ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

Осень. Она приходит последней в Америку. Может, из-за часовых поясов. А, может, и нет.

Представь себе обычный парк. Сколько раз, идя по нему, ты видел одинокую женщину, молчаливую, незаметную, ОБЫЧНУЮ?

И снова этот парк. Женщина. Одна. На ней бежевый плащ, черные кожаные перчатки. Волосы, насыщенные медным оттенком, тяжелыми локонами спадают на плечи и спину. Она шикарна. Но она одна.

Взгляните в ее глаза. Зеленые, как болото, незнакомые, больные, как у человека с температурой и насморком. Каждый увидит в них свою, особенную, заметную только ему эмоцию. Одни увидят боль, другие - пустоту, третьи - тоску, четвертые - одиночество. Мои друзья - неизбежность, завистники - отчаяние, враги - страх. Но все это от одного - безысходности. Безысходности одного и того же, повторяющегося из года в год сценария. Нет начала, нет конца - замкнутый круг. Бойтесь в него попасть. Эта женщина в него попала. У нее нет имени, прошлого, будущего, даже настоящего. У нее есть призвание - Осень.

И в ее наушниках звучат до невозможности простые мелодии. Вы тысячу раз их слышали. И она тоже. Она любит фортепиано. Слышали ведь это: ми-ре диез-ми-ре диез-ми... Правильно, Бетховен. Так просто. А простые вещи чаще всего тяготят душу сильнее сложных.

И придет декабрь. Она встанет и неслышно удалится, так ни к чему и не придя. Но из Америки она уйдет последней. И не в часовых поясах дело. Это замкнутый круг. К чему пришли, от того и ушли. Бойтесь в него попасть.

 

ЭПИТАФИЯ

Смерть застала его в живых.
П. Коэльо.

Именно так. Так же, как всех. И не так. Ее ждали.

 

* * *

Сколько выжили на свете? А вы? Или вы? Не знаете… А я вот знаю. Я жил именно столько, сколько хотели там, наверху. Пока не добились они от меня ожидания – не принимали к себе. А теперь.. Привет архангелам.

 

* * *

Если б не было тебя, зачем тогда жить мне? Я задавалась этим день за днем. Все было бы глухо, слепо, темно… А я нашла тебя в гуле чужих голосов, в топоте незнакомых шагов. И все потому что знала, что ты там есть. Все я делала, чтобы ты видел только меня. Ты попросил, чтобы после твоего ухода эпитафию тебе написала я. Что бы мы ни делали, она должна быть все равно. А чтобы не была она сладкой ложью, ты просил горькой правды от меня.

Хорошо. Я напишу. Эпитафия для нас двоих. Нашей любви. С тобою ушла и я.

 

* * *

Ее глаза на звезды непохожи…. Ты любил Шекспира. И почему я этого никак не могу понять? Я так и не смогла прочесть «Ромео и Джульетту». А ты видел меня в шекспировских строках именно такой, с дамасской розой, с белоснежными плечами. Но я так и не добилась исполнения своей мечты. Ты упорно молчал о моих глазах. А ведь они все самое главное, что есть в человеке, весь его смысл. Не зря самые внимательные видят в глазах другого свое отражение, порой более ясное, чем в зеркале.

Зачем ты потащил меня в эту Англию? «Смотри, родина Шекспира. Здесь он жил и писал. Писал о таких, как ты». Спасибо. День рождения удался. Но… опять не то.

А через год был голубь. Очень красивый, серебряный. А через месяц, в день нашей свадьбы, – голубка. Мы их назвали Ричард и Мария. Ричард Львиное Сердце и Мария Стюарт. Культ Британии. Голубь прожил около полугода. Заболел. После его смерти голубка перестала летать. Не могла на нее смотреть и я. Я, я, я своими руками ее отравила! Нельзя так мучить сердце. Ты не прощал мне этого два месяца. Опять ты ничего не понял.

А потом мы узнали, что у меня никогда не будет детей. Я перестала быть нужной. Ничего не получится. Ты вытащил меня с балкона, целовал, умолял не поступать так с ним. И снова не то.

Десять, двадцать, тридцать… Выросли два приемных сына. Родились внуки. Ты писал, писал. Мы побывали в Париже, Барселоне, Венеции, Вене. Но вечное не то. Где же я растеряла всю любовь?

Настал последний день. Ты вышел в сад. Там что-то долго писал - завещание, наверно, потом позвал меня. Ты как будто помолодел на тридцать лет. Я навсегда запомню тебя таким, стоящим, обняв яблоню, и смотрящим мне прямо в глаза.

- Напиши обо мне, когда я уйду. Только ты! Я никогда не говорил тебе…

Твои глаза на звезды не похожи,

В них нет тех ангельских небес.

Но вот мой век почти уж точно прожит,

А в той, любимой, жив еще мой бес.

В тебе нет ничего идеального, одни противоречия, но в них – истина. Ты должна обо мне написать. Потому что твои глаза на звезды не похожи.

А потом ты упал. Нет, сел. Прислонился будто к яблоне. И заснул.

Вот это то, что нужно. Ты разглядел. А тридцати лет как и не было. Вот и все.

Я ухожу, как и ты. Я выполнила твою просьбу. Я ухожу в небо.

 

* * *

- Папа! Новости!

«Сегодня, в четыре часа утра, скончалась жена известного, ныне покойного, писателя Алексея ***. Ранее Серафима, по происхождению цыганка, написала о муже рассказ-эпитафию под названием «Шекспир твоими и моими».

 

* * *

Её глаза на звёзды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И чёрной проволокой вьётся прядь.

* * *

В давно забытой всеми усадьбе есть сад. В нем есть уголок, где растут две сирени. А под ними холмик и надпись на дощечке: «Richard and Mary». Встречались ли они? Никто не знает.

 

В рассказе использован отрывок из сонета №130 Уильяма Шескпира

 

ПОСТСКРИПТУМ

Постскриптум.Я тебя люблю.
А сильно? Очень. Как? Неважно.
Твои глаза
и каждый взгляд до сантиметра.
А этот сумрак я тебе дарю.
Как синей ночью, темной, влажной,
Блестит роса,
и мерзну в середине лета.
Мой принцип - о, как ты его не любишь!
Идти - по середине трассы,
А падать - так на самый низ.
Ведь знаю, ты за мною спрыгнешь.
"О глупая, себя ты губишь,
Купила в рай билет у адской кассы!"
А знаешь, в рай не нужно виз.
Твой пропуск - этот взгляд, как видишь.
Я же своей рукою
Сердце твое укрою
От стрел и пуль- навеки.
Каменные-каменные реки.

 

17 МГНОВЕНИЙ ОСЕНИ

Семнадцать мгновений осени.
Учеба, дожди, кафе.
И ненависть свою бросила,
Когда ты была под шафе.
Ты в полночь, не спишь, наверно,
Ведь скоро экзамен за курс,
И в чудо уже не веришь,
В душе твоей жалки трус.
И нестрашно, когда все затихло,
Взбираться на окна во сне,
Чтобы слушать на улице вихри
С тоскою по прошлой весне.
Хотела ты быть без адреса,
Незнакомкой и вечной загадкой,
Мечтала состряпать каверзу
Тому, кто подставил сладко.
Врагов ты прощать не училась,
А город не верит слезам,
Ты, гордая, в клетку забилась
И жалила там, как гюрза.
И снова за полночь забросила
Конспекты к экзамену в вуз.
Семнадцать мгновений осени.
И ты ненавидишь свой курс.

 

СЧАСТЬЕ

Свежестью луга от счастья веет,
Быть может, случайно, возможно, на верном
Луче солнца нещадно греет
Свою позабытую Богом судьбу
Столетний старик из соседней дачи.
Кто знает, а если бы все иначе?
Но что же так сердце ужасно скачет,
Собой заглушая ходьбу?
А если вернуться в далекое детство?
Наше от сбитых коленок средство –
Лист подорожника. Некуда деться.
И тут подходящей травыь не найти.
Ну здравствуй, любимый, давно не видались.
Когда-то, когда мы с песочком игрались,
Тогда ведь и судьбы, свершаясь, венчались.
Тебе снова надо идти.
Прощай, не в обиде, и щеки не дуй.
Прощай, на прощанье – один поцелуй.
Прощай, - и корабль уходит за буй,
Уносит с собою тебя.
Теперь и водою от счастья веет,
Ошиблась, возможно, любила, наверно.
А сердце молчит, покоряясь, не верит,
Что годы молчала судьба.

 

НЕТ, НЕ АМСТЕРДАМ…

Слез не лей, подруга, зря,
Нам с тобой одна заря
Осталась. И глоток воды.
И пустеют все ряды…

Замолчал бродяга,
Распевавший под гитару;
Стих и звон бокалов –
Завтра очень рано…
Нет, уже сегодня
Бьет прохладой по щекам
Ветер. Вон стиляга, модник…
Нет, не Амстердам…

Это все давно знакомо:
Дом, контора, снова дома,
Прямо, за реку, налево,
За углом – «Морская Дева».
И охрипший добрый голос,
И, как будто, вроде джаз…
« - Вы женаты? – Нет, я холост!
- Угостите, может, нас?»

Беззаботно, безнадежно,
Без испуга, неизбежно,
Не рыдая, не тая,
Нам с тобой – одна заря.
Слез не лей, а лучше спой
Под гитару, как бродяга,
Пой, подруга, пой же, пой,
В Амстердам стилягу!

Залихвастский грянет свист,
И друзья разыщут нас:
«Дорогие наши мисс…»
И навстречу… Смолкнет джаз…