после школы и часто находил что-то новое. На прошлой неделе я приобрел чрезвычайно интересную книгу Диккенса «Дэвид Копперфилд». Ей было почти 50 лет. Хозяин лавки, почтенный старый букинист Николай Андреевич, относился ко мне хорошо. Мы были с ним в дружеских отношениях с первого моего похода в лавку. Я, несмотря на молодость, разделял его страсть к книгам. Если я получал в школе хорошие оценки, он дарил мне какую-нибудь книгу. Если же плохие, он угощал меня чаем. Окружающие считали его не совсем нормальным человеком. Говорили, что он занимается магией, знает заклинания, вычитанные в какой-то старой книге. Будучи знаком с ним ближе других, я не мог не согласиться с тем, что он странный. Вечно он бормотал что-то себе под нос и забывал мое имя.
Однажды, когда я подходил к лавке, мне послышался шум. Тихонько я подкрался к двери и заглянул внутрь. И ничего особенного не заметил. Николай Андреевич стоял за прилавком, а повернувшись спиной ко мне стоял посетитель с тростью в руке. Я зашел внутрь и присел за столик. Меня клонило в сон, но
вот посетитель медленно повернулся, и я узнал... Пушкина! Да, да, самого Александра Сергеевича! Довольно долго мы все молчали, пока сам он не спросил меня:
— Ну, ты и есть представитель нового поколения?
— Н...наверное, — пробормотал я, с мольбой поглядев на Николая Андреевича.
— Не бойся, (он опять забыл мое имя), соколик, это Александр Пушкин, я вызвал его с помощью заклинания познакомиться с нашим веком.
— «Однажды, странствуя среди долины дикой, внезапно был объят я скорбию великой», — на все сказанное выше заметил Александр Сергее вич. — Как вижу я, этот век не отличается романтикой?
— А каково это — писать про царя «плешивый щеголь, враг труда»? — спросил я единственное, что пришло мне в голову.
— Про каждого правителя ходят свои анекдоты, как полагаю, и про меня тоже, — ответил поэт.
— Александр Сергеевич, — обратился я к великому поэту. — Ваши стихи до сих пор помнят и знают сотни миллионов людей за то, что они так пре красны. И за то, что Вы восславляли свободу. Ваши мечты исполнились — у нас свобода, нет цензуры, нет царя, есть парламент и президент. Но жаль, что романтики, как Вы сказали, действительно в нашем веке мало.
— Я рад был поговорить с вами, — ответил Пушкин — Николай Андреевич, будьте добры, дайте почитать Есенина.
Постояв еще немного с полученной книгой, Пушкин с задумчивым видом растворился в воздухе. Николай Андреевич успел крикнуть: «Александр Сергеевич, трость забыли!» — и тут я проснулся.
«Странный сон, — подумал я оглядев помещение заспанными глазами, — и лавка, и Николай Андреевич существуют на самом деле, вот они, но был ли Пушкин?» И тут я заметил трость, прислоненную к прилавку.
С тех пор я перестал ходить в лавку за углом. Кто знает, что еще взбредет в голову этому Николаю Андреевичу?..