Я ИСПОВЕДУЮ ЛЮБОВЬ...

Я исповедую Любовь. Сейчас и здесь.
И мыслями, и чувством, и словами.
И говорю, что в мире этом точно есть
Еще Она, что дышит между вами.

Не пропадет, не сгинет, — как вещал нам Блок,
Несчастная и чуткая Россия.
Тому причина есть. Россия, знает Бог,
Никто иная, как Любви стихия.

Распахнутой душой Русь принимала всех,
Кто приходил в поля её ржаные.
Лишь не прощала ненависти черный грех,
Врагов гнала от века и до ныне.

И даже пригвожденная к кресту времен,
Стерпела плети на Голгофе мира.
Но враг не долго занимал Господний трон,
Вечерю празднуя шального пира.

Встает слепая Русь растерзанная в кровь,
Она наделена терпеньем свыше.
Отцу помолится и чистой станет вновь,
И Бог колокола её услышит.

Я исповедую Любовь, сейчас и здесь,
И мыслями, и чувством, и словами.
Я верю, знаю, в мире этом точно есть
Она, Россия. Та, что дышит вами.

РОССИЮШКА МОЯ

В кровавых днях и в полночи беззвездной
Немолчные прабабушки моей уста
Твердили с верою: «Дорогой крестной
Идешь, убогая, ты, Русь, на зов Христа.

Терпи, мужайся. Непосилен жребий
Другим, родимая, но только ни тебе!
Моя страна, страна таежных дебрей,
Казачья Русь, тебе ль не выстоять в борьбе?»

Векам подобны были годы эти.
Военный голод. Революций камнепад.
И веял, выл пустынно-сизый ветер.
Он хоронил Отечество — наш Петроград.

И бабушка моя тогда молилась:
«Россиюшка, так Богом велено, Отцом,
Чтоб жизнь твоя не кончилась — продлилась.
Ты обрученная — с победою венцом!».

Живого слова погребенье было.
Орала перестройка, старое поправ.
Надежду мама о стране хранила:
«Пройдет волненье и остынет буйный нрав».

В глазах у мамы, бабушки и близких
Теперь читает с грустью дочка вновь и вновь
Как мучилась Русь в родах материнских,
И как рождала из себя сквозь боль любовь.

И по утру их дочь встает пораньше,
С улыбкой открывает в небеса окно:
«Россиюшка моя! Так будет, знай же,
Ты расцветешь, так Богом суждено!»