СЕСТРА.

Я всегда испытывала зависть абсолютно ко всему, что Она имела. Я не раз воображала, что наши души поменяются телами, и я окажусь в её оболочке, в её шкуре, а Она поймёт, что значит быть мной. Наверное, это были не очень хорошие чувства, они преследовали меня много лет, мучили и разъедали меня, омрачая моё существование. Любила ли я её? НЕТ! Испытывала ли я к ней ненависть? Тоже нет. Я относилась к ней, как к чему - то, что не имеет никакого отношения к моей жизни. Я обедала с ней за одним столом, но не знала, какие чувства её беспокоят, долгое время мне хотелось быть ей ближе, выяснить о чём думает её мозг, о чём страдает душа, но Она отталкивала меня, считая чем - то лишним, совершенно не нужным, считая меня ещё одной мелкой неприятностью своей жизни, которая вечно путается под ногами и создаёт лишние проблемы. Она часто обвиняла маму в моём появлении.

- Зачем ты её подобрала? Эту оборванку! Это ничтожество! Зачем она нам? Неужели тебе настолько было мало меня? – Кричала Она, и во время этого пронзительного визга тряслись волосы на её голове, черты лица казались жуткими, и эта прекрасная девушка выглядела порождением Дьявола.

- Доченька, если у неё умерли родители, это не значит что она хуже тебя. – С абсолютным спокойствием отвечала ей наша мама. Я так любила это её спокойствие и много лет пыталась копировать его, размышляя о том, спокойна ли она на самом деле, быть может, её душу штормит как море, а волны гнева и ливень обиды не дают ей сделать вздох, что из – за силы ударяющихся волн у неё дрожат руки, а из-за страха перед неизвестностью пропадает дар речи. Я думала, так ли всё происходит с ней, потому что именно такая стихия разворачивалась в моей душе при столкновениях с этим воплощением зла.

Я никогда не жила в детском доме и не знала что это такое, меня удочерили с младенчества. Я не испытывала благодарности к маме за её поступок, потому что считала её своей матерью, и всё принимала как должное. Все относились ко мне как к своей, кровной, любимой. Все, кроме неё. А завидовала я ей совсем не потому, что была не родной дочерью, я завидовала, как бы ни глупо это звучало, тому, что Она была старше! Да, Она была старше меня на четыре года, на жалкие четыре года, которые отделяли меня от равенства. Как было бездарно мучить себя всего лишь из-за ничтожного возраста. Но я не могла ничего с собой поделать, Она была первой, я второй, и как тут не старайся, что не делай, а изменить это было невозможно.

Нас было двое, Она и Я. Она была очень красивой, и про меня так говорили, Она хорошо училась и обладала талантами, и про меня так говорили, я ни в чём ей не уступала, так говорили. Но цифра четыре, вот, что давало ей преимущество, вот что унижало меня, мне казалось это нечестным и совершенно несправедливым! Какой бред!

Мне тогда было восемь, а ей исполнилось двенадцать. Наша мама подарила ей мобильный телефон. Она была горда этим, у неё у первой из всех друзей появилось это чудо техники. Наша мамочка вообще нас очень любила и баловала, порой даже чрезмерно. Несколько месяцев назад у меня тоже был день рождения, мне подарили куклу, самую дорогую куклу в магазине, ни у кого из моих подружек такой не было, я была счастлива такому подарку, но испытывала неловкость перед моими друзьями, и редко кому–нибудь её показывала.

Мне тогда было восемь, а ей двенадцать. Мне подарили куклу, а я хотела телефон.

И я решила, что буду ждать, когда достигну двенадцати лет, и мне тоже подарят мобильник. Иногда, уходя гулять, Она забывала его дома, тогда я брала телефон и представляла, что он мой. Я делала вид, что уже взрослая, чтобы иметь эту вещь, я воображала, как договариваюсь с друзьями, или получаю смски от влюблённых в меня одноклассников. Потом, приходя с улицы, если Она замечала, что телефон не на своём месте, Она громко кричала на меня, называя воровкой, а я так плакала, так плакала, ведь мне так хотелось эту вещь. Мне казалось, что нет ничего прекраснее и замечательнее не свете чем иметь свой собственный настоящий телефон.

Мне было девять, а ей исполнялось тринадцать. На день рождения наша мама ей подарила набор дорогой, настоящей взрослой французской косметики. Это был очень известный бренд, который постоянно рекламировали по телевизору. Мне же несколько месяцев назад подарили телефон. Из всех моих друзей я единственная имела мобильный. Я не ожидала, что получу его так рано. Несколько дней я испытывала невероятную благодарность мамочке. Я даже испекла ей яблочный пирог. Меня очень хвалили, пирог получился безумно вкусный, не смотря на то, что я была такая малышка. Мне подарили телефон, но сегодня я не была уже рада этому. Я забыла про него. Сегодня он валялся где – то в глубине ящика стола. Мой взгляд приковывали многочисленные коробочки, стоящие на столе.

Однажды мамочка заплетала мне косички в школу, а я сидела и смотрела, как Она накладывала макияж. После того как мои косички были закончены, я так и не сдвинулась со стула. Я всё наблюдала за тем, как Она наносила тушь на свои итак длинные, чёрные густые ресницы, распределяла блеск на губах, использовала тени. У неё уже неплохо получалось. Она выпрямляла свои густые чёрные волосы, и казалась такой прекрасной и взрослой. А я, сидя рядом, напоминала маленького светленького ангела с косичками и розовыми бантиками. Ангелочка, который смотрел на своего кумира и мечтал быть похожим на него. Но это была картина о падшем ангеле, выбравшем не того кумира. Я грезила о том, что буду так же стоять, что буду такой же взрослой и красивой, что на меня будут смотреть с восхищением взрослые мальчики, провожая взглядом и мечтая обо мне.

Мне тогда было девять, а ей тринадцать, мне подарили телефон, я а хотела набор косметики.

И я решила, что когда мне будет тринадцать, у меня будет точь-в-точь такая косметичка. Иногда, тайком от мамы я красила губы, и глаза. Но у меня совсем ничего не получалось. Я больше напоминала клоуна. А Она издевательски смеялась надо мной, говорила, что я маленькая, бездарная воображала, что я никогда не буду такой же красивой как Она.

Мне исполнилось десять. Мамочка подарила мне велосипед. В ту же секунду, что его завезли в квартиру, я услышала до боли знакомый пронзительный визг.

- Мама!!! Как ты посмела ей купить такой дорогой велосипед. У меня никогда не было такого дорого велосипеда!!! Пусть на моём старом катается! Почему она не донашивает мои вещи? В других семьях младшие сёстры донашивают вещи за старшими, почему ты её так балуешь!? Я ненавижу вас обоих. И тебя и этого кудрявого ангелочка!

- Я назвала тебя Света. Но в тебе света нет. Почему? – Тихо, неслышно произнесла наша мамочка. Я подошла, обняла её и сказала, что люблю.

В один из дней Она привела в дом его. Максим мне казался очень взрослым и сильным. В тоже время я видела, что он совсем чужой мне, также как и Она. У нас с ней была одна комната на двоих, и Света часто забывала о моём существовании. Я привыкла быть тихой, чтобы не натолкнуться на её гнев. Ещё я любила слушать, как Она разговаривает по телефону со своими подружками и обсуждает проблемы личной жизни. Ах, как я хотела, чтобы у меня были эти самые проблемы, как я ждала, что у меня будет эта загадочная жизнь. Эти разборки, ссоры, казалось бы глобальные трудности. Частенько Она, да и он тоже не обращали внимания, что я вообще присутствую в комнате. Они занимались странными вещами, когда мамы не было дома. Он целовал её не так как я маму. Он трогал её в необычных для меня местах. И иногда мне хотелось, чтобы так сделали и со мной. И я решила, что когда мне будет четырнадцать, я буду иметь своего Максима.

Когда мне было двенадцать, ей было шестнадцать. У них были странные отношения с матерью. Они практически не общались. Она всё чаще оставляла его у нас на ночь. В эти ночи мамочка забирала меня к себе в комнату. В двенадцать лет я уже понимала, почему мама это делает. Я имела представление, чем занимаются мужчина и женщина, когда остаются ночью вдвоём. Однажды я наблюдала сцену, как мать вырывает у неё пачку сигарет. А Света совсем не боится её гнева. Мама так и не смогла отобрать сигареты, Света спокойно подошла и выпустила дым изо рта прямо в лицо нашей мамочке. Секунду мне казалось, что мама вот-вот ударит её по лицу. Наверное, в мамочке в этот момент бушевал тот самый шторм, который я часто чувствовала в себе, но удара не последовало, напротив, мама развернулась и ушла в свою комнату. А Она кинулась в нашу и хлопнула дверью. Я осталась стоять одна в коридоре. Я слышала, как из маминой комнаты доносились всхлипывания, из нашей же комнаты не доносилось ничего. Я робко открыла дверь в помещение, где находилась Она. Форточка была открыта настежь. Она сидела на окне и курила, Она втягивала дым с такой болью и с естественным драматизмом. Я медленно приблизилась к ней, я хотела, чтобы Она почувствовала моё присутствие. Красавица взглянула на меня, своими огромными чёрными глазами, Она посмотрела на меня как обычно, посмотрела на меня как на ничтожество. Она достала из помятой пачки сигарету, и протянула её мне.

- Хочешь? – Со странным, необъяснимым, отчаянным спокойствием произнесла Она.

Мне нечего было ей сказать. За столько лет я разучилась воспринимать её за живое существо, с которым можно разговаривать. Я знала, что добра от неё ждать бессмысленно. Я бесшумно помотала головой. Я была в замешательстве, не привыкшая к тому, что Она мне что-то говорит, предлагает!

Тогда я приняла решение, что когда мне будет шестнадцать, я тоже буду курить эти вонючие белые палочки, я тоже не буду бояться мамы, но при этом, впервые в жизни я сделала оговорку в своём слепом подражании старшей сестре, я решила, что всегда буду уважать маму.

В двенадцать лет я уже пользовалась косметикой. Я была редкостной стервой. Я грубила многим, как и моя сестра. Я могла обозвать, послать и нагрубить кому угодно кроме Светы. Я знала, что если я разозлю Свету, вся её злость обрушиться на мать. В школе со мной считались, даже люди постарше. Но Она, Она вообще не показывала виду, что знает кто я такая. Она бы никогда не вступилась, если бы меня обидели, но меня всё равно никто не посмел бы задеть, потому что я была похожа на неё, такая же холодная и внушающая уважение, мы были похожи, по взглядам, жестам, общению, раннему взрослению.

Мне было тринадцать, и я была влюблена в её одноклассника. Я очень хотела быть на её месте, потому что Она сидела с ним за одной партой, да и вообще они были друзьями. Мне хотелось быть на её месте, потому, что Она имела право с ним говорить, мне хотелось быть на её месте, потому, что не вооружённым глазом было видно, как сильно он влюблён в неё. Но мне не было отведено никакой роли в её школьной жизни, он даже не знал, что мы с ней знакомы, за семь лет почти никто из школы не был осведомлён о том, что у нас общая мать, никто кроме учителей, да и те были безумно удивлены.

Я хотела так же, как и Она, гордо проходить мимо детей из младших классов. Не замечая их и ещё кое - кого, но кого??? Над кем бы мне больше всего хотелось одержать верх, будь я на её месте? Ну конечно! Над младшей сестрой! Когда - нибудь я буду в одиннадцатом классе, в меня обязательно будет влюблён взрослый одноклассник, по которому будут сходить с ума все девочки школы. Но сколько не жди, у меня никогда не будет самого главного, у меня никогда не будет младшей сестры. Это открытие меня так потрясло, что я с неделю ни с кем не говорила. Как несправедливо, у меня не будет младшей сестры, НИКОГДА!

Света не смогла окончить одиннадцатый класс. Её выгнали в семнадцать лет. Началось всё с того, что каждую ночь Она куда – то пропадала, и дай Бог появлялась к утру. Мамочка очень страдала, не спала ночами. Я успокаивала и утешала её как могла. Но мы обе знали, что бороться со Светой, уже бесполезно. Мать впала в глубокую задумчивость и отчаяние. И даже я не могла уже прорвать эту стенку, которая отделяла маму от внешнего мира. Казалось, мамочка умерла, а по дому передвигалось бездушное тело.

Мне было тринадцать, я завивала свои длинные светлые волосы в школу. В квартиру ворвалась Она и нарушила нашу с мамой идиллию. Это был всё тот же пронзительный визг.

- Проклятые! Его забрали! Забрали! - Она уже полгода жила у Максима, и мама давно смирилась с этим фактом. Мамочка стала помогать ей втаскивать одежду, забирая сумку из её руки, мать громко завизжала и упала без сознания. Я оттащила маму в комнату, привела её в чувство и вызвала врача. Мать ещё была не в состоянии встать после испытанного шока. Я отправилась на кухню, где меня ждала Света. Я посмотрела на руку Светы, и почувствовала дрожь, пробежавшую по спине, как будто на меня повеяло серым, холодным, смиренным и жутким ветром смерти. На руке ярко вырисовывалась клеймо рабства, клеймо от бояна, клеймо, которое имели все наркоманы.

- Уходи. – Твёрдо, решительно отчеканила я.

- Да как ты смеешь?! – Провизжала было Она, но я закрыла ей рот.

- Уходи. Ты умираешь. Я не хочу это видеть, мне будет противно. – Я говорила эти слова, но они были не мои. Эти слова я взяла у неё. Посмотрев на её руку, я снова застыла. Я поняла, что не хочу быть такой, как Она. Я осознала, что никогда бы у меня не получилось быть ею. Её трагедия подарила мне свободу. Иначе потом я захотела бы её работу, её мужа, её семью. Но её жизнь не сложилась, а моя была вся впереди. Я посмотрела на неё, Она на меня, я впервые увидела страх в её глазах, Она молча признавала своё поражение и мою победу.

- Ты права, мне стоит уйти. Мне есть, где жить, но там пусто и холодно. Я пришла сюда, потому что хотела тепла. Я думала, здесь я всё же найду тепло. У меня никого кроме вас нет. Прощай. – Казалось, равнодушно произнесла она, и с отчаянием в глазах повернулась к двери.

- Подожди, сестрёнка! Останься. Мы с мамой вылечим тебя. Мать любит тебя и всегда любила. А мы, мы ещё успеем полюбить друг друга.

- Прости меня…- Всё, что смогла вымолвить Она мне в ответ. С полминуты мы смотрели друг на друга, а потом сестра кинулась в мои объятия. Я крепко обняла её, и почувствовала, что это существо нуждается во мне.

-И ты меня прости. – Тихо произнесла я ей на ушко. Я почувствовала, что ЕЁ больше нет. В это мгновение Она умерла. За прошедшие несколько минут у меня появилась Сестра. Сестра! И я могу что-то сделать для неё. Я обняла Свету ещё крепче. А она тихо плакала, трясясь в моих объятиях. Я посмотрела в проём двери, там стояла мама, она улыбалась. Несмотря на всю очевидную трагедию, происходящую с моей сестрой, у нас с матерью, да и у Светки тоже родилась надежда на счастливое будущее, без зависти, ревности, равнодушия.
____________________________________

 

ГДЕ-ТО СЛЫШУ Я

Ответьте, почему мы терпим?
Работаем как заведённые часы.
Когда - нибудь мы всё изменим,
Как поступили наши праотцы!

Ответьте, почему великие таланты
У нас сгнивают в нищете,
Как будто с жизнью мы играем в фанты
Покорно следуя судьбе!

Мы равнодушно созерцаем,
Как люди, давшие нам жизнь,
У нас же просят подаяния!
Мы словно их не замечаем,
Для нас ведь так должно и быть!

Ну а кому ты будешь нужен,
Трудов нещадных ветеран,
Ведь в старости покой тобой заслужен,
А терпишь власти ты обман.

Очнитесь! Что ж вы все, немые?
Вам что так нравится молчать?
Так можно и рабами нашей чудной власти стать!
Да и как личность в бедности пропасть.

Ну что ж мы терпим, терпим, терпим!
И у терпенья есть предел,
Что век назад всё-всё в стране задел!

И чувство заново проснётся,
Что принесло так много бед,
Ведь подают нам вместо супа
Несправедливость на обед.

И снова люд наш угнетённый!
И где то слышу я на дне,
Призыв нещадный, революционный,
Что будет царствовать в стране!

 

ДАЛЕКОЕ ВОСПОМИНАНИЕ

Душу воспоминания терзают,
Это чувство меня не покидает.
Чувство потерянной надежды,
Уже не так в душе, как прежде.

Я вспоминаю нас с тобой,
Как провожал меня домой,
Как нежно в губы целовал
И сзади крепко обнимал.

Я вспоминаю жизнь,
В которую ворвался ты.
Тем поздним вечером
Ты подарил мне новые мечты.
Собою свет вдохнул в меня,
Ты к счастью долгому, маня.

Смеялось солнце мне в глаза,
И своды голубого неба тоже.
Не понимала я тогда,
Что на твою любовь
Совсем я не похожа.

Не верю я, что много лет прошло,
С того момента нашей встречи.
И вновь на улице тепло,
И вновь зовёт тот летний вечер.

 

БОЛОТНЫЕ ЧЕРВИ

Меня жестокость утомила,
От равнодушия стошнило,
Добра я свет уже забыла,
Ошибок людям не простила.
Куда мы катимся, скажите?
В душе своей тепло найдите!
Куда девалась честь и совесть?
А может быть исчезли, то есть,
Вы их прогнали безвозвратно?
А что вы падаль, вам понятно?
За что родным вы так хамите?
А вот начальству не хотите,
Вы правды пару слов сказать,
Вам на директора ж плевать!
Родные всё всегда прощают,
Они вас любят, понимают.
Вы нагло пользуетесь ими,
А не знакомыми чужими,
Чтоб зло давящее сорвать.
Да и откуда вы берёте
Обиду, злость и безразличие?
Вы оседаете в болоте
Разврата, пошлости, двуличия!
И две "подруги" признаются,
В любви друг другу бесконечной,
А за глаза друг с другом бьются,
И козни строят бессердечно!
Зачем живёте вы в болоте?
Ведь можно по небу летать.
Зачем как черви вы ползёт?
Ведь можно бабочкой порхать.

 

ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА

Твоя роза завяла у меня на столе,
И то чувство пропало,
Что питал ты ко мне.

Её листья опали,
И валялись внизу.
Я застыла в печали,
Вытирая слезу.

Мне хотелось вернуть,
Всё что было назад,
Тот последний момент,
Тот печальный закат.

Я смотрела как ты,
Уходил в никуда.
Но не знала что ты,
Уходил навсегда.

Ты любил меня сильно,
Как умел ты любил.
Пред судьбой мы бессильны,
Ты себя б не простил.

Ты не смел преступить
Послушания грань,
Надоело терпеть
От родных эту страшную брань.

Твоя вера была,
Против нашей любви,
А любовь отняла
Безмятежность души.

Ты пытался бороться,
С самыми дорогими,
Но не мог закопаться
Во грехе перед ними.

И свой выбор ты сделал,
Ты оставил любовь.
Только что ты наделал!
В твоём сердце же кровь,
Что от раны сочиться,
Будет вечно теперь,
Твоя жизнь превратиться,
В череду грустных дней.

 

ЛЮБОВНАЯ ОШИБКА

Ты познакомился со мной,
Хотя мне был совсем чужой,
А я подумала, влюбилась,
А я подумала что мой.

Гуляли мы с тобой часами,
Ты любовался на меня,
Но вечно холод был меж нами,
Я не могла понять тебя.

Зачем в любви тебе призналась?
Не понимала я тогда,
Что сильно-сильно заблуждалась,
Я, отвечая тебе да!

Вот так всё глубже погружалась
В иллюзию любви свою,
Совсем-совсем я обозналась,
Отдав тебе я душу всю.

И как могла я столько бредить?
Тебя всем сердцем не любя.
И как могла я столько верить?
Надежду глупую храня.

Ну а когда понятно стало,
Что несчастлива я с тобой,
Что сердце врать себе устало,
И я в разладе вдруг с душой.

Я захотела тебя бросить,
Пойти другой в жизни тропой.
Душа свободы моя просит,
Все чувства лживые долой!

 

О ПРОСТОМ

В переходе метро
Он играл на гармошке
В тёмно-синем пальто,
Был заметен немножко.

А с утра торопился
На работу народ,
У людей было много,
Всяких разных забот.

Не то место Он выбрал
Для концертов своих.
Не то время нашёл,
Чтоб занять ими их.

И куда-то бежал
Каждый тут человек.
И никто не кидал
Ему звонких монет.

С ними тоже спешила,
На учёбу скорей,
Свою грусть позабыла
От мелодии сей.

Так играл он задорно,
Что душа моя пела.
Но как все я невольно,
Времени не имела.

Так хотелось сказать
Ему просто спасибо!
Вместе с ним напевать,
То созвучие живо.

Но в потоке прохожих,
Одинаковых, серых,
На других непохожих
Нет тут воронов белых.

Вот и я пролетела
Птицей мимо артиста
Донести не сумела,
Своих помыслов чистых.

 

* * *

Зима ушла, забрав мороз и серость.
Дала возможность ощутить простых мгновений счастье.
И сердце наше теплотой Весны согрелось,
А огорчит лишь лёгкое ненастье.

Теперь вдохну я воздух до конца!
И не боясь жестоко простудиться.
Благодаря Весне уйдёт печаль с лица,
Я полечу свободной, гордой птицей.

Я буду радоваться солнцу, свету, лицам!
И да продляться те минуты вдохновения!
Ах, что же за окном творится!
Там оживает мир весенний!

 

ДЕВУШКА И ДОЖДЬ

Прозрачные иглы сыпались сверху
И звонко вонзались в подругу их реку.

Я брёл по дороге,
Как волк, одинокий,
От жизни мирской
Совершенно далёкий.

Вдруг деву заметил,
Стояла одна,
И образ её в души пал навсегда.

И мысль мелькнула
Живая ль она?
Ведь словно скульптура
Бездвижно, одна,
Стояла, смотрела,
Вперёд, в никуда
Как будто звала её эта вода.

А иглы всё бились
О тело хрустальное
И с кожей встречаясь,
Катились печально.
Шальные иголки
Проткнуть не могли
И злились, и бились
О деву они.

И грустно стекали
Ручьями под ноги,
Пока не встречались с асфальтом дороги.

Но вот, я увидел
Ещё две иглы,
Что с глаз той скульптуры,
Спокойно текли.

Она отдавала ливню печаль,
Но ему её было совершенно не жаль.
Обида рвалась у неё изнутри,
Но выхода было ей не найти.

Мне стало неловко
За ней наблюдать,
Ведь всё её горе
Лишь дождь должен знать.

Свернул я с дороги
И дальше побрёл.
Как волк одинокий,
Сливаясь с дождём.

 

ОН

Высокий рост,
И точно чёрное пальто, должно принадлежать ему.
Прямой, чуть-чуть орлиный нос,
Возникнет по желанию моему.
Наверное, писатель,
А может быть художник.
Чтоб на меня всё вдохновение тратил
В бреду своём ничтожном.
Чтобы подкрался тихо, справа,
И нагло молвил: "ты теперь моя".
Чтоб дал мне сразу ту оправу,
В которой так нуждаюсь я.
Чтоб в тихом парке на скамейке,
Уж не сидела я одна.
Ты стал б моею «сердцегрейкой»
И согревал б меня всегда.
Осенний холод хладнокровно,
Не повергал б меня в озноб,
Стало бы жарко, на душе неровно,
Но без бессмысленных забот.
И ты, конечно же, бы понял,
Зачем сижу в тиши листвы.
Ведь просто страхи во мне ноют,
Как избалованные малыши.
И этот парк стал б нашим местом,
Мы б здесь остались насовсем.
Ты б говорил мне на французском: "я так люблю тебя - je t aime".
И стала б я твоей Вселенной,
А ты б заполнил всё во мне.
Но лишь надежда меня греет,
В холодном парке, в сентябре.