ВЕРА В ЗНАНИЕ

 

Сидя в прихожей коттеджа Маллоуэй, я ждал, пока сквозь лабиринт коридоров до меня доберётся хозяин сего коттеджа – сэр Чарльз Маллоуэй. Я нечасто выбирался из дому, а тем более не выбирался к таким высокопоставленным персонам, как сэр Чарльз.

- Сэр Дариан! – воскликнул тот, завидев меня.- Хорошо, что вы пришли,- Его лицо выглядело как всегда дружелюбно и искрило радостью и счастьем.

Сэр Чарльз хоть и родился в Англии, но долгое время жил в Канаде, и поэтому за долгое время пребывания там совершенно утратил ту присущую ему до поездки в Канаду английскую чопорность. Я встал с кресла, приветливо улыбнувшись и протянув руку для приветствия. – Я тоже рад вас видеть снова, - проговорил я, пока Чарльз пожимал мою руку.

- Пройдёмте, выпьем чаю, - предложил он, подтолкнув меня и сделав приглашающий жест рукой.

- Не откажусь, – вымолвил я, уже шагая по коридору.

Дом Маллоуэй славился своим внутренним убранством: всюду картины знаменитых художников, вычурные вазы, расписные чайные сервизы, хрустальные кубки.

По лабиринту коридоров, в котором я, в конце концов, всё-таки потерял веру в то, что не страдаю топографическим кретинизмом, мы выбрались в гостиную, окутанную довольно терпким запахом неизвестных веществ. С первого взгляда комнату нельзя было назвать гостиной, ибо она была обставлена несметным количеством шкафов с разнообразными книгами, часть из которых пребывала в ужасном, затёртом до дыр виде. Множество столов с лабораторным оборудованием, тоже частично покрывшимся желтым налётом стояли везде, даже у самой двери, наполовину преграждая путь. Реторты, склянки, колбы, кристаллизаторы и прочая утварь покоилась под протёртой до дыр тканью. Каждый стол, за исключением нескольких, был накрыт этой тканью, говоря о том, что последний раз сэр Чарльз работал здесь достаточно давно.

- Это моя маленькая лаборатория, - развеял мои сомнения и рассуждения голос Чарльза. – Пройдёмте дальше, – он снова приветливо улыбнулся, а я продолжал дивиться столь контрастной обстановке, и после недолгих рассуждений сделал вполне очевидный вывод: градиент концентрации грязи составлял самое большое значение именно в этой «лаборатории».

Снова полумрак прекрасных коридоров, залов, кухонь, и мы вышли в довольно уютно обставленную комнату. Она больше походила на гостиную, нежели лабораторная комната, и, может, именно поэтому Чарльз предпочёл поговорить со мной именно здесь. Он жестом и лёгким поклоном пригласил меня сесть в кресло и, после того как я устроился, сел напротив. Через минуту на маленьком чайном столике между нами, появился поднос с ароматным чаем.

- Итак, чем же я заслужил такую честь? - спросил я, вопросительно глядя на сэра Чарльза. Внешне он представлял собой довольно упитанного мужчину с гладко выбритой макушкой и лбом. Его лицо с пухлыми щеками искрило радостью и счастьем в любой ситуации. Но его подозрительный характер нередко вызывал у меня раздражение и беспокойство. Тем временем в комнату вошла девушка, в довольно несвойственном девушкам костюме. – Отец, смогу ли я сходить погулять в тот лес, где мы были на прошлой неделе? – Она хмурилась, недоверчиво косясь на меня.

- Только осторожно, – ответил он с улыбкой. Дочь Чарльза присела в реверансе, довольно забавно растянув зелёные полевые брюки, ибо платья на ней не было, и вышла.

- Вы не боитесь за неё?- спросил я, несколько удивившись.

- Нисколько. Она часто гуляла со мной в лесу за городом, можно сказать, с детства, – он отпил немного чая, по-канадски даже не дотрагиваясь до блюдца.

- Итак, перейдём к делу. Насколько мне известно, вам нужна наша помощь… - начал я, тоже периодически попивая замечательный чай.

- Да,- резко ответил тот, – Орден долгое время не хотел выписывать никаких бумаг, для привлечения вас и Храма в это дело, – какой-то человек, странно одетый принёс портфель, передал его в руки Чарльзу и удалился. Чарльз положил его на стол и вынул несколько бумаг, покрывшихся желтизной. – Вот ознакомьтесь, – его рука, немного подрагивая, протянулась над столом. Я взял бумаги, сразу заметив на титуле каждого листка печати Ордена Объединённых.

Орден, можно сказать, держал равновесие в этом бренном мире по средствам религии. Как ни парадоксально, но Храм, в свою очередь оперировал знаниями науки и философии, но скорее для сохранения мира, нежели сохранение баланса и равновесия. В общем, взгляды обоих сторон кардинально отличались друг от друга.

- Несомненно, интересное предложение, - ознакомившись с договорами, проговорил я. – Орден никогда не прибегал к помощи Храма. Я несколько удивлён. Чарльз безмятежно улыбался и дрожащими руками держал почти опустевшую чашку.

- Это особый случай, сэр Дариан, – проговорил он, наконец. Видите ли, артефакт нуждается в защите более сильных, в магическом смысле, адептов, нежели людей Ордена. – его безмятежная, уже скорее натянутая улыбка не сходила с лица ни на секунду. Это выглядело более чем странно. Будто сидящий напротив меня человек знал всё наперёд.

- Чтож, ладно, я пришлю вам ответ к утру следующего дня, – вставая и убирая документы и договора в портфель.

- Очень вкусный чай, не правда ли? – неожиданно спросил он, распахивая передо мной двери комнаты.
Каждый раз, входя во мрак коридоров коттеджа Маллоуэй, я испытывал волнение и трепет. А проходя по ним, я провожал разнообразные вещи восторженным и удивлённым взглядом. Здесь было столько невероятных, интереснейших и прекрасных вещей, что я невольно думал, что здесь можно сделать музей, самый великолепнейший в мире. Я вышел в прихожую и крепко пожал руку Чарльзу.

- Мы надеемся на понимание Храма, – сказал он, всё ещё безмятежно улыбаясь и закрывая за мной огромный створчатые двери.

 

* * *

Огромный, прозрачный свод купола пропускал в зал заседаний Храма игривые солнечные лучи, отражавшиеся от множества икон и золотых ваз.

- Кот?!- воскликнул Высший Примарх и его голос отдался в головах у всех сидящих за овальным столом.

- Это немыслимо! – вторил ему секретарь, в круглых очках и робе, расписанной рунами Храма.

Перед троном Примарха, приклонив одно колено, сидел человек, на коттарди которого были нашивки и руны Ордена Объединенных.

- В этом животном заключён источник энергии! Вы хорошо понимаете, что если эта энергия попадёт не туда, то Храм и Орден будет смещён на самый последний план.

Продержалась минутная пауза. Люди в натянутых на голову остроконечных капюшонах за столом о чем-то переговаривались. Секретарь что-то шепнул на ухо Примарху и он, встав и вскинув руки, произнёс, настолько громогласно, что посол вздрогнул. – Nominare Nobis – Legio !
Все сидящие за столом поднялись и положили руки на сердце. Послышался шёпот стоящих поодаль паломников.

- Где находится этот кот? – пробасил секретарь, перебирая в руках чётки. Посол немного успокоился и уверенно протараторил – Наш человек готов передать вам его на Трафальгарской площади.

« Да уж» - подумал я,- « А более людного места в Лондоне им было не найти? Бездарно…»

Секретарь снова что-то шепнул на ухо Примарху и тот снова воскликнул

- An nomine Chaos ! Да будет так! – и снова люди, стоящие за столом хлопнули руками по груди.

Секретарь положил документы на стол, где четверо его помощников поставили туда печати и потом, сойдя вниз по ступенькам, передал их приклонившему колени послу.

Когда посол отошёл к стене, секретарь повернулся к столу, где сидели люди в робах с нашивками Храма.

- Сэр Дариан Грабель, подойдите ко мне, - подозвал он. Я молча встал и подошёл, ловя на себе странные взгляды остальных людей, сидевших за столом. За спиной Секретаря, облокотившись, сидел примарх, поглощаемый скукой. Повсюду в Зале Заседаний висели знамёна Храма, люди, разрисованные с головы до ног рунами, ходили взад вперёд и молились.
Обычные люди, поглощённые фанатизмом.

- Поезжайте на Трафальгарскую площадь и заберите кота,- тихо начал секретарь, перебирая в руке чётки. – Привезите его в нашу лабораторию к завтрашнему утру.

- Как скажете – кивнул я.

С секретарём всегда нужно держать язык за зубами, ибо все те, кто не сдерживал свой язык, заканчивал в карцере или, что ещё хуже, лишался сана и силы Высшего Слова, после чего оставались без последней толики рассудка и оказывались в рядах всё тех же, разрисованных с головы до пят, религиозных фанатиков.

- Заседание окончено! – проконстатировал секретарь, выдержав маленькую паузу, и люди, сидящие за столом, чинно и тихо вышли из зала.

Я к тому времени уже накидывал на плечи дождевой плащ и направлялся к огромным створчатым расписным дверям, ведущим на улицу. За мной, прихрамывая на левую ногу, шёл мой брат Секстион Грабель, в молодости он был несносным мальчишкой и я был удивлён, что его взяли в Храм, да ещё и даровали высокий сан. Несмотря на это, я любил своего брата и всячески помогал ему, если ему требовалось. Периодически он раздражал меня и его поступки и насмешки нередко выводили меня из себя.

Я вышел на маленькую площадку со ступеньками, ведущими вниз к площади. Как только моего лица коснулись лучи летнего полуденного солнца, я сразу позабыл о проблемах и невзгодах, взвалившихся на меня несметным и тяжким грузом.

Площадь перед Храмом всегда была полна людей, спешащих куда-то, смеющихся, улыбающихся, плачущих, молящихся. Группы людей, собравшись в кучки в разных местах площади, продавали из своих сияющих белизной шатров разную утварь. Можно сказать, что основная жизнь в городе скопилась именно на этой площади. Я спустился вниз по ступенькам.
В центре площади стояла скульптура Примарха – незыблемое доказательство веры и власти Храма. Близ памятника несли службу люди, с серьезными лицами читая молитвы и благословляя людей, подходящих помолиться к идолу.

Я медленно пересёк площадь и сел в кэб.

- Трафальгарская площадь, пожалуйста – попросил я извозчика. Без лишних слов, он дернул поводья, и кэб покатился по улице, огибавшей площадь.

 

* * *

Кэб ехал по узким улицам, спотыкаясь о камни и кочки. Солнце бросало солнечных зайчиков на стёкла и салон кэба, отражаясь в лужах и играя на листьях деревьев. В окне мелькали дома, разнообразные: высокие, низкие, яркие и бледные. Деревья, заливаясь золотистыми лучами, выглядели оживленно. Ивы, осины, многолетние дубы, по которым часто бегали белки, мелькая рыжими хвостами, всё живое радовалось, что, наконец, в Лондон пришло солнце.
Кэб со скрипом остановился, а извозчик, заглянув в маленькое окошко сзади, хриплым, старческим голосом проконстировал:

- Трафальгарская площадь, господин. – Я выбрался из салона, расплатившись. Извозчик кивнул в знак благодарности и дернул поводья, а я начал внимательно осматривать площадь на предмет человека с котом, или человека с нашивками Ордена. Но как я ни пытался всматриваться, я не находил ни нашивок, ни людей с котом. Вздохнув, я подошёл к маленьким круглым столикам, ограждённым живой изгородью. Эта площадь кардинально отличалась от Храмовой. Здесь не только было меньше обычного люда, но и сама площадь выглядела неживой. Растения, коих было мало, не отражали солнце так же, как в других местах. Люди хмурились, будто именно на этой площади шёл проливной дождь. Вдруг за мой рукав кто-то дёрнул. Я повернулся и увидел перед собой маленькую девочку, которая молча, смотрела на меня широко раскрытыми от интереса глазами. Она была одета в черное платьице, с множеством красных бантов. В руках у неё виднелся поводок, другим концом, уходящий за спину. Мне ничего не оставалось кроме как приветливо улыбнуться и строить догадки, кто эта девочка и почему она подошла именно ко мне. В голову не приходило ничего, кроме того, что либо эта случайная прохожая, либо агент Ордена. Она смотрела на меня с таким интересом, что чуть не поднималась на носочки. И тут из-за её спины послышалось протяжное «Мяу». Я наклонился в бок, дабы посмотреть ей за спину и рассмотреть того, кто издавал этот звук. Там сидел, облизывая лапу, очень пушистый, рыжий с оттенками белого, кот. Мой взгляд снова переместился на девочку, потом снова на кота.

- Это ваш кот? – спросил я как можно более мягким голосом. Её взгляд переменился. Она теперь не смотрела на меня с интересом. Теперь её взгляд был настолько серьёзным, что я невольно отступил на шаг назад.

«Очень необычная девочка», - мелькнула мысль в моей голове. Но основная логическая цепочка выстроилась в моей голове, и теперь я понимал, почему Орден послал именно девочку, ведь никто и не заподозрит то, что она выполняет важную миссию, гуляя со «своим» котом.

- Вы сэр Дариан Грабель, господин? – спросила она тихо.

- Верно, – ответил я, всё ещё улыбаясь, – а вы меня искали?

- Да. Пройдёмте со мной, – с этими словами она маленькими шажками прошла к ближайшему дому, в котором находился маленький склад, с кучей ящиков и запылённых шкафов. Я пошёл за ней. Когда мы пришли, я поинтересовался:

- Вы из Ордена?

- Да.

- В таком случае приступим.- я вытащил бумагу, одну из тех, что заверяли на собрании и камешек тёмно фиолетового света.

Девочка сделала тоже самое. Посредине склада я нарисовал мелом на полу руну, на неё положил оба договора и камушки.

- Deos trignita septem claves …- начал я читать молитву, и камушки начинали светиться, всё сильнее и сильнее. – nobis apertiunt viam ad fratres nostros .

Свет камней разогнал весь мрак помещения склада. А девочка удивлённо смотрела на это чудесное действо. Когда выполнение договора было окочено, кот прыгнул мне на плечо.

- Вы никогда не видели, как заверяются договоры? – спросил я, когда убрал свою часть договора и камешек в свою плетёную сумку.

- Нет. Мне сказали, что я могу носить с собой источник энергии без разнообразных договоров.- Она тоже всё убрала поводок и всё остальное в свою маленькую сумочку и смотрела на меня снова с живым интересом. – Ваша непосредственная задача не поддаться источнику энергии и доставить его завтра утром в лабораторию Храма.

- Хорошо, – ответил я, поражаясь столь взрослому поведению девочки.

Мы пожали друг другу руки, и она вышла из склада. Вскоре я тоже вышел, смыв мел на полу, и лениво зашаркал ногами вниз по улице. К тому времени солнце уже садилось и жёлтые отблески сменились рыжими, уже освещая только верхушки деревьев и домов. Кот тихо лежал на моём плече, обвив мою шею хвостом. Через час я дошёл до дома, находящегося неподалёку от здания храма. Мой путь лежал через парк, издалека выделяющийся зелёными верхушками деревьев. По народу ходило очень ошибочное мнение, что люди Храма, имеющие высокий сан, живут как короли в роскошных апартаментах. Но, вопреки кочующему мнению, моя комната представляла собой маленькую коморку, в которой из мебели были только кровать, матерчатое кресло, да маленький комод.

Я зашел в тёмную комнату, снял обувь и устало сел в кресло. Кот спрыгнул с моего плеча и сел на пол напротив меня. Мы минут пять смотрели друг на друга неотрывно. И вдруг кот сказал.

- Во что ты веришь, Дариан Грабель?

Я удивлённо смотрел на странное существо, сидящее напротив меня.

- Ответь мне, во что ты веришь? – ещё раз переспросил кот.

- В.. в Хаос, – опешив ответил я, а кот наклонил голову набок.

- А ты знаешь, что такое Хаос? – спросил он.

Я раньше никогда не задумывался об этом. В моей голове начали появляться мысли, которые раньше просто отвергались моим разумом. «А что я знаю?» - спрашивал я себя.

- О Хаосе ты ничего не знаешь – ответил на мои мысли кот.

- А знают ли другие? – спросил я, смотря стеклянным взглядом на пол.

- А что тебе они?

Я задумался, снова и снова выстраивая цепочки и сплетая их между собой. Кот зевнул, обнажив ряд острых зубов. Мои мысли путались, завязывая все логические цепочки в узлы.
- Как можно верить в то, чего не знаешь? – спросил кот, и по моему лицу пробежали капли холодного пота. В моей памяти всплывали картины, где огромные толпы людей, не зная, но веря, молятся, приклоняют колени пред неизвестностью.

 

* * *

Ночь прошла в тумане раздумий. Кот мирно спал на кровати, посапывая, и с каждым вздохом, кончик его хвоста вздымался и падал на одеяло. Я проснулся, так и оставшись в кресле. Холод пронизывал меня, и я поднялся, чтобы натянуть на себя что-нибудь более тёплое. На этот раз за окном сплошь был серый туман и тучи. Умывшись и одевшись, я разбудил кота, который снова взгромоздился на моё плечо. Я надел шляпу, дождевой плащ и вышел из дому. Мысли о вчерашнем вечере и ночи занимали всю мою голову. Часто спотыкаясь от недосыпания, я подошёл к Храмовой площади. В дождь как площадь, так и само здание Храма выглядело зловеще. Даже сейчас здесь находились толпы фанатиков, тщетно пытавшихся дотронуться до живого воплощения Веры и Храма – высшего Примарха. Группы людей, одетых в боевые костюмы Храма, с мечами и пистолетами наперевес охраняли вход в Храм и Памятник.

Я продрался через толпу и, показав пропуск стражам, вошёл в зал.

Секретарь, сидя за высоким круглым столом в середине зала, поднял на меня взгляд.

- Вас ждёт Его святейшество, – сказал он исподлобья. Я молча снял намокшую шляпу и плащ, из кармана которого выпрыгнул кот, неизвестно когда успевший перелезть с плеча в карман плаща и прошёл по коридору к кабинету Высшего Примарха. Дверь в его кабинет была окована стальным знаком Хаоса, и, подходя к нему, я всегда молился.
Он, как обычно, сидел в кресле и корпел над тучей бумаг и указов. Весь его кабинет был увешан свитками с древними письменами и множеством разнообразных антиквариатных вещей. Правда, их было не так много, как в коттедже Маллоуэй.

Я поклонился и доложил:

- Кот у меня, господин.

- Хорошо…- не отрывая взгляд от бумаг, ответил Примарх.

- Мне передать его в лабораторию?

- Да, следуйте плану… - он хмурился и периодически почёсывал поседевшую от старости макушку.

Я выждал небольшую паузу и, собравшись с силами, решил узнать ответ на самый главный вопрос.

- Простите, а что такое Храм?- Примарх поднял на меня взгляд.

- Хороший вопрос, – сказал он, наконец.

Я смотрел на него, чувствуя, что по виску пробежалась капля пота.

- Это то, во что ты веришь, сын мой, – он многозначительно кивнул головой.

- Но я не знаю, во что верю, – сказал я, потупив взор.

- Ибо ты не знающий, но верующий. Зачем тебе знать, чтобы верить? Ты должен знать только то, что Хаос неоспорим. Он везде и в тоже время нигде. Зачем тебе знать?

Я стоял, не зная, что ответить. И вдруг меня охватил гнев. Невероятно быстро поглощая меня, он распространялся по моему телу. Хаос – то, во что я верю, но знать, что такое Хаос, не нужно?! Невероятная ложь!

- Лгун! – воскликнул я, выхватив из под плаща пистолет, и сам того не понимая, наставив дуло на сидящего напротив. Примарх спокойно сидел, хмуро смотря на меня.

- Ты не знающий, ты верующий, ты такой же, как и все те, что стоят толпами на площади. Ты перешёл ту незаметную грань между верой и фанатизмом.

Я сжал зубы от злости.

- Лгун! Ты врал всем людям! Ты не идол! Ты – лгун! – с этими словами я спустил курок. Кот давно спрыгнул с моего плеча, и сидя в углу, наблюдал за картиной.

- Фанатик…- хриплым, захлёбывающимся голосом говорил старик, сползая наземь. – Фанатик. Нет тебе веры…

Я тихо смотрел на это, и моё тело пронизывали ужас и злость. Всё было как в тумане. Я, шатаясь, подошёл к трупу. Выстрел пришёлся ему в грудь, и он с совершенно спокойным и сожалеющим лицом умер. А в моей голове эхом отдавались слова: «Фанатик! Фанатик! Нет тебе веры! Ты фанатик!». Я вышел из кабинета и, качаясь из стороны в сторону, прошёл по коридору до чёрного выхода. Когда я вышел, во мраке на меня обратились тысячи взоров и тысячи голосов повторяли: «Фанатик! Фанатик!»

И всё исчезло. Наконец, я увидел, как зарождался мир, как в нём появлялась жизнь, как она развивалась, совершенно хаотично. И каждый раз я видел, что чем больше жизнь развивалась, тем больше появлялось существ, которые контролировали друг друга, направляли и развивали. И я узнал, в какой Хаос я верил. Я верил в Хаос мира, в то, что этот Хаос есть во всём сущем. Он управляет душами, дабы развить и направить другие души.

Очнулся я в собственной комнате, рядом, склонив голову на бок, сидел кот.

Я сел на кровати, и тут в комнату вошёл мой брат.

- Наконец – то ты проснулся! Прошло больше 12 часов! – он взволнованно махал руками и расхаживал по комнате.

- Успокойся, Секстим. – спокойно ответил я, поднявшись с постели.

- Ты проспал собрание, и все заволновались, в особенности Примарх. Кажется, он хотел тебя видеть.

- Да? – удивлённо спросил я.

- Да… и ещё я думаю, что сейчас тебе стоит завершить свою работу.

- Я так и поступлю, – сказал я, накидывая на плечи дождевой плащ. – С этого момента каждый человек, не перешедший грань, должен верить только в то, что знает.

Секстим посмотрел на меня недоверчиво и удивлённо.

- И да будет так, во имя Хаоса,- сказал я в пустоту комнаты и вышел на освещённую ярким летним солнцем улицу Лондона.

 

 

ВПЕРЁД В БУДУЩЕЕ

Глава 1

 

Случилось это в прошлом 2066 году. Мой друг, назовём его Влад, сидел на уроке истории в школе. Рядом с ним было пустое место, и я подсел к нему.

- Скучно, - сказал Влад.

- Да, - ответил я ему.

- Может, порисовать?

- Можно, в принципе…

- Разрешите спросить Вас, о чём ведём беседу? – спросила учительница.

- Об истории Древней Руси, – выкрутился я.

- А о чем же именно?

- Об обрядах, которые совершали древние люди, - уверенно продолжая врать, отвечал я.

- Отлично! Кстати, последний обряд произошёл в 1150 году. Там принесли в жертву мальчика одиннадцати лет. Обряд совершали староверы, которые после Крещения Руси не приняли новую веру, - поддержала меня учительница.

Тут прозвучал гонг (Влад и я учились в школе, в которой запретили звонки из-за вреда громкого звука для уха человека). Мы начали собираться домой. В раздевалке, как всегда, было вавилонское столпотворение, и мы еле протиснулись сквозь ряды одноклассников к выходу.

Когда Влад пришёл к себе домой, он спросил бота про обряды древних русичей.

- Зачем тебе это? - поинтересовался бот.

- А тебе какая разница, искусственный разум? - вспылил мой друг.

- Молчу, хозяин.

- Ну и молчи! То есть рассказывай!

- В Древней Руси был обряд. Когда человек старел, в жертву приносили отрока. Им жертвовали, чтобы возродить силы умирающего.

«Вот ведь какие интересные были времена!» - позавидовал Влад, выключил бота и пошёл искать машину времени, которую родители от него куда-то прятали. Она оказалась там, где все родители хранят вещи, не предназначенные для детей. В общем, машина была в кладовке.

Влад набрал 1150 год и встал на месте неподвижно.

 

Глава 2

 

Влад попал в Древнюю Русь, а точнее, в одну из ее многочисленных деревень. Ему тут же пришлось спрятаться в кустах, так как в деревню входило странное войско. В нем было, казалось, больше зверей, чем людей.

Войско явно ликовало, но не слышалось каких-то громких голосов или медвежьего рева. Были чёткие мужские голоса, но говорили мужчины на не слишком-то понятном Владу наречии.

Вот как выглядел их разговор:

- Далече мы с тобой, Владимир, ходили, но состарился ты, измучила тебя жизнь.

- Прав ты, Неждан, ежели не отойду к середке, то исполните обряд.

- Жаль будет отрока.

- Ну и пусть.

- Действительно, не впервой.

- И то верно.

Влад всё слышал и очень обрадовался: он действительно увидит обряд, ведь о нем говорили Неждан и Владимир.

 

Глава 3

 

Пока Влад путешествовал во времени, домой пришли его родители. Они не застали сына за уроками. Зато нашли в его комнате отцовского бота, который обычно помогал папе. Мама включила его. Бот заговорил про обряды, и вот что услышали родители:

- Последний обряд жертвоприношения произошёл в 1150 году. Люди нашли отрока в странном одеянии, который не знал славянского языка. Его возложили на жертвенник, дабы омолодить одного из лучших воинов, в чьей силе нуждалось войско.

Родители ничего плохого не подумали. Сын ушёл к друзьям, к тому же интересуется историей. Не следует волноваться из-за пустяков.

С этими словами они отправились по своим делам.

 

 

Глава 4

В то время, когда родители Влада слушали бота, сам Влад вовсю путешествовал по древнерусской деревушке. Дома были очень маленькие, и народу на улице почти не было.

Рядом с каждым домом стояла либо корова , либо лошадь. Когда Влад видел собаку, старался не подавать виду, что он её боится. Но собаки не лаяли. Даже коровы и те не мычали. Влад, как завороженный, смотрел по сторонам.

И вдруг кто-то схватил его за шиворот. Влад и вскрикнуть не успел, как оказался в мешке. Сколько бы он ни барахтался, пытаясь вылезти, ничего не помогало. Его куда-то волокли и останавливаться не собирались.

Потом он почувствовал, что его внесли в дом. Сначала он ничего не слышал, потом начал различать голоса.

- Боги поддерживают нас: я нашёл какого-то чудного отрока лет одиннадцати. Он брел по деревне, видно, издалека пришел. Знать, никто его не хватится. Вот его мы и принесем в жертву.

- А можно на него хоть посмотреть? – сказал женский голос.

- Отчего и не посмотреть. Открывай мешок!

Сначала ничего не происходило, но потом кто-то сильным движением руки перевернул мешок.

Влад вывалился из него и увидел шесть человек, смотревших на него широко раскрытыми глазами. В избе было четверо мужчин и две женщины.

Ближе других стояла девушка лет семнадцати. Именно она и пожелала посмотреть на нашего друга.

- Какой хорошенький, - промолвила девушка, глядя на Влада. - Не мог найти кого-то пострашнее?

- Может быть, подождём с жертвоприношением? – спросила другая девушка.

- Согласен, - сказал тучный мужчина лет пятидесяти, - а то дождь собирается...

- Положим его пока в сарай, чтобы не убежал.

На том и порешили. Влада оставили в сарае. Вокруг пахло лошадиным навозом, но не это мучало Влада. О чем-то напоминал ему недавний разговор в избе, но вот о чем?..

И вдруг его осенило: «А ведь это про меня шла речь в летописи. Я должен быть отроком, принесенным в жертву!»

Он дрожащими руками зашарил по карманам, его прошиб холодный пот: машины времени там не было! Вдруг она выпала еще в избе?! Он начал ощупывать землю вокруг себя, перебирая дрожащими пальцами сухие ветки и камешки. Наконец рука наткнулась на что-то металлическое. Машинка, его дорогое спасение, лежала там! Влад трясущимися руками набрал 2066…

 

 

Глава 5

Несколько дней понадобилось Владу, чтобы прийти в себя, и только потом у него появилось жгучее желание посмотреть в Интернете, что случилось с тем отроком, про которого говорила учительница.

Он ввёл: «Последнее жертвоприношение в Древней Руси»

Гугл выдал пять миллионов ответов. И во всех говорилось про то, что отрок исчез при совершении жертвоприношения. Влад усмехнулся: он изменил прошлое.

 

 

БУНТ

 

Я проснулся от того, что на верхней палубе кто-то очень громко расхаживал. Как будто кто-то из матросов выжил из ума и намеренно шумно прохаживался по палубе над моей каютой. Да ещё в такую рань!

Ну не могла же моя чёртова команда совсем выжить из ума и разбудить меня с утра пораньше? Но ничего-ничего! Сейчас, я встану и покажу им морского кракена!.. Вот только встану.

Я, пересилив себя, убив в себе того ужасного морского змия, который искушает, а потом съедает целиком, без остатка, все мои благородные и не очень начинания, встал и начал надевать на себя белую длинную рубаху, заправив ее в брюки, сверху плотный пиджак, поношенные сапоги. В море – это непозволительная роскошь, но капитану «Симоны» можно.

Когда я вышел на палубу, солнце уже было достаточно высоко, чтобы младшие матросы начали драить палубу, но слишком низко, чтобы в камбузе было что закинуть в пасть.

На капитанском мостике, за штурвалом, с до омерзения важным выражением лица стоял квартмейстер Люков. Он, завидев приближающегося меня, сразу наигранно повеселел и крикнул мне оттуда:

– Доброе утро, капитан! Клянусь своими последними сапогами, сегодня нам да попадётся какое-нибудь задрипанное судёнышко с жалкой командой и полным трюмом золотых!

Я не стал кричать ему, а ответил только когда поднялся на капитанский мостик и встал подле него.

– Прикусите язык, квартмейстер. Этот день слишком хорош, чтобы отмывать палубу от крови.

Люков помолчал с минуту. Потом, не отрывая взгляда от горизонта, спросил:

– Капитан, вы же слышали про «истребителей пиратов»?

– Допустим. Вы к чему-то клоните?

– Слушок прошёл, что они в этих водах. Не слышали?

– Допустим. Что с того?

Люков повернулся ко мне лицом и блеснул своими маленькими глазёнками:

– Не, ну не хотите же вы сказать, капитан, что боитесь нарваться на них?

На секунду я запаниковал. Но виду не подал.

– Я вижу, вы, Люков, давно в камбузе котлы не драили?! – Пригрозил ему я и занял место за штурвалом. Люков продолжал стоять рядом.

– И вообще, Люков, что за стая китов будто било плавниками по палубе тогда, когда солнце ещё только выходило из моря?!

– Моя оплошность, капитан. – Люков был с утра как шёлковый. Что-то явно неладно. – Младшие матросы подрались из-за гнилого яблока, что нашли в трюме, когда драили там полы…

Люков снова немного помолчал, а потом продолжил:

– Но, капитан, не кажется ли вам, что вы и так много спите? Вся команда уже полсуток на ногах, а вы только из каюты выходите.

– Люков, – я бросил в его сторону самый грозный из коллекции моих грозных взглядов, – вы собрались на корм акулам?!

– Извините, капитан! Я очень устал после ночной вахты и немного не в себе, – резковато сказал Люков и закрыл за собой дверь камбуза.

– Ну и вали к чёрту, – сквозь зубы процедил я.

Да, этот проклятый Люков и правда себе слишком много позволяет, и без вас знаю. Но проблема в том, что он единственный, кто на этом треклятом корабле способен хоть как-то вести судно. Выгнать его я никак не могу. И он это понимает.

А эти «истребители пиратов», как мешок с порохом, свалившийся на голову, это очередная головная боль всех пиратов, промышляющих в этих водах. Они – ничто иное, как кучка бестолковых офицерских отпрысков. Но, к моему сожалению, отлично вооруженная кучка. У них есть и пушки, и арбалеты, и огнестрельные орудия, а у нас – разве что пара десятков затупившихся сабель, дюжина ножиков и шесть дюжин кулаков. Вы не находите, что силы не равны?

– Капитан! Капитан! – На мостик поднялось маленькое, кудрявое и зеленоглазое создание, облачённое в самое лучшее детское тряпьё, которое мы нашли на торговом судне надцать суток назад.

Это создание – Миля, как мы её кличем, маленькая девчушка, подобранная мною с какой-то ветхой шлюпки пару лет назад, единственно существо женского пола на моём корабле. И как бы моя команда не была недовольна этим, но я очень полюбил девчушку и часто баловал. И никто из команды ни разу не осмелился дотронуться до неё даже пальцем.

– Что случилось, радость моя? – Спросил я Милю, не отрываясь от штурвала.

– Люков на кухне…

– Ты на корабле, а не у бабушки в гостях. Камбуз, а не кухня. А квартмейстер Люков сейчас меня совершенно не интересует, – резко перебил девчушку я.

– Хорошо, – Миля так наивно и по-детски улыбнулась мне. – Тогда я пойду в ком… каюту.

Я ничего не ответил девчонке, впившись глазами в горизонт.

 

В камбузе я разрешал садиться со мной за стол только двум людям – Миле и старому морскому псу, бывалому пирату Костылёву. Фамилия его полностью оправдывала внешний вид: свою правую ногу Костылёв потерял ещё в юности, во время бунта, когда служивые пираты восстали против капитана-молокососа и началась поножовщина. В этой неразберихе Костылёву отсекли левую ногу до колена. Но он не прекратил плавать, а сам выстрогал себе из старой мачты трость и так и не расставался с нею, частенько приговаривая, что никогда в жизни не бросит корабельное дело потому, что тогда океан, не выдержав предательства, заберёт у него и вторую ногу.

– Нико, – обратился ко мне Костылёв, плюхнувшись на скамью. Он единственный на этом корабле называл меня по имени. – С самого утра моя единственная нога не даёт мне покоя. – Костылёв чуть пригнулся ко мне и стал говорить тише. – Нико, на корабле готовится бунт.

– Что за глупости, старина?! – Воскликнул я, чуть не подавившись ромом. – Да у них кишка тонка. Они меня как огня боятся!

– Ты, капитан, конечно, как знаешь, но Мильку-то я спрячу к себе в каюту. Мне так спокойней будет.

– Делай, что хочешь. Но за Милю ты ответственен, если что – три шкуры спущу, и не посмотрю, что ты стар.

Костылёв уковылял наверх, а я остался сидеть, будто ожидая чего-то. И это что-то не заставило себя долго ждать. Оно, в лице квартмейстера Люкова, бесцеремонно подсело ко мне за стол и, помедлив с минуту, заговорило:

– Капитан, среди матросов беспорядки. Начинаются бунтарские настроения.

Я внимательно посмотрел на Люкова и спросил:

– Ну и чего же вы от меня ждёте, квартмейстер? Это ваша работа.

– Руками капитана подавить бунт! Срубить мятежников на корню! Скормить акулам!

Я подался вперёд и теперь моё лицо находилось в пяди от лица Люкова.

– Квартмейстер, вам-то только на руку, если меня скормят морской пучине мятежные матросы, не так ли? Ведь это вы станете капитаном после моей смерти.

Я сказал это так тихо, чтобы слышал только он, и никто больше. Затем я откинулся к стене и под столом схватился за ножны. Громко воскликнул:

– Так зачем же все эти пустые слова, квартмейстер Люков?!

– А верно, капитан, – показушно громко воскликнул Люков в ответ, – вы ведь абсолютно адекватный человек и прекрасно понимаете, что против трёх дюжин матросов вы один не выстоите, а потому сами спуститесь на шлюпку и побыстрее угребёте отсюда, так?

Я почувствовал, что под столом в мою коленку упирается лезвие его ножа.

– Ведь так, Нико? – Люков сверкнул глазками.

Этими своими речами, обвинениями в трусости, пустословными угрозами, а главное – тем, что он посмел назвать меня по имени, он вывел меня из себя. Я запрыгнул на стол и приставил нож к его горлу.

– И ведь не посмотрю, что ты один умеешь вести судно и разбираешься в навигации, право, не посмотрю!

Сбоку раздался рёв. Я обернулся. Замахнувшись кухонным ножом, на меня летел кок, огромных пропорций мужчина со зверским лицом. Я оттолкнул его сапогом вместе с его огромным ножом, отвлёкся и упустил Люкова. Тут же выделилась парочка моих приверженцев, юных матросов, пока что не сошедших с ума от вечной качки и тех помоев, которыми питаются на судне.

Началась столь обыкновенная для пиратского корабля поножовщина. Лезвия ножей плясали в воздухе, создавая ритм и оставляя за собой шлейфы крови. Посреди этого буйного пляса я почувствовал, что моя левая ладонь налилась теплом и стала мокрой.

Я застыл посреди схватки, вокруг меня плясали ножи, а я, словно дурак, разглядывал свою ладонь. Моя первая рана в схватке на ножах.

Вдруг среди шума и неразберихи я услышал знакомую мне мелодию. Я полез в карман брюк и достал оттуда мобильник. Семь часов, пора вставать на работу.

 

– Семь часов, тебе пора вставать на работу. – Я лениво перевернулся на бок и посмотрел на дверь. В проёме, облачённая в длинную рубаху и шорты, стояла маленькая, кудрявая и зеленоглазая девчонка.

– Да, Мил, уже встаю, – сонно отмахнулся я.

– Коля, а что это у тебя с правой ладонью? – Спросила Мила.

– Что это у меня с правой ладонью? – От единой мысли, что все эти пиратские похождения могли быть на самом деле, я даже проснулся.

На моей ладони красовался бинт, причём уже выцветший, коричневатый. Я покрутил рукой перед глазами и размотал бинт. Впрочем, это оказался никакой не бинт, а обычная ситцевая тряпка. Так вот, под повязкой зияла рана, глубокий и длинный порез.

– Брат, ты правда решил на работу сегодня опоздать?! – Воскликнула Мила.

 

Я, сонный и рассеянный, зашёл в офис. На пороге меня остановила секретарша:

– Николай Александрович, Люков Андрей Игоревич оставил всю документацию за текущий месяц у вас на столе. Ещё заходил Костылёв Михаил Владимирович, спрашивал по поводу новых окон…

– Спасибо. Принесите мне, пожалуйста, кофе.

– Как ваша рука, Николай Александрович? – Спросила Юлия, когда принесла кофе. Она, услужливая девчонка лет двадцати, не умеющая совершенно ничего, кроме своей работы.

– Откуда вы знаете про мой порез?

– Как откуда, Николай Александрович?! Вы забыли? Это же вы вчера при мне резали канцелярским ножом бумагу для отчетов Люкова, да и порезались. Крови было – оой! Бинта не нашли во всём офисе. Пришлось мне старую занавеску рвать! Неужели не помните? – Удивилась она.

– Да, конечно. Помню.

 

БЫЛО ВЕСЕЛО

 

Когда мы утомились бродить по улицам и ноги наши стали постанывать при каждом шаге, человек, с которым я по воле случая провел весь сегодняшний день, завел меня в симпатичное кафе, находившееся в глухом переулке. Мы уселись за столик у окна, чтобы доставлять редким прохожим удовольствие заглядывать в наши рты, когда мы будем жевать.

Видимо, скучавший до нашего прихода официант тут же принес нам меню, нацепив при этом на себя самую учтивую и любезную улыбочку, которую только может нацепить официант в вечер понедельника.

Я открыл небольшую книжечку, обитую липовой кожей, и принялся изучать здешний ассортимент.

– Ты что-нибудь будешь? – Спросил я темноволосого и кудрявого молодого человека с аристократически тонкой костью и бледной кожей.

Он отвлекся от созерцания улицы и посмотрел на меня с задором:

– Фуагра и вино выдержки 1825 года, пожалуйста!

Я снова углубился в меню и как бы между прочим спросил его:

– А тебе еще не рано-то вина распивать?

– Мне – в самый раз. А вот вам уже поздновато, не находите?

Я не обратил внимания на его слова и заказал два эспрессо, оба для себя.

– Хороший выбор, как раз то, что нужно, – одобрил мой спутник.

Вам, вероятно, интересно, почему же я вожусь с этим мальчишкой? Да мне и самому, честно говоря, интересно. Но, боюсь, наш с вами интерес удовлетворён не будет. Не сегодня.

Пока я пил кофе, мой спутник продолжал пялиться в это чертово окно, будто за стеклом происходило что-то невообразимо интересное. А ни черта там не происходило. Ни-че-го-шень-ки! Облупившийся, унылый, серый город и такие же серые, бездушные люди.

– Что ты там высматриваешь? – Наконец не выдержал я.

– Здесь замечательный кофе, не правда ли? В самый раз для нашего разговора.

Молодой человек, наконец, повернулся ко мне лицом и, откинувшись на спинку стула, сказал:

– То, чего не видите вы. – Он усмехнулся. – Немудрено, ведь ваши глаза закрыты.

– Но они у меня открыты.

– Значит, видите вы отвратно, хуже некуда, раз не видите то, что вижу я. – Молодой человек нахально глотнул кофе из моей кружки. – Он горький.

– Это же кофе! Он должен быть горьким.

Глаза моего спутника вдруг загорелись двумя яркими огоньками, он перекинулся через стол, наклоняясь ко мне всем своим существом.

– А про жизнь? Что вы думаете про жизнь?

Я был растерян и не знал, что ответить.

– Так что же вы думаете про жизнь? Какая она? – Молодой человек не сбавлял напора, а только сильнее перегибался через стол. В его глазах играла смесь дьявольского азарта и детского любопытства.

– Она... – Я задумался. За мою долгую жизнь я никогда и не задумывался об этом. Взвесив все, что видел, пережил, слышал, читал, я всё-таки ответил чертёнку:

– Жизнь – она, молодой человек, серая. С отливами болотного цвета. Она – как этот кофе, горькая и некрасивая. Но все пьют. Он неё ж никуда не денешься.

– Почему же не денешься? – С неугасающим азартом спросил мой спутник. – Захочешь, от всего денешься. А от кофе еще никто не умирал, как умирают от жизни.

Я посмотрел на него.

– Молодой человек, давайте без таких шуточек...

– Ну почему же шуточек? – Он осел на свой стул. – Я говорю вполне серьёзно. О серьёзных вещах.

– О кофе?

Мой спутник вновь отвернулся к окну и замолчал.

Пауза затянулась. Она была напряженная, она отягощала меня. Я даже не решался допить кофе.

– Знаете, а я люблю кофе, – вдруг сказал он. – Я, правда, его люблю. Пусть, он горький, но можно же самому туда подсыпать сахара. – Молодой человек бросил в мой эспрессо три кубика рафинада. – Некоторые пьют кофе со сливками, кто-то с молоком. Как кому нравится. – Он налил в мою чашку сливок. – В силах любого человека подсластить свой кофе. Много усилий для этого не требуется. – Мой спутник перемешал всё то, что теперь оказалось в моём эспрессо и пододвинул чашку ко мне. – Вы только попробуйте.

Я отхлебнул небольшой глоток и тут же поставил чашку на место.

– Слишком сладко. Даже приторно.

– В ваши-то годы самое время определиться, какой кофе вам нужен: сладкий или горький.

– Ну так, серединка на половинку, – ответил я, почему-то чувствуя себя первоклассником.

Молодой человек снова повернулся к окну.

– Знаете, а я люблю горький кофе. Без всего. Он мне кажется особенно замечательным.

Я улыбнулся от иронии ситуации.

– Ты, малец, меня жить учишь?

– Вы только посмотрите, насколько чудесен этот город, – с мечтательной улыбкой на губах произнес он.

– Он отвратителен, сер и стар, – фыркнул я.

– А не потому ли, что ты отвратителен, сер и стар? – Как бы между прочим спросил мой спутник.

– Молодой человек, вы слишком сильно наглеете для своих лет, – сказал я ему спокойным тоном. – И что-то мне не помнится, чтобы мы переходили на «ты».

– Почем тебе мои годы? Количество прожитых лет не знак мудрости. Ты, например, всего лишь заблудший щенок. Старый заблудший щенок.

– Если вы хотите вывести меня из себя, молодой человек, то у вас это почти получилось, учтите. – Мне, безусловно, не доставляли удовольствия его слова, но для потасовок я уже староват, что правда, то правда.

– Я не хочу выводить тебя из себя, – продолжая глядеть в окно, говорил мой спутник. – Я просто говорю, как есть. Без сахара. Ты же не любишь с сахаром.

Я умолк. Что за ерундовину такую этот малец несёт?

– Чего же я такого не вижу в этом чёртовом окне?! – Закричал я, не выдержав. Мой спутник улыбнулся.

– Я вижу мощёные мостовые, мокрые от тёплого весеннего дождя и отражающие золотое солнце. Я вижу акварельное небо и плывущие по нему ватные облака. Я вижу пропитанные нитями времени старинные дома и двух девчушек, красивых, весёлых, щебечущих, стоящих у витрины бижутерного магазина и заливающих звонким смехом всю улицу. Но я вижу и липкую грязь, текущую по тротуарам, разбитые бутылки и подозрительного мужчину, временами косящегося на этих девчушек. И знаешь что? Я люблю горький кофе. Понимаешь? Я люблю его даже с тем, что послевкусие у него такое, будто бумагу жевал, а зубы желтеют. Я люблю, понимаешь?

Я взглянул на моего спутника. Он уже давно оторвался от окна и смотрел на меня своими серыми глазами. Счастливыми серыми глазами.

У меня стали наворачиваться слёзы. Тьфу ты. Столько лет не ревел, а тут...

– С войнами и нищетой?.. С несправедливостью и ложью?.. С убийствами и насилием?.. Таким я должен любить этот мир?.. – Слёзы текли из моих глаз, я уже не мог их остановить.

– Просто оглянись вокруг себя, открой же глаза.

Сила мгновенного, сиюминутного порыва овладела мной, я выскочил из кафе на улицу словно ошалелый.

Облака! Какие чудесные облака! И небо! Боже мой, какое небо! Никогда такого не видел!

Не знаю, сколько времени прошло, пока я находился в этой сладостной эйфории, но когда я вернулся за столик, моего спутника там уже не было. Только на салфетке синими чернилами было написано: «Спасибо за день, приятель. Было весело».