ТЕНИ ПРОШЛОГО

(Повесть в шестнадцати главах)

 

«…У подростка наконец-то появляются настоящие друзья, но череда трагических случайностей преследует их и они погибают один за одним, случайности, а может и нет…

Молодой человек, разочаровавшийся в своей жизни, встречает свою любовь, которая возвращает его, как ему кажется, к нормальной жизни, но он не знает, как рассказать любимой о своём кровавом прошлом…»

Пусть эта повесть содержит просторечные, жаргонные и нецензурные слова, но это лишь средства, при помощи которых я хотел создать простые отношения между людьми, а не выкручиваться при помощи высокой лексики и средств выразительности. Эта простая повесть о простых людях.

 

 

1.

 

Я просто шел по аллее парка. Душа была полна грусти и ненависти к этой ужасной по обыкновению своему жизни. Смеркалось. Легкий дождик моросил, орошая слезами мои итак болезненно прожитые годы. На улице осень. Желтые листья, кружась в безумном танце вальса, заканчивали свой путь на земле, так же, как заканчиваем и мы, люди, ложась на землю и сливаясь с ней.

Я шел по этой аллее, полный мыслей о своем прошлом, о недавнем расставании со своей единственной, как я думал, любовью. Мир казался мне каким-то иным, словно я попал совершенно в другое измерение, где все непохоже на нашу Вселенную. Погруженный в свои думы, я не мог насладиться красотами осенней природы. Все было обыденно, серо и неинтересно.

Странно, но человеку свойственно видеть, слышать и ощущать лишь то, что он хочет. Так и было со мной. Я замечал в этот день лишь плохое, отвратительное, что может нести эта долбаная жизнь. Не обращал внимания на красоту и величественность старого парка, не замечал улыбок прохожих, а напротив, видел лишь кислые их мины, обращал внимание на малейшую грязь на тротуаре, угнетал себя все более усиливавшимся звуком дороги, раздражающей какофонией клаксонов авто.

Окончательно разочаровавшись в жизни, я думал о суициде, о попытке покончить с этой поганой, ничего не прощающей жизнью. Услышав звон колоколов церкви, находящейся неподалеку от того места, где находился я, я вспомнил, что есть такая штука, как вера, есть православие. Вспомнил, что я верующий, крещеный, вспомнил, что самоубийство религией не одобряется, что это один из великих грехов. Вот если бы меня убили… Хотя, надеяться не на что.

Устав от своей хандры, я присел на скамейку, накрылся капюшоном и стал бормотать что-то несуразное, даже мне самому непонятное, стал вспоминать прошлое, которое меня не очень то и радовало. Вспомнил всех ушедших из этого мира друзей. Именно, друзей, а не товарищей и не попутчиков в жизни. Я искренне доказывал себе после их смерти свое одиночество и полное отсутствие друзей.

Зажглись вечерние фонари. Я не помню, сколько просидел на этой скамейке, но, судя по тому, сколько людей осталось в парке – ни одного, я понял, что пора идти домой. Я медленно поднялся, отряхнул колени от листьев и побрел уставшей походкой по аллее в сторону дома.

Вдруг, навстречу мне вышла какая-то незнакомка. Среднего роста, с белокурыми волосами и выразительными голубыми глазами, наполненными глубокого смысла и какой-то осенней печали. Я, хоть и не видел ее ранее, почувствовал что-то родное, близкое, словно мы уже тысячу лет были знакомы. А тем временем, она продолжала движение навстречу ко мне, медленно и грациозно шагая на высоких шпильках и отбивая на брусчатке четкий ритм. Я просто стоял на месте в изумлении от этой красоты и просто ждал, когда же она подойдет ближе, и я смогу с ней заговорить.

Я понял, что она – моя судьба. Я понял, что смогу ей, именно ей доверить свои тайны, о которых даже догадываться не могли мои родители, одноклассники и знакомые. Именно ей я смогу излить свою изгрызенную, избитую, разлагающуюся от времени и испытаний, им преподносимых, душу. Я стал верить, что появится в моей жизни человек, который меня поймет и перестанет моя жизнь быть лишь существованием, игрой, как это было до нее, ведь я настолько увлекся игрой в жизнь, что забыл, как ею надо жить. Моей позицией стала фраза, что всем, чем мы занимаемся в своей жизни – это лишь способ скоротать время в ожидании смерти. Я понял, что именно эта девушка все изменит.

 

 

2.

 

И вот она подошла ко мне вплотную. Наверное, ей тоже показалось во мне что-то необычное, иначе она прошла бы мимо меня, и наша встреча развивалась бы только в моем воображении. Она остановилась. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, читая душу своего оппонента.

В моей голове промелькнула мысль о том, что надо с ней заговорить, ведь взгляд взглядом, но необходим еще и словесный контакт, потому что вечно это длиться не может. Но с чего начать? Она ведь совсем меня не знает, и я не знаю ее. Вдруг, нечаянно брошенная фраза все испортит, и она исчезнет из моей жизни навек. Вдруг, все, что мне казалось реальностью – всего лишь сон, который я вижу, сидя на скамейке. Вдруг, если я дотронусь до нее, все исчезнет, расплывется, растает, как первый снег, не оставив никаких следов, и, проснувшись, я забуду этот сон и потеряю ее прекраснейший образ.

Мои мысли были прерваны. Я был избавлен от мучений своей совести и вновь возникающих алгоритмов общения в моей голове. Она начала разговор первой:

- Добрый вечер, - сказала она, приятным, выразительным, изящным, ангельским голоском, от которого у меня по всему телу прошли мурашки, и проступил пот на лбу. Я, кажется, не влюбился, а полюбил с первого слова, взгляда. Понял, что полюбил, словно мальчишка, но настоящей, зрелой любовью.

И тут я понял, встретив ее улыбку и оправившись от первого потрясения, что выгляжу дурацки глупо, стоя как истукан и не отвечая ни на какие внешние раздражители. Окончательно отошедши от внезапного шока, я с великим волнением произнес приветственную фразу, ответив ей, и спросил, собрав всю свою смелость в кулак:

- Что же такое прекрасное создание делает на улице в такое время? – от этой фразы она немного засмущалась, но все же ответила на вопрос:

- Я вышла прогуляться перед сном, подышать воздухом, более или менее освобожденным от выхлопов машин. После прогулки всегда спится лучше.

- Что ж, - ответил я. Видимо судьба решила сыграть сегодня в мою пользу. – понятненько. А как же Вас зовут?

- Мария, - ответила она четко и кокетливо, - А Вас?

- Меня Митей зовут! А знаете, Мария, я никогда не видел столь красивой девушки в своей жизни. Не хотели бы Вы повторить нашу встречу, и перейти на «ты»? – в горле пересохло, невероятное волнение охватило меня, и я стал ждать ее ответа.

- Митя, Вы, то есть ты, мне тоже понравился, - смущенно ответила она. - Я согласна провести с тобой еще немного времени, но, к сожалению, не сегодня, ведь уже вечер и мне пора домой.

Она улыбнулась, достала из своей сумочки листик и стала там что-то писать. Написав, она взяла мою руку, вложила туда листок, со словами: «Позвони!». От этого прикосновения я снова обомлел и забыл о своем суровом характере, и понял, что стал похож на какую-то сентиментальную дурочку.

Я накрыл второй ладонью ее руку, лежавшую в моей правой руке, почувствовав невероятное тепло, мягкость и нежность, посмотрел ей в глаза. Она стала медленно разворачиваться в ту сторону, откуда пришла. Бросив последний взгляд, она отвернулась от меня, ее рука выскользнула из моих объятий, ножка сделала шаг, и Маша, словно птица, полетела восвояси, шла по длинной аллее, освещенной оранжево-желтыми натриевыми фонарями.

Я остался стоять на месте, чувствуя необыкновенную легкость в груди, на сердце, провожая ее взглядом до тех пор, пока в конце аллеи она не исчезла черной точкой в свете вечерних фонарей.

Раскрыв кулак с листиком, данным мне Машей, я увидел номер, номер ее мобильного телефона и понял, что судьба подарила мне невероятно чудный сюрприз, и, открыв его, я просто обязан буду им воспользоваться, набрав завтра ее номер.

Испугавшись, что номер может потеряться, я немедленно занес его в телефонную книгу мобильника, но сохранил бумажку, пахнущую ей, у себя в нагрудном кармане, поближе к сердцу. Затем побрел домой уставшей походкой, думая уже не о прошлом, а о будущем, нашем будущем.

 

 

3.

 

Придя домой, я размышлял о завтрашнем дне, о том, что же мне сказать ей, что предложить и куда пригласить, ведь всё, что я скажу непосредственно повлияет на дальнейшее развитие событий. Оставалось выбрать то, что на мой взгляд более всего подходило, как я думал, к разговору с ней.

Оставив эти размышления, я погрузился в ее прекрасный образ, воссозданный по воспоминаниям событий, произошедших несколько часов назад. Вспоминал ее слова, руки, губы, волосы, глаза, все больше утопал в ее запахе, оставшемся на бумажке с номером телефона, не спал всю ночь, думая о ней, сомкнув свои глаза лишь под утро.

С трудом продрав глаза, по звону будильника, который я забыл отключить в свой единственный выходной, я проснулся, почувствовав невероятное волнение и даже страх от того, что мне предстояло свидание с моей судьбой. В горле пересохло, и я ощутил жажду, похожую на ту, что одолела меня при первой встрече с Машей. Я промочил горло чашкой теплого чая, и начал писать с величайшим усердием, что мне только возможно было из себя выжать, план, по которому я должен буду разговаривать с «судьбой». Знаю, выглядит это весьма странно, и возникает сравнение этого действия с подготовкой к какой-то важной миссии или спецоперации, но ведь это действительно так; судьба лежала на острие моего карандаша. В момент, когда я закончил это действие, я твердо решил ни на шаг не отступать от этого четкого алгоритма действий, подобно программе компьютера, идущей строго в рамках определенного.

С самого утра я не находил себе места, метался по квартире, как умалишенный, пытался постоянно что-то сделать, хотя от волнения тряслись руки и из них все валилось. Наконец, где-то около обеда я решился позвонить. Набрав ее номер, я уверенной рукой преподнес трубку к уху, прокашлялся, услышал два длинных гудка и слово «Алло!», и все мои планы полетели к чертовой матери! Сердце забилось сильнее, рука задрожала, в горле снова пересохло, и неуверенным голосом я произнес:

- Привет… Это Митя… Помнишь меня?.. Мы с тобой встретились вчера в парке?

- Да, конечно помню, - сказала она, как мне показалось, не до конца уверенным голосом. Оставалось гадать, то ли она меня забыла, то ли ее тоже охватило волнение.

- Как твои дела? – спросил я. Затем началась обычная беседа ни о чем, как у большинства людей нашего поколения. Мы проболтали с ней довольно долго, разузнав друг о друге довольно много, после чего я решился пригласить ее в кафе сегодня, на что она ответила согласием.

 

 

4.

 

Странно, как быстро все меняется. За каких-то два дня, я разочаровался в жизни настолько, что готов был покончить с собой, но потом совершенно все переменилось, и вот, я уже счастливый молодой парень, мечтающий о вечной любви, дай Бог, взаимной, получивший надежду в жизни в виде неожиданности в лице Маши. Все оказалось как в кино!

И вот мы с ней, наконец, встретились. Погода была чудесной, и мы решили нагулять аппетит перед кафе, прогулявшись немного по городу. Мы разговаривали с ней обо всем, что угодно, затрагивали совершенно различные темы, говорили друг о друге, о первом впечатлении. Она ненароком призналась мне, что не спала всю ночь и ждала моего звонка. Посмеявшись немного над этим, я тоже признался в такой же слабости, но попытался это преподнести таким образом, чтобы не показаться слабовольным непонятно чем, но как я это не пытался замаскировать, приходилось все время ловить себя на мысли, что рядом с ней я хлебный мякиш, раскисший в воде. Маша все это прекрасно понимала, как мне казалось, но старалась не подавать виду, отчего моя самооценка взлетела до небес.

Наши отношения развивались довольно стремительно. Мы все больше проникались друг другом, и мне приходилось все тщательнее скрывать свое прошлое, не совсем давнее, но поистине отвратительное. Конечно, по началу всей истории, что началась два года назад, мне казалось, что я попал в рай, нашел настоящих друзей, а не попутчиков в жизни, обрел истинное чувство любви, но не обрел эту самую любовь. В общем, с развитием отношений в лучшую сторону, здоровье мое моральное становилось все хуже. Я чувствовал, что когда-то придется рассказать Маше все, но как она на это отреагирует? Повернется в шок, а затем пожалеет, и нашим отношениям не будет страшно абсолютно ничего, или же она меня бросит, после того как я изолью ей всю свою душу. Страшно. Однако, мы встречались уже больше месяца, и ничто не предвещало плохого развития сценария.

Сегодня уже конец ноября. Я пригласил Машу в кино. Погода была не лучшей, накрапывал дождик, на улице была сплошная серость и мерзость, но мы все же встретились на автобусной остановке, поехав затем в кинотеатр. Всю дорогу мы сидели молча, держась за руки и смотря друг другу в глаза, мне показалось, что я не моргнул ни разу за всю поездку; ее взгляд проникал все более в мое сознание и от полной нирваны меня отделяло всего несколько секунд, но ее я не достиг, так как нам нужно было выходить.

Мы дошли до кинотеатра, я купил билеты, и повел Машу к залу, благо до начала фильма оставалось всего несколько минут. Свет в зале потух. Загорелась лампа проектора, и на огромном экране началось действо. Фильм был неплохой, но все же не настолько хорош, чтобы нельзя было заскучать. Зазевавшись, я посмотрел на Машу, обнял нежно в темноте ее правую ладонь своими руками. Она повернулась, посмотрела на меня, и я увидел в ее горящие пламенем любви глаза, это пламя перешло на меня, и наши губы слились в страстном поцелуе. Я почувствовал ее сладкий аромат и неповторимый вкус нежных губ, и только войдя в раж, Маша остановила меня, отведя смущенно глаза в сторону. Дабы не усугублять ситуацию, я обнял ее руку вновь, но в этот раз повернулся уже не к ней, а к экрану.

Фильм закончился. Мы еще немного побродили по кинотеатру, поболтали и, выйдя на улицу, увидели страшной силы ливень. Кое-как добежав до остановки, промокши насквозь, мы забрались в автобус. Так как до моего дома было ближе от остановки, я решил попытать удачу:

-Маш, - сказал я, посмотри какой ливень! Может, пойдем ко мне, я чаем тебя напою, согреемся, обсохнем, возьмем зонтик, наконец, да я тебя провожу домой?

Она посмотрела на меня, и, дрожа от холода, произнесла:

- А почему бы нет, – стуча зубами, заикаясь, ответила Маша, - Я согласна, поскорее бы уже отогреться, - слегка улыбнувшись, с небольшой паузой проговорила она.

От остановки мы молча побежали ко мне домой. Дрожащими руками я открыл двери, запустил Машу. Мы сняли верхнюю одежду, и я пошел греть воду, затем сделал нам по чашке чая, укутал Машу в теплый плед, включил телевизор. Отпив пару глотков горячего чая, я услышал тихий шепот своей девушки:

- Митя, - прошептала она. Мы сидели совсем рядом. Я повернулся к ней, посмотрел в ее глаза и увидел в них то же, что и в кино. Страсть охватила нас обоих. Мы жадно ласкали друг друга поцелуями, упиваясь этим моментом с каждой секундой все больше и больше, входя в раж. И вот я сорвал плед с плечей партнерши, мои руки погрузились в шикарные белые ее волосы. Вдруг я почувствовал, что с меня сползает свитер. Подхватив инициативу, я начал раздевать и Машу. Вскоре мы избавились от оков одежды, и я увидел девственную красоту, идеальное тело, гладкую, белоснежную кожу, правильные пропорции Маши, которые не заметны под одеждой. Она была прекрасна. Захотев было продолжить начавшееся действо, я был остановлен все той же ладошкой, что и в кинотеатре и репликой Марии:

- Митя, знай, что я люблю тебя, и всегда буду любить, несмотря ни на что. Помни, что ты мой первый и единственный парень, и то, что между нами произойдет, свяжет нас воедино на веки веков.

Оставшись под некоторым впечатлением ее слов, я сказал:

- Я люблю тебя, нас ничто не разлучит, - и я взял инициативу в свои руки, поняв, что последняя реплика может не сбыться, так как воспоминания о другой жизни залили мою память. Однако, отдавшись страсти, мы стали любить друг друга. Наши тела стали едины, и я все глубже сливался с ее нутром, получая все большее наслаждение и сладкое упоение.

И вот все закончилось. Мы лежали на кровати, медленно восстанавливаясь и пытаясь анализировать то, что между нами произошло так внезапно и неожиданно. Конечно, больше анализировал я, так как не ожидал такой прыти от своей женщины. В конце анализа я вновь вернулся к фразе о том, что ничто нас не разлучит. Вновь нахлынули воспоминания, и моя душа стала разрываться от противоречий, разногласий. Она рвалась наружу, пыталась все рассказать ей. В конце концов, я потерял контроль над собой, тело проиграло схватку с сознанием, и мои губы промолвили:

- Милая, я должен рассказать то, что, возможно тебе не понравится, и то, что может разлучить нас навсегда. Я лишь должен знать, что ты выслушаешь меня до конца и поймешь всю глубину моей души. Когда я тебя увидел в первый раз, я подумал, что могу довериться только тебе и лишь ты – моя надежда на избавление от угрызений совести и отпущение сердечной боли.

- Что ж, почему бы тебя не послушать? Я готова ко всему! – и в этот момент я прочитал в ее глазах недоумение и страх. Внутри все сжалось и мне стало жалко Машу, ведь если она так отреагировала на эту новость, то как она переживет мои рассказы, один Бог ведает. Но, собравшись с мыслями, я начал повествовать.

- Позволь, Машунь, я буду неким подобием Шахерезады. Я каждый день буду рассказывать тебе по одной истории из своей прошлой, совершенно другой, насыщенной событиями и приключениями жизни. Она, конечно, не как в кино, но довольно страшна и ужасно реальна.

- Позволяю, - хихикнула она, не подозревая, что ее ожидает. И я начал.

- Два года тому назад, у меня были совсем другие приоритеты, цели, мысли, да и я был совершенно другим человеком. В той жизни со мной происходили, а точнее, на моих глазах происходили страшные события, полные горести утрат…

 

 

5.

 

«…Что ж, я рос обычным пай-мальчиком, отлично учился в школе, практически ничем не выделялся из сверстников. Родители мной гордились, я всегда слушался их, выполнял обязанности по дому, помогал отцу и маме в различных делах. Единственное, чем я выделялся из основной массы – это отсутствующей привычкой гулять с друзьями по улице, да собственно друзей у меня и не было, лишь одноклассники и знакомые из параллели.

Однажды родители попросили меня помыть посуду после обеда. Я был раздражен, так как в субботу очень сильно поругался с одним из преподавателей в школе. Настроения не было никакого, чтобы что-либо делать. Я попытался отказаться от этой обязанности, которую всегда выполнял. Мама попросила меня вновь помыть посуду, чуть более повышенным тоном голоса. Я снова отказался, тоже слегка повысив голос на маму. Знал бы я тогда, чем обернется этот разговор впоследствии, просто бы помыл посуду и не бычился. Знал бы, что небольшой спор перерастет в конфликт и год ужаснейших событий в моей жизни, которые не каждому суждено увидеть.

Наш бессмысленный спор с мамой продолжался несколько минут и перешел уже на крик и вопли. Тогда, в знак протеста, я оделся и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.

Гуляя по улице, я все более удалялся от дома. Наконец я забрел в какую-то подворотню. Но вот затем зашел за угол неизвестного мне дома. Перед глазами моими стояла следующая картина: вокруг старого деревянного ящика сидели четыре парня, примерно моего возраста и чуть постарше. Они играли в карты, разговаривали, рассказывали друг другу разные истории. Они были простенько, небогато одеты, речь их была проста и со всеми издержками красивого, великого русского мата. Казалось бы, ничего особенного, но что-то меня остановило, и я не пошел прочь от них. Я прислонился спиной к стене и стал слушать, о чем они говорят. Прослушав парочку баек, я решил, что ничего в них плохого нет. Они не курят, не пьют алкоголя, как это должно было быть. Они простые пацаны. Я решился подойти и заговорить с ними. Какая-то часть меня говорила, что делать этого не стоит, но протест против родителей подталкивал мои ноги, которые приближали меня к ним.

Наконец я подошел настолько близко, что меня, даже увлеченные игрой в дурака юноши не могли не заметить. Самый младший намекнул самому взрослому, что сзади него кто-то есть. Этот кто-то был я. Он медленно обернулся. Осмотрел меня с ног до головы и спросил:

- Что тебе надо?

- Мне, собственно, ничего. А чем вы тут занимаетесь? – с небольшой дрожью и волнением в голосе ответил я.

- В карты играем, не видишь?! – с некой грубостью ответил он.

- А можно с вами поиграть?

- С чего бы это? Мы тебя совсем не знаем. Кто ты такой, вообще?

Я рассказал им немного о себе. Кто я такой, где учусь, как учусь, с кем общаюсь и многое другое. Рассказ занял, наверное, не меньше получаса. Также я не умолчал и о том, что привело меня к ним. При слове «мама», что-то в их глазах загорелось, сами они побледнели и, казалось, хотели заплакать. Я подумал, что сказал нечто лишнее и прекратил рассказ. Они сидели молча и смотрели вниз, будто кто-то отключил их сознание и они стали подобны овощам, ни на что не реагирующим.

Наконец, томительное и устрашающее молчание окончилось, и самый старший тяжело выдохнул и потухшим, с большей долей баса голосом пригласил меня в круг, подставив под мою пятую точку лишний ящик. Один из них раздал карты на пятерых, и мы начали играть молча. Но вдруг как-то они разговорились, видимо отойдя от шока, и я узнал, что все четверо детдомовские, с младенчества без отца и матери, и здесь охваченный потрясением уже был я.

Они рассказали мне о себе. Оказалось, что трое из них – братья. Самый старший, сначала начавший разговор со мной был семнадцати лет, среднего роста, крепкого телосложения, с квадратным лицом и глубоко посажеными глазами, над которыми нависал тяжелый, большой лоб. На лице его был еще не разу не бритый пушок, чуть светлее его темно-русых волос. Звали его Семен. Средний его брат был очень похож на него лицом, только телом был худощав. Звали его Артем, и было ему шестнадцать лет. Третий же брат выглядел совсем ребенком, но с теми же до боли похожими чертами лица. Волосы на его голове росли редко и были светлого цвета. На нем были одеты штаны, немного маленькие по размеру, а олимпийка – наоборот свисала с его плеч, как балахон. Он оказался моим сверстником, было ему, как мне четырнадцать лет. Звали его Вася. Четвертый же был просто хорошим их другом и братом по несчастливой судьбе. Выглядел он как-то обычно. Никаких особых примет не было. Даже описать его не представляется возможным, настолько в нем все было обычно и обыденно. Единственное, что может разбавить это скудное описание лишь возраст в семнадцать лет, да и имя – Миша.

Мы просто сидели и играли в карты, рассказывали кто о чем, я – об учебе, они – о приключениях и приколах над сожителями, Сёма и Артем – о неудачных попытках завязать отношения с девчонками. Мне в этой компании было весело, и люди эти мне очень понравились. Они не выглядели несчастными, может, в душе их царил мрак и отчаяние, но, по крайней мере, так этого не было заметно. С тех пор, как наткнулся на них, с послеобеденного времени и до вечера, часов шести-семи, я стал своим человеком в их группе. Странно, но я никогда не мог себе представить, что совсем незнакомые люди могут стать друзьями, именно друзьями, а не товарищами, за несколько часов совместной игры и общения. В общем, время, которое я провел с этими ребятами, не прошло напрасно. Я обрел дружбу.

Мы условились собираться на этом месте каждый день. У Семы был мобильник, поэтому я взял номер его телефона и сказал, что обязательно позвоню завтра, перед тем, как встретиться. Мы разошлись по домам.

Возвращаясь домой, я вспомнил об уже позабытой ссоре с мамой. На сердце появилась какая-то тяжесть, неприятно стало в районе груди, заболела голова. Открыв дверь, и, зайдя домой, я увидел недовольное лицо мамы и папы, готовых разорвать меня на части, оттого, что почти весь день меня не было дома, и потому, что я не отвечал на звонки. Я был встречен озлобленной фразой отца:

- Где ты шлялся весь день?! Мы с матерью волнуемся, валидол глотаем, а он тут заявляется почти ночью!!! А???

- Где-где? Гулял… - буркнул я, затем разделся и пошел спать. Хотя поспать мне не удалось, потому что душа была полна событий, как неприятных, так и невероятно хороших. Всю ночь я провел, вспоминая байки ДРУЗЕЙ, их добрые глаза и невероятную силу их духа, ведь они, даже оставшись одни, остаются бодрыми, веселыми и оптимистичными, ну как казалось мне на тот момент. Я думал ночью лишь о завтрашней встрече, ведь завтра воскресенье, родители работают, в школу не надо, значит я смогу провести целый день с ними, с друзьями…»

- Здорово, что у тебя есть друзья! Но почему ты меня с ними до сих пор не познакомил? И действительно странно, что ты их так быстро нашел, - сказала Маша.

- Сам удивляюсь до сих пор, что так получилось! А познакомить я тебя с ними никак не получится, потому что это только начало моей истории, потом сама все поймешь.

- А почему ты так боялся мне это рассказать? Ничего страшного же в этом нет!

- Я ж тебе говорю, это лишь начало, со временем поймешь все, надеюсь. Не стоит задавать сейчас вопросы, не узнав всего, так как все ответы на них найдутся постепенно сами. Оставим продолжение на следующий раз. Хорошо, солнце?

- Ладно, так уж и быть, - улыбнулась она, так уж и быть.

Мы оделись, я взял зонт и проводил Машу до дома, поцеловав на прощание, но уже не тем поцелуем, что были до сегодняшнего дня, а зрелым и осмысленным.

- Завтра обязательно встретимся, - сказал я.

- Буду ждать с нетерпением продолжения истории!

Я помахал ей рукой и побрел домой, вспоминая все, что было сегодня и два года назад, вспоминая теплоту и ласку Маши и невероятную доброту и дружелюбие “детдомовской четверки”.

На моих губах оставался сладкий вкус губ Маши и запах духов на моем плаще. Я шел домой…

 

 

6.

 

Ночью я думал о том, что расскажу дальше. За год подробности забываются и не представляется возможность рассказать все детально, четко и не абстрактно. Тем более, задача осложнялась тем, чтобы подготовить, как можно деликатнее Машу к последующим в моем рассказе событиям.

Пытаясь вспомнить, что-то хорошее, не столь ужасающее, что было пережито мной не за год, а чуть меньше, месяцев за девять, я выстраивал логические цепочки своего рассказа, обрабатывая все новую и новую, поступающую по мере вспоминания информацию. Становилось все труднее связывать слова в предложения, так как картины прошлого преследовали все больше и больше. Я не заметил, как уснул.

Утром я проснулся. На часах было уже около одиннадцати утра. Я понял, что проспал учебу, и смысла куда-то торопиться уже не было. Я заварил чашку крепкого сладкого чая, дабы взбодриться, уселся в кресло перед телевизором. Допив последний глоток, я взял телефон и созвонился с Машей, договорившись о встрече с ней в парке, где мы впервые познакомились. Я сообщил о том, что хочу поведать продолжение своей, начатой вчера истории. От этого у нее проснулся интерес, и Маше уже не терпелось встретиться со мной, и она захотела увидеться на часик пораньше, чем мы договаривались.

И вот парк. Я долго искал Машу глазами, вглядываясь в каждое лицо сидящих на скамейках людей, и наконец-то пересекся взглядом с любимой, сидящей прямо на той скамейке, где произошла первая наша встреча. Воспоминания захлестнули сознание, и я вспомнил себя, неуверенного, потерянного в жизни, неопытного молодого человека с потухшим взглядом и огромным нежеланием жить, и великим желанием покончить с этой жизнью, желанием, которое ушло в небытие, благодаря одной встрече, изменившей меня кардинально, превратив меня из грубого полена в изящное произведение, вырезанное тонким инструментом, находящимся в руке опытнейшего резчика, одаренного свыше.

Я подошел к Маше, поцеловал в щечку, присел на скамейку, рядом с ней и первым начал разговор:

- Привет!

- Привет! Ну, я уже заждалась продолжения твоей истории. Не терпится мне узнать тебя с другой стороны, как ты говоришь! – с невероятным волнением, полным исканий ответила мне Маша.

- Ты действительно этого хочешь? Я еще раз тебя предупреждаю: то, что ты услышишь, может тебе совершенно не понравиться, и что может повлиять коренным образом на наши отношения! – и тут я понял, что забыл совершенно все, что заготавливал ночью.

- Да, Митя! Рассказывай! Я так поняла, что немногие об этом знают? – уже с некоторым раздражением и озлобленностью сказала она. – Если я действительно дорога тебе, то между нами не должно быть никаких тайн, если они будут, то навряд ли нам удастся сохранить доверие друг к другу, и тогда наши отношения действительно могут пошатнуться. Согласен?

- Пожалуй! – нехотя согласился я и в шутку, с некоторой ухмылкой сказал, - Смотри, сама напросилась!

Я поднялся со скамейки, подал Маше руку, и мы медленно пошли по аллее, засыпаемые небольшой снежной ноябрьской крупой. Я начал повествование:

- Ты уж прости, если моя история будет не столь полна подробностями, как тебе бы хотелось, просто со временем подробности из памяти уходят, остается лишь осадок эмоциональной напряженности и скелет основных событий…

 

 

7.

 

«Что ж, как ты помнишь, я не стал говорить родителям, что со мной произошло, где я был и с кем общался. Я познакомился с четырьмя парнями, которых уже стал считать своими друзьями.

Проснувшись следующим утром, я решил и дальше сохранять все в секрете от родителей, дабы не начались проверки тех, с кем я завел контакты и дабы не находиться под постоянным колпаком. Прошарившись по квартире, я понял, что родителей дома нет, затем вспомнил, что сегодня воскресенье, и они работают допоздна.

Спокойно покушав, сделав уроки, не отходя от традиций, так сказать, ведь я был круглым отличником в школе, я взял телефон и созвонился с Сёмой. Заспанный мужской баритон, но еще не до конца окрепший после перемены голоса, ответил мне. Мы договорились о встрече на том же самом месте.

Встретившись, мы продолжили прошлую беседу, игру в карты. Собственно, ничего интересного за месяц наших встреч не происходило. Я по-прежнему держал втайне от родителей и школьных товарищей свое общение с «четверкой».

Вот мы снова собрались в условленном месте. Были все, кроме Артема. Я спросил у Васи, где Артем, в ответ получил лишь недоумение по поводу его местоположения. Через полчаса он посетил нас в весьма хорошем настроении, немного не адекватный. Миша спросил:

- Че, Тём, неужели девчонку нашел, радостный такой!

Мы все дружно посмеялись, потому что знали, что Тема очень застенчивый и невероятно боится общения с девочками, несмотря на свой возраст. Артем тоже хихикнул за компанию или по какой-то другой причине, не знаю, и ответил:

- А может, и нашел! Завидно, что ли? – немного грубо, но сквозь улыбку ответил он.

- Да нечему, собственно, завидовать, брат! Ты же прекрасно знаешь, что у меня девушка уже есть и пока у нас все хорошо, - ответил Миша. (Забыл тебе сказать, что за две недели до этого Миша познакомился с девушкой, но почему-то не хотел знакомить нас с ней).

- Да, ладно, чё ты! Пошутил же! – приземляясь на ящик, сказал Тема, - Сдавай карты, уже! – обратился он ко мне.

- Так во что играем? – спросил я.

- В дурачка, подкидного, конечно! – воскликнул Сёма.

Я сдал карты, и мы начали играть. В азарте игры и пылу разговора, я начал рассказывать о своем соседе, который умер лет пять тому назад. Он постоянно ругал меня, потому, что когда я выходил на улицу покидать в стену теннисный мячик, мяч то и дело отскакивал от неровной кирпичной стены прямо в машину соседу. Несмотря на то, что это был довольно старенький, побитый, проржавевший «жигулёнок», дед Сережа постоянно очень сильно переживал за него, так как эта, с позволения сказать, машина досталась ему очень тяжело.

(После того, как Сергей Павлович умер, его вдова считала виноватым в его смерти меня, поскольку из-за постоянного волнения по поводу своей машины, здоровье ее мужа становилось все хуже. Тогда я не понимал, что означают эти слова в силу своего возраста, мне лет восемь-девять было-то, однако со временем они стали преследовать меня, и я стал чувствовать непомерную вину, ведь может это действительно правда и из-за меня умер человек, то есть я довел его до ручки, а может даже и убил. Тяжело. Тяжело и сейчас. Слова, внушенные тебе бабкой, которой также сейчас нет в живых, в детском возрасте, врезались в мою память, как татуировка в плечо, которую ты несешь по жизни в гордом одиночестве, несмотря на то, что она тебе совсем перестала нравиться, отчего ты пытаешься от нее избавиться, а не получается, и от этого ты чувствуешь действительно страшную душевную и физическую боль.)

Друзья очень заслушались этой историей, конечно, рассказана она была более подробно, но без вышеописанной исповеди. В глазах у Сёмы появился какой-то азарт, не похожий на тот, который просыпался в нем при игре в карты. Все заметили это, но мой интерес возбудило это больше, и я спросил у него:

- О чем задумался, братку?

- Да так, интересные моментики в твоей жизни мелькают, а сам говорил, что ты весь из себя такой правильный, - с некоторым недоверием ко мне произнес он.

Я всегда восхищался его умом и невероятной способностью замечать то, чего не видно обычным обывателям. Он присматривался к каждой детали, пытаясь найти нестыковки или выявить ложь. Я очень сильно хотел этому научиться и до сих пор это в совершенстве у меня не получается. Бывает, что нахожу какие-то интересненькие моменты, но повернуть это в свою сторону у меня, в отличие от Семы, не получается.

Не найдя ответа на реплику Семена и не поверив в то, что его интересуют только моменты моей жизни, я попытал счастье еще раз:

- Так, все же, о чем задумался? Чё-то ты темнишь!

- Так ты говоришь, что у него не осталось никаких родственников, и только квартира в собственность государства вернулась? – с праздным интересом спросил он меня.

- Ну, да! А что?

- Так машина никому не принадлежит что ли?

- Да, нет, вроде бы.

- А где она сейчас, на свалке?

- Нет, в соседнем дворе стоит, где он ее в последний раз припарковал. Так, зачем тебе все эти подробности?

- Да, так! А не покажешь, где она стоит?

- Да, что ты так придрался к этой «шестерке», ё моё!

- Так покажешь, или нет?! – повышенным тоном сказал он мне.

- Ладно, только давай завтра, хорошо. Мне домой уже пора, скоро родители придут домой и если меня не обнаружат, то такое начнется, что боюсь, больше мы с вами не встретимся.

- Ну, тогда до завтра!

Я попрощался со всей «четверкой» и пошел домой, размышляя над диалогом, имевшим место быть в нашем сегодняшнем разговоре.

На следующий день мы снова встретились, и как я и обещал, повел всех к машине. Миши с нами почему-то не было, и я спросил, где он. Тёма ответил, что его сегодня не будет, он гуляет со своей девушкой. Не зная по-прежнему, кто она такая, я решил попытать счастье, спросив, может кто-то из моих друзей знает ее, в ответ прозвучала тишина.

Вот мы, наконец, подошли к машине. Глаза Семы снова загорелись. Он произнес:

- Парни, как я мечтал о своей машине, вы не представляете!

- Эй! Погоди! Не собираешься ли ты ее угонять? – воскликнул я.

- Угонять?! Не-ет! Просто покатаемся, да и все!

- Не очень хорошая идея, - сказал Вася, - ты хоть водить умеешь? – с некоторой опаской и волнением продолжил он.

- Научусь! Проблема что ли?

- В общем-то, да! Это не так-то просто, как ты думаешь!!! – ответил я, так как имел некоторый опыт вождения.

- Да, ладно! Чё там учиться! Три педали, руль, рычаг! Подергал, покрутил и поехал!

- Как ты заводиться собрался? У тебя ключи есть, хотя бы? – пробурчал Артем.

- Нафиг они нужны! Че я, зря читал журналы о машинах?

Заднее стекло шестерки было разбито, поэтому залезть в авто не составляло труда. Сема открыл двери, сел за руль. Тема снял свою ветровку и кинул ее на заднее сиденье, а я и Вася уселись сзади. Сёма оторвал нижний кожух рулевой колонки и соединил проводки. Самое интересное, машина не ездила столько лет, а завелась с первого раза и даже не чихнула, удивительно!

Пытаясь найти удобной положение на сиденье, я решил переложить куртку Артема куда-нибудь в другое место. Подняв ее не за воротник, а за нижнюю часть, я заметил, что из кармана что-то вывалилось. Это были какие-то таблетки. В кластерах не хватало пары штук. Я решил прочитать, что это за препарат. Там было написано: «диэтиламид d-лизергиновой кислоты». Недавно по телевидению я сталкивался с этим названием. Этот препарат более известен под аббревиатурой ЛСД. Проще говоря, наркотик, действующий на психику, довольно серьезно. Один вопрос возник в моей голове, где Тёма достал его, ведь наркотики без рецепта не продают? Но я не стал задавать его. Тут в моей голове выстроилась вся параллель между препаратом и хорошим, веселым, неправильно веселым настроением Артема. Стало немного страшно и за себя и за него.

Но тут все мои мысли вытряслись из головы, так как была совершена первая попытка тронуться с места. Сема выжал сцепление, включил передачу, выжал газ, резко отпустив сцепление, не сняв машину с ручника. Машина сильно дернулась и, естественно, заглохла. Услышав пару матерных от нашего «водителя», я попытался ему помочь, начав некоторый инструктаж, после которого, попытки с пятой, мы все же тронулись.

Покатавшись немного по дворам, чудом не разбившись и не задев другие машины, Сема довольно аккуратно припарковался на то же место, где машина стояла ранее. Он выпрыгнул из авто самым первым, проматерившись минуты три, после чего неуверенной походкой, с дрожащими коленками побрел в сторону нашего места.

Я догнал его, оставив Тему и Васю позади. Вручил ему таблетки и попросил Сему поговорить с братом по поводу наркоты. После этого похвалил его за первый опыт вождения, услышав после этого в ответ прелестный словарь русской ненормативной лексики, смысл изречений, составленных им, говорил о том, что он больше никогда не сядет за руль, и ну их нафиг, эти приключения. Затем я взял с него обещание, что он поговорит с Артемом на тему наркотиков.»

- Ну вот, девочка моя, долгожданное продолжение моей истории.

- Я не вижу тут ничего плохого. Да, поступили аморально, украли машину, не имея прав, катались на ней. Да, наркотики – это плохо, но мало ли что в жизни может случиться! Чего ты так боишься мне это все рассказывать? Просто не понимаю! – ответила Маша.

- Наркотики никого ни к чему хорошему никогда не приводили! Ты вскоре это поймешь. Поверь, это лишь цветочки, пока лишь беззаботные детские шалости.

Я увидел, что Машуня несколько недовольна тем, что услышала, поэтому решил в следующий раз перейти уже не к цветочкам, а к ягодкам. Дай Бог, она воспримет все адекватно и не придется перед ней оправдываться. Но сегодня, я просто поцеловал ее, и мы побрели в обратном направлении, к ее дому. Я проводил ее до самой квартиры, проследил за закрывающейся дверью, а когда она захлопнулась, пошел домой, оставшийся недовольным нашей сегодняшней встречей…

 

 

8.

 

Полистав ночью дневник своей памяти вперед, опуская все незначительные события, происходившие со мной и четверкой, я отыскал завораживающие подробности, которых Маша, видимо, и не ожидает, но хочет услышать. Однако все большие сомнения овладевали мной на счет того, рассказывать это своей девушке или нет. Пережив это, не у каждого психика останется нормальной, а, учитывая впечатлительность Маши, ее фантазию и пресловутую женскую логику, навряд ли она сможет хорошо перенести рассказ. Но, все же завтра я решил действовать жестко и непримиримо, не давая передохнуть ее фантазии, так как был омрачен нашей предыдущей встречей, даже не сколько встречей, сколько реакцией Маши.

Воскресным утром, я вновь созвонился с Машей. Предложил встретиться у меня дома. Она согласилась. Мы встретились. Я организовал чаепитие, после чего сказал довольно-таки жестким тоном:

- Хотела настоящей драмы?

- Да! – воскликнула она.

- Сама напросилась. За последствия не отвечаю!

- Начинай, я готова!

- «Итак, ты помнишь, что я нашел в кармане у Темы наркотики, после чего попросил Сему поговорить с ним на эту тему. Что ж, Сема поговорил. С его слов я узнал, что Артем поклялся, что никогда не возьмет эту дрянь больше в рот. Обещание он свое сдержал. Однако произошло еще более страшное событие.

Однажды мы все снова собрались поиграть в карты. Тема снова припозднился. В итоге он пришел через два часа после начала, совершенно никакой. Взгляд его был отрешенным, он не реагировал ни на какие попытки привлечь его внимание с нашей стороны. Подойдя шатающейся походкой к игральному столу, он упал. Сема сказал:

- Все, пацаны! Наверное, будем закругляться! Давай по домам.

- А что ты думаешь, что с ним? – спросил Вася.

- Да, хрен его знает! Он никогда не пил, может решил ни с того ни с сего нажраться сегодня!

- Че-то не похоже. Я сам пью, но так никогда со мной не было. Бывало, напьюсь, но таким неадекватом я никогда не был и не видел, чтобы когда-то такое с кем-то было, - сказал Миша.

- Да, правда, тут что-то действительно неладно. Может он опять за свой ЛСД взялся? – сказал я.

- Не, все равно не то, он никогда таким не был, - сказал Сема, начав шарить по карманам брата.

- Что, нет ничего? – спросил Вася.

- Нет, чисто, - сказал Семен.

- Что-то здесь действительно не то! – сказал Миша.

- Ладно, потащили его домой, - обратился Семен к Мише.

- Будем разбираться, - сказал Миша, поднимая Тему за ноги.

- Понесли! – сказал Сема.

И они ушли. Я остался стоять на месте, находясь в оцепенении, пытаясь понять, что произошло. С этого момента я понял, что отношения в нашей компании стали напряженнее, атмосфера доверия стала исчезать.

Через некоторое время мы снова встретились. Мне стало ясно, что от Темы никакой информации получить не удалось. В итоге все остались недовольны результатом, но гнетущая обстановка была разбавлена грядущим праздником. Скоро у Семы должен был быть день его совершеннолетия, что означало, что он может вскоре покинуть нашу компанию, выйдя из детдома в самостоятельную, взрослую, зрелую жизнь.

Вот прошло уже четыре месяца, как мы познакомились. Наступил день рождения нашего общего брата – Семена. Он пригласил нас всех в кино, а затем на празднование его дня на наше обычное место, где он накроет стол. Мне стало интересно, откуда у него столько денег, потому что только кино ему тысячи в полторы обойдется. Однако был праздник, и я не стал портить его своими допросами.

Мы собрались на остановке. Тема, как ни странно был в нормальном состоянии. Таковым я его не видел уже давно. Вася был в новой одежде, наконец-то совпадавшей по размеру с его телом. А Сема впервые побрился, начистился, прихорошился. Миши с нами не было. Он обещал подъехать позже к кинотеатру, обещая приготовить сюрприз.

Мы приехали в кино. Сема купил билеты, оставалось только дождаться Мишу с его сюрпризом и начала сеанса. Вот мы увидели Мишу. Он шел не один, а с девушкой. Это была его девушка, с которой он нас никак не хотел знакомить. Они подошли, я увидел это чудо с тоненькой фигурой, длинными русыми волосами, доходящими почти до пояса, прекрасными большими и выразительными голубыми глазами, маленьким ротиком и тонкими губками, и курносым маленьким носиком. Она была вся такая маленькая, но казалась невероятно большой. Тут Миша заговорил:

- Привет пацаны! – задыхаясь от бега, сказал он, - знакомьтесь, это моя девушка…

Не дослушав Мишу, Сема перебил:

- Так, до сеанса три минуты, побежали в зал, а то к началу не успеем!

Мы всей толпой ринулись прямо за именинником, так и не узнав имени Мишиного создания.

Посмотрев кино, мы поехали к месту сборов. Сема быстренько накрыл на стол. Чего я не ожидал, так это того, что на столе появится выпивка. Именинник был не пьющим, поэтому это было полной неожиданностью.

Поляна была накрыта довольно скромно. Три пачки сока, две бутылки пива и пузырь водки. Я и Вася пили сок, девушке Миши тоже налили сока. Странно, но мы по-прежнему не знали ее имени. Остальные начали с пива. Звучали тосты, поздравления. Была затронута тема семьи, довольно больная для моих друзей, после тоста за которую воцарилось молчание и была открыта водка. Пили стоя и не чокаясь. Когда выпивка закончилась, Миша решил сбегать за добавкой в магазин. Семен и Артем были уже пьяны, но держались на ногах. Я с Васей болтал по душам о своем, за время нашей дружбы именно с Васей я сблизился более всего. Парни болтали с девушкой Миши. Мы разделились условно на два лагеря, не видя что происходит друг у друга.

Разговаривая, я замечал, что тон в соседней компании повышается все больше и больше. В конце концов я услышал крик девушки. Парни с пьяными возгласами схватили ее. Сема держал ее за талию, а Тема держал ее руки у нее за спиной. Они побороли хрупкую девушку, опрокинув ее на ящик, в результате чего она ударилась головой об угол и ненадолго потеряла сознание. Сема разорвал ее юбку, начал стаскивать белье. В этот момент она очнулась, но было поздно сопротивляться. Семен уже был готов. Он вошел в нее резко и неаккуратно, отчего на его белую майку брызнула кровь, а девушка издала истошный крик боли. Когда Сема был уже не в состоянии продолжать, подключился Тема, разрывая все больше девственной плоти.

Мне и Васе стало невероятно страшно. Мы забились в угол, безвольно наблюдая за всем, что происходит. Что творилось у меня внутри не передать словами, поскольку быть свидетелем страшного и понимать, что ты совершенно ничего не можешь противопоставить, завершить этот беспредел, совершенно нереально, тяжело и страшно.

Все закончилось. Миши еще не было. Насильники уснули. Я подошел к девушке. Она беспрестанно рыдала. Я попытался спросить, все ли с ней в порядке, как будто не было и так понятно, что нет, но, задав вопрос, я не смог разобрать ни слова из ее всхлипываний. Я присел рядом и дрожащими от страха и волнения руками обнял ее за плечи. Она вся дрожала, ее бешеное сердцебиение отдавало по всему телу и волна энергии, проходя через мои руки, трясла и меня. Мне было невероятно страшно и больно за нее. Но еще больший шок испытал Вася. Он сидел по-прежнему в углу, куда мы с ним вместе забились, и дрожал, обняв свои коленки и покачиваясь взад-вперед.

Вдруг, ни с того ни с сего, девушка сорвалась с места и побежала прочь. Не раздумывая ни секунды, я побежал за ней. Она неслась как угорелая, промчавшись через дорогу, не обращая внимания на движущийся транспорт, она побежала к высотке. Я пытался остановить ее криками, но она не откликалась. Я прибавил темп, уже выдыхаясь, схватил ее за руку, она обернулась на сто восемьдесят градусов, посмотрела на меня холодным, бешеным, решительным взглядом, тем самым отвлекла меня, и я не удержал ее руки. Она продолжила путь к девятиэтажке. Я продолжил погоню. На тот момент мы пробежали уже около километра, но она продолжала сохранять высокий темп.

Открыв дверь подъезда, она начала подъем по лестнице, я снова проследовал за ней. И вот мы уже в пути на крышу. Я собрал последние силы, прибавил темп, и как только девушка выбежала на крышу, я схватил ее вновь, но на этот раз не отпустил.

- Отпусти меня! – вырываясь, промолвила она.

- Нет! Ты чего это удумала тут?! А!!!

- Отпусти!!! – оглушительно крикнула она вновь.

- Не отпущу!

- Дай мне спокойно умереть!

- Не дам! Сядь, поговорим!

- Не о чем тут разговаривать!

- Поверь, есть о чем, - спокойно и ласково сказал я.

- Ну, и о чем же?!

- Ты что прыгать собралась, что ли?

- А зачем мне жить!

- Затем, что Миша любит тебя! Затем, чтобы просыпаться каждое утро, радуясь новому дню своей жизни! Ты просто не знаешь, каким Миша стал счастливым, когда обрел тебя! Живи, хотя бы ради него!

- Я не вижу смысла в этом! Я хранила себя для будущего мужа, несмотря на все искушения! А что теперь? Выйду замуж, а потом наслушаюсь от мужа того, что я шалава, проститутка, какая-то?! Нет! Мне не за чем жить!

- Что за глупости ты говоришь! Я понимаю, что невинность – это хорошо, но далеко не все сохраняют ее до свадьбы, да и в современном обществе никто тебя за это не покарает!

Тут она разревелась, опустив голову. Слезы капали на рубероидную кровлю крыши, отравляя собою пыль. После непродолжительного рыдания, она резко встала, ступила на край, я лишь успел коснуться ее руки кончиками своих пальцев. Прикосновение, ставшее последним в ее жизни, стало самым запоминающимся контактом с человеческой плотью в моей жизни.

После этого я молча сидел на крыше минут пять. После чего в мою голову пришла мысль о том, что скоро приедут экстренные службы и начнется разбирательство, и если я останусь на крыше, то виновником гибели девушки сделают меня. Я быстро встал и пошел прочь, направляясь к месту празднования, невероятно злясь на своих друзей, доведших девушку, такую прекрасную и молодую до суицида.

Когда я вернулся, Миша уже находился рядом со спящими. Он спросил:

- Мить, где Катя?

- Кто это? – в недоумении спросил я.

- Как кто? Девушка моя! И что здесь вообще произошло! От Васи я вообще ничего добиться не могу! Забился в угол и мямлит что-то несуразное! Говори!

В груди все сжалось. Узнав ее имя, стало еще тяжелее. До этого я никогда не сталкивался со смертью в своей жизни, а тем более мне не приходилось кому-то сообщать, о смерти близких. Слеза прокатилась по моей щеке. И я рассказал все, как было, после чего Миша, закрыв глаза, отвернулся, достал чекушку водки и выпил залпом, затем пнул два «тела» лежавших поодаль. Я попросил у него прощения за то, что не смог удержать ее от этого поступка. Миша попросил показать, где все произошло. Так как мне не хотелось возвращаться туда, я рассказал, как можно туда пройти. Миша встал, снова пнул спящих, поблагодарил меня за что-то, только за что, я не понял, и пошел в направлении, указанном мною.

Уставший и подавленный эмоционально я пошел домой, благо родители находились в отъезде, и я мог не скрывать эмоций…»

Я увидел на глазах у Маши слезы. Большим пальцем правой руки я снял их с ее глаз, затем нежно обнял и поцеловал ее. Затем произнес:

- Ну, вот, сама хотела ягодки. А я ведь предупреждал, что ничем хорошим это не закончится.

Она поцеловала меня в ответ, сказав:

- Бедненький, ты столько пережил. Теперь я поняла, почему ты не хотел мне рассказывать. У этой истории будет продолжение?

- Может, не стоит? Я очень боюсь за тебя. Ты очень впечатлительна, вряд ли тебе сослужат хорошую службу следующие истории. Ты точно в себе уверена?

- Митя, здесь и сейчас я даю слово, что выслушаю историю о твоих друзьях до конца, чего бы мне это не стоило. Я прощу тебе все, если будет, что прощать. Я сильная, я смогу, - сквозь слезы сказала Маша.

- Ты ж, моё солнышко! Как я тебя люблю! Спасибо тебе большое за то, что я могу выговориться тебе, ведь никто, кроме тебя не посвящен в эту тайну. Спасибо!

Отойдя от шока и допив чай, я проводил Машу домой, после чего остался на улице наедине с мыслями…

 

 

9.

 

Отойдя немного от эмоций, вызванных воспоминаниями, я медленно встал и побрел домой. Дома, сев у окна и вглядываясь в ночную темноту, я молча сидел, вспоминая события, происходившие после смерти Кати. Все смешалось в моей голове настолько, что в этом хаосе иллюзий невозможно было что-либо разобрать, все рассыпалось и перемешалось, как разломанная мозаика на столе. Стало дурно. Выпив таблетку от головной боли, я лег спать, однако сделать мне этого не удалось.

Проснувшись утром, проспав всего два или три часа, я встал, посмотрел в лицо новому дню, неожиданно перед глазами все потемнело, и слезы начали скатываться по моему еще не проснувшемуся лицу. Попробовав соль и горечь этой жидкости, я сел на диван и молча просидел несколько часов.

Созвонился с Машей, после чего договорился о встрече у нее дома, пообещав рассказать историю дальше. Все сложнее и сложнее стало сдерживать эмоции в себе, поскольку мир не должен видеть слез мужчины, пусть, даже если они совершенно обоснованы.

Я собрался и пошел к Маше в гости.

Она встретила меня, как всегда, с бешеной улыбкой на лице и величайшим радушием. Я улыбнулся ей, поцеловал и прошел в квартиру, усевшись за стол на кухне, после чего усадил и Машу, дабы сказать ей нечто важное, о чем она и не могла подозревать. При мне был текст повести, с которой читатель уже ознакомился выше. Я положил его на стол и молча пододвинул Маше, наказав прочесть его сейчас, после чего я объясню все, что необходимо.

Немного удивившись она все-таки начала читать. Прочитав все, она спросила:

- Так ты все время наших встреч записывал все свои переживания и истории, происходившие с твоими друзьями и с нами?

- Да. Но сейчас не об этом…

- Что это все значит, - недослушав, перебила она меня.

- Погоди, послушай, дай договорить.

- Пожалуйста.

- Записывая все это, я понял, что излагать мысли на бумаге куда проще и не эмоциональнее, чем рассказывать об этом вживую. Как я понял, наши отношения, ну, по крайней мере, твои отношения ко мне держатся лишь на интересе к моему рассказу и не более…

- Но…э-э…

- Слушай дальше. Раз ты так желаешь узнать, чем закончилась вся канитель, я расскажу тебе все, но лишь в письменном виде, а о наших отношения придется на время забыть где-то на пару месяцев. Согласна?

- Я не пойму! Ты, что, меня бросить решил что ли? Наигрался с девочкой, сделав девушкой!!! Думал, я наивненькая такая, что ничего не пойму?!! – почти в истерике сказала она.

- Я правильно понял, что отношения твои ко мне свелись только к интересу? – спокойно сказал я.

- Нет, дурак! Я как любила тебя, так и люблю, и от рассказа к рассказу мои чувства только усиливаются! А ты, подонок, еще и вздумал что-то в своей голове и пытаешь меня! – чуть ли не плача, сказала Маша.

- Все, вопрос исчерпан. Слишком много думать я стал в последнее время. Бросать я тебя естественно не собирался, а просто хотел приостановить отношения, дабы успокоиться и дописать свои, так сказать, мемуары, собравшись с мыслями, а ты, глупенькая, сразу в истерику, - улыбнувшись, сказал я, вытирая покатившуюся по лицу Маши слезу.

- Ну, раз тебе так это необходимо, я могу тебя оставить ровно на два месяца, но ни днем больше. Ты меня понял?! – уже сквозь улыбку ответила Маша.

- Понял, солнышко. Спасибо тебе большое! – поцеловав ее в лобик, я попрощался и побежал домой, завершать историю.

 

 

10.

 

«Что ж, как Вы помните, смерть Кати не прошла бесследно ни для меня, ни для Миши, а Вася, тем более ушел в себя, хотя с самого момента нашего знакомства он был не очень многословен. На Сему и Артема я очень обозлился, считая их виновниками смерти прекрасной девушки, которая могла бы еще долго радовать своей красотой и обаятельностью сердца и души многих людей, в том числе и Миши. Безусловно, виновником смерти Кати я считал и себя. Я не смог убедить ее не прыгать, затем не сумел вовремя среагировать и удержать ее, хотя, если бы я ее схватил, то полетел бы вместе с ней. Да. Одним словом, тяжело.

После этого я неделю не встречался с парнями. Все перемешалось в голове. Мыслей никаких не было, существовали лишь эмоции, которые порой выступали на моем лице слезами. Наконец, спустя семь дней после трагедии, я решился позвонить Семе и встретиться с четверкой, дабы поговорить о случившемся.

Вот мы снова вместе. Сначала пришли Вася с Семой. Когда Семен увидел меня, его глаза сразу забегали, не желая встретиться с моим взглядом, заметно потяжелевшим за это время. Вася был немного неадекватен, видимо не отойдя еще от того случая. Затем пришел Миша, хотя пришел, это слишком оптимистично сказано, так как он был невероятно пьян, так что ноги доволокли каким-то невероятным способом его непослушное тело до места встречи. Шатаясь, он подошел к разбитому ящику, напомнившему всем о трагедии, и сел рядом с ним, поднимая свой пьяный взгляд, пытаясь смотреть и улавливать беглые глазенки Семена.

Я понял, что нужно начать разговор, иначе мы не сдвинемся с мертвой точки, а отношения между нами итак стали весьма и весьма натянутыми. Обратившись к Семе, я промолвил:

- Почему?

Тишина воцарилась между нами. Сема сел, зарылся пятерней в свои волосы, медленно опуская руку по лицу. Потом, делая вид, что ничего не понял, сказал:

- Что, «почему»?

Из угла прорезался пьяный крик, пытающегося встать на ноги Миши:

- Не придуривайся, тварь! Прекрасно знаешь, о чем он!

- Почему? – еще раз спросил я спокойным тоном.

Сема закрыл лицо руками и начал плакать, то ли осознав что-то, то ли пытаясь вызвать жалость.

- Почему?! – схватив его за майку, прокричал я.

- Я не знаю… бес попутал… пьяный был…ничего не помню, - сквозь слезы произнес он.

- Ответ не ясен. Почему? – сказал я.

- Я не знаю… просто давно уже не было… очень хотелось, а тут такая возможность подвернулась…

- Так, с тобой все понятно, но Тема-то почему?

- Он всегда за мной все повторял с самого детства, - всхлипывая сказал Сема, - вот нажрались, как свиньи вместе, а теперь еще и…

- Ладно, понятно… - сказал я.

- Что тебе понятно?!! – прокричал Миша.

- Сам не знаю…- ответил я.

- Убить этого урода надо, и все! – перебил меня Миша, преодолевая действие спирта и вставая на ноги.

Тут я понял, что сейчас может произойти драка, после которой придется еще кого-то оплакивать. Я немедленно среагировал:

- Силой ничего не решишь!

- Ай! Отойди! – отодвинув меня рукой от Семы, сказал Миша, замахиваясь.

- Держи его за руки! – крикнул я Васе.

Но было поздно. Удар уже достиг цели на лице Семена. Он был не сильный, из-за того, что Миша был не трезв, однако этого оказалось достаточным, чтобы заставить Сему сплюнуть кровь изо рта. В этот момент я схватил правую руку Миши, а Вася – левую. Мы с трудом оттащили его от Семы, поскольку Миша был плотного телосложения и по габаритам был гораздо крупнее нас каждого в отдельности. Оттащив, мы посадили его туда, где он сидел ранее, брызнув в его лицо холодной воды из лужи, отчего он начал потихоньку приходить в себя.

- А где Артем, вообще? – спросил я.

- Не знаю. Мы его не видели уже дней пять или шесть. Пропал куда-то, - ответил Семен, вытирая губы от крови.

- Так вы выяснили повод его странного поведения или нет?

- Нет, с того момента, как мы последний раз виделись, от него ничего не удалось добиться, - сказал Сема.

- Странно, где же его носить может целую неделю?

- Честно, понятия не имею.

- Ладно, как будут вести от Темы, сразу звони, а то волнение – штука странная, может посадить здоровье наухна! Далее, наш конфликт по поводу изнасилования и смерти будем считать исчерпанным, не мое дело вас прощать или нет, пусть Миша решает, это все-таки его девушка. Помины, я думаю, на девять дней мы сделаем, только без алкоголя. Причина этого, я думаю, понятна. В милицию по этому делу я также обращаться не буду. Во-первых, не мое это дело, так как зла на вас держать я права не имею, во-вторых, слово последнее за Мишей. Итак, будут новости, звони.

- Хорошо, - ответил Сема.

- Ну, всю информацию тебе сообщил. В таком случае, до встречи.

Мы попрощались, и я пошел домой, думая о том, что сегодняшняя встреча прошла зря, лишь потому, что ничего решить не удалось, лишь удар Миши слегка повернул вектор сознания Семы в направлении верного маршрута.

По пути домой, я вспоминал убитый горем взгляд Миши, который был глубок, как тысячи океанов, наполненных скорбью и печалью, и так мелок, из-за присутствия в нем ярости и злости, распиравшей парня при виде, как Семы, так и меня. Все было понятно. Я не удержал, он – прямая причина смерти. Видно было, как тяжело Мише переживать смерть Кати. Как он борется с внутренними противоречиями, по-прежнему любя свою девушку, которой он так и не добился. Если бы у меня была возможность выбрать эталон грусти, то из всех печальных людей мира, я выбрал только Михаила.

Вспоминая этот взгляд, становилось лишь хуже, так как вспоминалось и прикосновение к летящей девушке… Становилось дурно… Я пришел домой и забылся крепким сном, в который вкрадывалась наша встреча и момент гибели Кати…

 

 

11.

 

Сегодня девять дней с момента гибели Кати. В это утро я проснулся в весьма дурном настроении, поскольку снова в глазах мелькал тот страшный миг – ее последний шаг. Ужасно раскалывалась голова, не хватало воздуха в груди, и чертовски болела шея. Не было абсолютно никакого желания идти на помины, которые должны были организовать Миша и Семен. Все время клонило в сон и в груди было неприятное жжение. Создавалось ощущение, подобное тому, что в свои последние минуты жизни испытывала Жанна д'Арк, то есть казалось, что меня сжигают заживо.

Выпил чаю. Посмотрел в окно. Все было как-то непривычно серо и неприглядно. Утреннее солнце было закрыто тяжелыми, как свинец тучами, грозившими большой порцией ливня. На душе стало противнее, чем ощущалось мое физическое состояние.

Раздался звонок мобильного телефона. Я поднял трубку. Оттуда раздался не по-детски серьезный голос Семена:

- Здорово, брат…

- И тебе не хворать! – ответил я.

- Мить, я надеюсь, что ты придешь сегодня на помины.

- Да, конечно, как же я Мишу могу оставить в такие минуты, да и пару слов надо сказать об ушедшей.

- Хорошо, мы с Васей тебя ждем, - глубоко вздохнув, сказал Сема.

- С Васей? – удивленно спросил я, - А Миша, что?

- На месте расскажу…

Я собрался и пошел на место встречи. Придя на старое и до реальной боли знакомое место, я увидел заплаканного Васю и держащего стакан с прозрачной жидкостью, Сему. Руки Семена настолько тряслись, что из полупустого стакана все равно выливалась жидкость.

- Садись, брат… - тихо промолвил Сема.

Я молча подчинился его приказу, едва не промахнувшись мимо ящика.

- В чем дело? Вы что такие напуганные? Где Миша? – ничего не понимая, спросил я.

- Сегодня утром, час назад, я вытащил его из петли… - слегка заикаясь, выпив глоток жидкости, произнес Семен.

- Как?.. Погоди… из какой петли?..

В этот момент реально стало нехорошо. В голову стали приходить всякие мысли, в том числе и о смерти Миши. В этот момент я понял, что Миши уже действительно нет в живых. Я знал это, как дважды два, но пытался доказывать себе, что это произведение все же равно всему, кроме четырех.

- Из удавки… - вытирая слезы, сказал Вася.

- И что, успели спасти или нет? Что с ним?!! Как это вообще произошло??? – чуть ли не крича, просил я.

- Сегодня утром я пошел в туалет, открыл дверь, сначала посмотрев наверх. Увидел веревку, привязанную к жестко закрепленному карнизу, опустил взгляд ниже… а там… уже холодный… Сволочь! Что же он, б…, натворил!!! – пустив слезу, рассказал Сема.

В этот момент я опустил свою голову на сжатую в кулак руку, закрыв, на несколько секунд, глаза. Затем, не осознавая того, что делаю, резко встал, подошел к ящику и, не разжимая кулака, проломил его тонкую обшивку, отчего из ящика вырвался клуб пыли, копившейся там долгие годы, которые ящик стоял на этом месте. После этого я сел, попросив воды. Сема подал мне стакан с водой, а сам выпил до дна водку, находившуюся в его стакане.

Неожиданно я почувствовал себя убийцей, приняв на душу две смерти. Я начал считать себя виновником этих событий, поскольку не смог переубедить одного, из-за чего погиб и другой. Стало реально страшно. Оставались только эмоции, вновь убившие все мысли в моем помутневшем от горя сознании. Слезы взяли верх над характером четырнадцатилетнего пацана.

Немного придя в сознание, я, будто не понимая очевидных вещей, сказал:

- Зачем он это сделал? Какова причина столь безумного поступка? Что затмило его сознание? Всегда, во всем знал меру, даже жестоко напиваясь, не позволял себе превратиться в подобие животного и присоединиться к «отдыхающим» под заборами всего города. Неужели я в нем ошибся, он был так слаб духом, что не смог пережить трагедию? Да, любил; да, скорбел, но это ли причина? Не смог вынести горя? Бред! Он силен. Не смог справиться со злостью и яростью по отношению к друзьям, боялся убить их? Вполне возможно. Но в таком случае главной является первая причина…

- Помолчи!.. И без тебя тошно. Что кости парню перемывать? Нет его больше. Лучше давай помянем Катю, да и Мишу вспомним, - сказал Сема.

- Ладно, - вздохнул я, - пусть земля им будет пухом…

- Помянем, - сказал, всхлипывая, Вася.

В тишине мы просидели около получаса, после чего я спросил о новостях от Темы, получив порцию недоумения со стороны друзей, отчего сердце в груди заколотилось еще беспокойнее.

- Мить, похороны послезавтра. Если будет возможность, приходи. Будем ждать, - дополнив свое недоумение, сказал Сема.

- Извини, брат, не смогу. Родители возвращаются, поэтому в школу надо ходить, не пропуская, да и из дома, я думаю, что уже не вырвусь так просто, - ответил я.

- Жаль… что поделаешь. До встречи.

- До встречи.

Они собрались и ушли обратно в детдом, оставив меня одного. Я тоже не стал долго задерживаться, встав и пойдя восвояси.

 

 

12.

 

Дни скорби, отчаяния, тоски. Ничто не радует, и ничто не может вернуть прежнего меня – меня доброго, любящего жизнь, веселого, жизнерадостного. Все вокруг стало пустым и безжизненным. Началась депрессия, которую приходилось прикрывать ложной, натянутой улыбкой, дабы окружающие и родные ни о чем не подозревали. Существование мое превратилось в кару, и я понял, что смерть есть величайшая награда, дарованная Богом за поступки, свершенные на земле.

Все сложнее стало контролировать себя. Все чаще и чаще я стал срываться на своих одноклассников в школе, что не могло положительно повлиять, как на отношение их ко мне, так и на отношение преподавателей. Все стало непонятно страшно и обидно. Я стал задумываться о сюрпризах, которые может принести эта уродская жизнь, которую я стал ненавидеть всем своим существом.

Ушли два человека. Один – друг, другая – стала невероятно близким человеком за несколько часов знакомства. Оттого было тяжело. Два самоубийства или все же убийства? Тут становится совершенно невозможно разобраться. С одной стороны мы виновны в их гибели. Так то оно и есть, но если бы они были сильны, то навряд ли они бы сделали такой необдуманный поступок. Лишь эмоции управляли ими. Один человек сказал мне, что нужно быть невероятно мужественным, дабы не побояться смерти и покончить с жизнью. Но так ли это? Ведь тот, кто идет на смерть – знает, что это такое, так как перед тем как умереть, человек познает истину, если рассуждать, перефразируя Конфуция. Многие люди со сверхспособностями говорят, что перед смертью человек многое видит, следовательно, он уже в этот момент узнает о том, что есть загробная жизнь и есть ли она вообще. На мой взгляд, самоубийство – это предел трусости. Вместо того, чтобы решить проблему, преодолеть страхи, горе, скорбь или другие сложности, он просто снимает эти вопросы, не идя на пролом, а обходя их. Это ли не трусость? Тогда что такого особенного в трусости? Да, собственно, ничего, кроме того, что это величайший из всех пороков, имеющих место у человека. Трусость мешает, поглощает, делает рабом своих желаний, заставляет подчиняться другим, не давая освободиться от ее оков, в которые заключили когда-то сущность человека.

Так какова же причина их смерти? Просто трусость или нечто еще? Конечно, я считаю, что трусость – основная причина, но если бы не случилось изнасилования, не было бы попытки спрыгнуть с крыши, мне бы не пришлось держать за руку обреченного человека, а потом попросту не успеть вновь воссоединить рукопожатие, возможно, спасшее бы ей жизнь. После этого не было бы недельного запоя Миши, и у него не стоял бы вопрос о том, как жить дальше без любви всей его жизни, и тогда бы он не пришел к выводу, что ответа на его вопрос нет, и не найдя выхода, он бы повесился. Не было бы ничего этого.

В конечном итоге, я пришел к выводу, что ни в единой смерти мира нет ничьей вины, кроме воли Божьей, чей приказ освобождает от невероятных мучений в этом кипящем бульоне жизни, в котором намешаны все пороки человеческого существа, все эмоции, вся чернь и гниль.

К этим рассуждениям я возвращался каждый раз, когда вспоминал о четверке, так как невероятно скучал по ним. Полтора месяца я не виделся ни с Васей, ни с Темой, ни с Семеном. Они ни разу мне не звонили, лишь звали помянуть Мишу и Катю, но я не смог прийти, вследствие обстоятельств, как учебы, так и присутствия родителей дома, но каждый свободный миг, я чтил их память.

 

 

13.

 

Итак, уже более полутора месяцев я не виделся с друзьями. Скучал, думал, прощал, угнетал, винил, ненавидел, но все же любил, как друзей.

Вот утро понедельника. С неохотой я поднялся с постели, позавтракал и пошел в школу. По пути, я увидел лежащего на газоне человека, довольно худощавого, русоволосого, среднего роста, в оборванной одежде, спиной лежавшего ко мне. Конечно, я не раз наблюдал такую картину «отдыхающих» после хорошего вечера пьяниц, мимо которых я проходил мимо, зная, что мир не без добрых людей, и кто-то, да поможет, так как в силу возраста я не мог ничего с ним сделать. Но в этот раз какая-то неведомая сила заставила меня подойти поближе. Подойдя, я не узнал в лице его ничего знакомого, от человека не пахло алкоголем, но он дышал, поэтому, рука сама потянулась в карман за мобильным телефоном, набрав телефон «Скорой помощи». Сообщив адрес, я двинулся в направлении школы, более не задумываясь о случившемся.

Отучившись и придя со школы домой, я вновь вспомнил об утренней встрече с незнакомцем. Вдруг по телу прошли мурашки, голову, как будто опустили в жидкий азот, а к ногам потянулся жар. Вспомнив вновь лицо незнакомца, я узнал в его чертах Тему. Однако лицо это было синевато-желтого оттенка, заметно похудевшее, со множеством ямок и впадин, кожа свисала с черепа, как мокрая тряпка.

В его разорванной и грязной одежде я узнал его спортивный костюм, который он одел впервые, незадолго до исчезновения, обуви на нем не было, хотя два месяца назад он купил себе новые кеды. В общем, выглядел он невероятно страшно. Создавалось такое впечатление, что его эти два месяца пытали на каторге, не кормя и не поя. В голову вновь ударила холодная волна. Я решился позвонить Семе:

- Привет! Как сам? Как жизнь? – спросил я.

- О! Здравствуй, брат! Давно тебя не слышал, не видел. Сам-то я нормально, вот до сих пор расследуют самоубийство Мишино, допросы и всяки другие заморочки. Ты долго не звонил. Что-то случилось?

- Да, кажется, да…

- Что-то мне твой тон не нравится, - обеспокоено сказал Сема.

- Брат, я, кажись, Тему видел сегодня, - немного потеряно сказал я.

- Ты не шутишь? Где?! Мы его ищем уже, не помню, сколько времени, тут уже в милицию обратились по поводу его пропажи!

- Хотелось бы, но, кажется, это был он.

- В смысле «кажется»?

- В общем говоря, сегодня пошел в школу, увидел «отдыхающего» на газоне. Решил подойти, посмотреть, жив или нет. Вызвал «скорую», но только дома понял, что видел Артема. Он совсем был не похож на себя. Весь оборванный, разутый, грязный, исхудавший страшно, лицо непонятного, неестественного оттенка…

- Опа! Где же он шлялся все это время?! Что с ним вообще произошло? Бред какой-то! – на повышенных тонах произнес Семен. – Ты уверен, что это вообще он?

- Брат, если бы не до конца был бы уверен, то навряд ли я тебе позвонил, да еще и такую новость сообщал!

- Ладно, если в нашей стороне будут какие новости, то я созвонюсь с тобой, - тяжело выдыхая, сказал Сема.

- Хорошо. До созвона!

Три дня после этого разговора, от Семы и Васи не было ни единого звонка. Лишь на четвертый день раздался долгожданный звон вестей.

- Привет, - сказал Сема, весьма и весьма грустным и опухшим голосом.

- Привет. Ну, что есть какие-нибудь новости? – заинтересованно спросил я.

- Да, прав ты был, брат. Действительно ты Артема видел. Нам воспитатели рассказали, что парня привезли в больницу в знакомой нам «олимпийке», на вид лет шестнадцать – восемнадцать, при нем была копия паспорта, где было написано, что это Ширяев Артем. Сейчас он в бесплатном наркодиспансере проходит курс лечения от наркомании. Героинщик наш Артем…

- Твою же мать! Он же клялся, что не будет больше принимать наркотики! Черт! Как же этот момент можно было пропустить?! Ведь он же клялся в рот не брать наркоту, точно! Ты же мне дословно клятву его передавал?!

- Точно, как я-то мог это пропустить мимо ушей! Вернется, я ему устрою курс лечения! – озлобленно сказал Сема.

- Брат, может не надо? Мордобой до хорошего не доводит!

- Тут уж я сам разберусь, по своим законам, все-таки мы родные братья, здесь уж, Мить, не тебе решать.

- Твоя правда. Но учти, я тебя предупреждал.

- Хорошо.

- Может, через недельку-две встретимся, поболтаем, поиграем? Давно я вас уже не видел?

- Согласен. Созвонимся, увидимся.

- Тогда, до встречи.

И вот, десять дней спустя мы созвонились и договорились встретиться.

 

 

14.

 

Я пришел на место встречи первым, как мне показалось сначала. Однако, зайдя за угол, как в первый день встречи с четверкой, я увидел худощавую фигуру молодого человека в знакомом спортивном костюме. Это был Тёма. Его худощавое лицо впервые за долгое время, наполнилось каким-то смыслом, хотя, может мне это лишь показалось, наполнилось жизнью, не смотря на то, что было оно желтовато-синего цвета. Свет освещал лишь правую половину лица, отчего ясно стало видно, что прежде пухленькое лицо его, стало худым, кожа облегала его череп, слегка свисая вниз. Увидев его, я не поверил своим глазам, но фраза приветствия с его стороны привела меня в чувство:

- Привет. Что, не узнаешь старого друга? – сухим и огрубевшим голосом, но спокойной интонацией произнес Тема.

В этот момент я кинулся к нему навстречу, побежав со всех ног, обняв его за шею обоими руками с невероятной силой, но выглядело это все по-ребячески.

- О-о! Задушишь, не надо так сильно! – сквозь смех прокричал Артем.

Отцепившись от него, я на эмоциях, заглушивших сознание начал расспрашивать:

- Как? Где? Откуда? Ты же вроде должен лечиться в диспансере? Ты сбежал что ли? – постепенно отходя от впечатления, возвращаясь в реальность за время произнесения этой фразы, сказал я.

- Да, сбежал. Соскучился я по Вам, братцы, - переходя на слезы, сказал он.

- Зря ты сюда пришел, - окончательно вернувшись в сознание, сказал я, смотря на него исподлобья.

- Почему?

- А сам не догадываешься?

- Из-за герыча что ли? Так это все в прошлом, меня же вылечили, все завязал! Честное слово!

- Наркоманов бывших не бывает! Сколько ты там пролечился? Две недели? Толку с них?

- Я тебе клянусь, что не буду колоться!

- Было бы чем тебе клясться! Один раз уже обещал, что с наркотой завяжешь, а толку, только усугубил все это дело!

- Брат, но я же обещал, что в рот не возьму, а про колоться я не упоминал, а сейчас говорю, что связываться вообще с наркотой не буду, поэтому себя считаю чистым…

- Чистым подонком! Всех на уши поставил, искали тебя не понятно где! – почти на крик перешел я.

- Так я же неподалеку отсюда кололся, во-он в том подвальчике, - указывая на него пальцем, промолвил Тёма.

- Нет, брат, ты мне не брат уже вовсе, и навряд ли тебя твои родные братья примут. Лучше уходи скорее, да на глаза больше не попадайся…

- Но, почему?

- У нас с Семой недавно был очень серьезный разговор по поводу тебя…

Не успев договорить фразу до конца, меня перебил знакомый голос, раздавшийся за моей спиной:

- Что за кипиш? – произнес Сема.

Зайдя в наш закуток, и увидев Тему, Семен оказался в некотором ступоре и застыл в оцепенении. Тёма несмело промолвил фразу приветствия, прервав мой рассказ. Я обернулся и увидел Сему и Васю позади себя. Я было хотел кинуться к братьям навстречу, поздороваться, обняться, поскольку мы действительно давно не виделись, но посмотрев в глаза Семена, я увидел наливающиеся кровью капилляры, он стиснул зубы, начав играть скулами своего лица, всё существо его было переполнено яростью, но несмотря на это, он всё более продолжал накапливать гнев. В этот момент я понял, что что-то необратимое обязательно должно произойти.

Я обернулся, посмотрев на Тёму. Недавно появившаяся улыбка на его лице при виде братьев ныне исчезла с его лица. В глазах появился страх, и Артем попятился назад, что было роковой его ошибкой. Снова посмотрев на Сему, я увидел, что тот готовится к броску, как кобра, атака которой молниеносна и смертельна. В этот момент я прокричал:

- Дракой ничего не решить! Стойте!

И рука Семена убрала меня с его пути, как невесомую пушинку. Сема двинулся навстречу брату. Я, потеряв равновесие от толчка, упал на спину, задев головой, довольно сильно, кирпичную стену, отчего у меня на затылке начала проступать свежая кровь, в глазах потемнело, и встать я уже не мог. Ко мне бросился Вася, приподняв меня с земли, закрыв своим платком кровоточащую рану.

Но мне уже было не до своих травм, так как братья сцепились друг с другом. Семен напал первым:

- Ах, ты, сука! Ты что же творишь, а? Наркотой он баловался, и что?!!- в беге на пути к Тёме прокричал Семен, приготовив правую руку к удару.

Первый удар прилетел к адресату прямо в челюсть. От этого Тёма отошел еще на два шага, закусив разбитую губу и выплюнув порцию крови.

- Ты что творишь? Я же пообещал, что завяжу! – произнес Артем довольно спокойно.

- Молчи, тварь! Не желаю с тобой разговаривать! – цепляясь в глотку, прокричал Сема.

- Стой! Сядь! Поговорим! – задыхаясь, сиплым голосом попытался сказать Тема.

- Убью! Тогда точно колоться не будешь! – усилив хватку, сказал Семен.

Собрав последние силы, Артем разжал руки Семы, начав атаковать, с каждым ударом по лицу говоря по слову:

- Сядь!.. Успокойся!... По-го-во-рим!

Семен все дольше отходил назад. Видно было на его разбитом лице, что он теряет сознание, но ярость помешала ему остановиться, что привело к фатальному исходу сценария. У брата страх постепенно, с действием адреналина, стал сменяться на злость и желанием мести за разбитую губу. Остановить их уже никто не был в силе.

В очередной раз получив удар, Семен вплотную приблизился к тому месту, где раньше находился палисадник, огороженный арматурными столбиками, торчащими из земли на полметра, между которыми, как плетень, проходили стальные прутья, а в самом ограждении находились обломки кирпичей и всякий строительный мусор.

Именно тогда я понял, что если Тема ударит брата еще раз, то тот упадет прямо в этот мусор, что может закончиться серьезными травмами, но самого плохого я и не предполагал. Не раздумывая и не обращая внимания на головную боль, страшную до невозможности, я кинулся к Теме, дабы остановить его, но не успел буквально на долю секунды. В тот момент, когда я прыгал на Артема, он совершил страшную ошибку, ударив Сему в последний раз, отчего тот упал на строительный мусор, разбив голову о кирпичи, а арматура из оградки проткнула его грудь. Все присутствовавшие поняли, что это конец.

Воцарилось молчание. Тема упал на колени, сбросив тем самым меня со своих плеч. Вася сидел у того места, где я разбил голову и тихо плакал. Я лежал на боку, рядом с телом Семена, которое еще кровоточило, и был не в силах подняться.

Артем находился в истерике. Рыдая, что есть мочи, он подполз на коленках к телу, гладя брата по волосам, лицу и рукам. Глаза его были выпучены настолько, что, казалось, через мгновение вылетят из орбит. Зрачки были расширены до такой степени, что почти не было видно радужки. В очередной раз, проведя своими дрожащими с невероятной амплитудой руками по телу брата, Артем подорвался с места и побежал в неизвестном направлении со всех ног.

Я лежал на земле в том же положении, в котором меня оставил Артем, плача, не до конца осознавая, что здесь все-таки произошло, не имея сил подняться и пойти, куда глаза глядят. Все казалось как-то наиграно, неестественно и неправильно, но все же это было. Казалось, что этого не должно было произойти, все должно было быть по-другому. Они должны были просто сесть и поговорить и не более того. Все должно было быть решено словами. Артем должен был бы снова отправиться в клинику, вылечиться и жить спокойно. Должно было быть все именно так и никак иначе, хоть я и сам признавал, что наркоманы неизлечимы, тем более учитывая силу воли нашего наркомана. Какой-то бред получился!

Я подполз к Семену, прошарив по его карманам, найдя в них телефон. Окликнув более или менее успокоившегося Васю, я кинул ему мобильник:

- Лови! Теперь он твой. Позвонишь в скорую, когда я уйду, не хочу, чтобы меня примазывали к трупу, к тому же у меня кровь на руках, а здесь помыть их негде.

- Я не хочу никого вызывать! Меня же загребут!

- Ты чистый, на твоей руке только немного моей крови и то, ее вытереть об землю можно.

- Все равно, страшно.

- А кому нет?! Страшно будет, если тело здесь сгниет!

- Хорошо, вызову. Только ты не бросай меня, братишка, я ведь теперь один, как бы, а ты, Мить, мне действительно братом стал.

- Убедил, - опираясь на руки, пытаясь встать, подмигнул я Васе.

Встав окончательно, я подошел, слегка прихрамывая после падения и немного шатающейся походкой, оттого что кружилась голова, к сидящему на земле брату, похлопав его по плечу, отправившись восвояси.

По дороге я понял, что в таком виде мне возвращаться домой нельзя. Благо одежда была только в пыли, ее я только отряхнул, а руки и голова были в моей и Семиной крови.

Зайдя в какую-то подворотню, я обнаружил бочку с дождевой водой. Я подошел к ней, окунул голову прямо туда, вымывая кровь руками из волос, затем помыл и руки, протерев влажными руками не очищенные до конца от пыли джинсы. Посмотрев на свое отражение в водном зеркале, я не заметил ничего выдающего события сегодняшнего дня, следовательно, можно было с неспокойной душой идти домой, по крайней мере, не беспокоясь о том, что родители что-либо узнают, и не начнут свои допросы, касаемо того, где я был, и что случилось. Однако, придя домой, я сам себя чуть не выдал, закрывшись в комнате с фразой: «Я на компьютере поработаю!», и плача там пару часов.

Смерть Семена была решающей в моем общении с четверкой, от которой осталась только половина. Семен был связующим звеном всей команды, которому подчинялись все, и которого все уважали. Он был сильным духом человеком, не поддаваясь на многие соблазны. Единственный, кто что-либо соображал в жизни, когда из братьев лишился родителей, был именно Семен, так как он старше всех, оттого, именно ему тяжелее всех было пережить трагедию. Из его рассказов, я знал, что именно он, а не воспитатели детдома воспитывали его братьев, делая из них нормальных людей, а не зверей. Именно Семен позволил мне влиться в их коллектив, от которого я получил невероятно большой жизненный опыт, море положительных эмоций и приключений, понял, что есть жизнь и смерть, начал понимать взаимоотношения между людьми. Все это именно благодаря нему. Так пусть же ныне, он спит спокойно, радуя на небесах после долгой разлуки, своих родителей.

 

 

15.

 

Прошло три дня после убийства Семена. Я купил пару гвоздик и пошел на место преступления. Придя туда, я увидел следы крови, не смытые недавним дождичком, и положил на них цветы, встав на одно колено лицом к палисаднику, склонив голову над ним, вспоминая трагедию.

Внезапно пришедшая мысль о том, что Васю действительно могли забрать в милицию, насторожила меня. Не вставая с колена, я достал телефон, позвонил ему:

- Алло, брат, привет! Как ты? – немного волнительным голосом спросил я, но поняв, что он может ответить мне, уяснилось, что он не в милиции.

- Привет. Да, вроде бы нормально. А ты что звонишь? – явно убитым горем голосом произнес он.

- Да, вот волнуюсь, не поймали ли тебя менты.

- Нет, я тогда как только в скорую позвонил, так и убежал оттуда.

- Я в тебе не сомневался. Ладно, крепись, отдыхай и не скорби по брату, он этого не любил, - спокойно и медленно ответил я ему.

- Хорошо, все будет хорошо. Пока!

- Пока.

В этот момент слезы наполнили глаза, и я отключил звонок. Сейчас, именно сейчас я стал понимать, кого именно потерял в жизни. Стал понимать, что только по Семену я скорблю более всех из четверки, и эта скорбь стала выше всех чувств, которые я когда-либо испытывал. Я не заплакал, а зарыдал. Простояв на месте около десяти минут, я встал и пошел домой, однако, выйдя из нашего закутка, я решил проверить, бросил ли Артем свои привычки.

Я подошел к подвальчику, на который некогда указал мне Тёма. Он был закрыт железной дверью, на которой предполагался замок, но его там не было. В двери имелось небольшое отверстие, через которое пробивался внутрь солнечный свет, едва освещавший небольшую площадь помещения, если его так можно назвать.

Я слегка приоткрыл дверь, и увидел, как семь человек сидят на трубах, двое на одной, а пятеро – напротив них, на другой. Все они были практически на одно лицо, такие же худые и оборванные, как и Артем. Среди пятерки я увидел Артема, который забирал шприц у рядом сидящего, уже получившего дозу и медленно отходящего в мир грёз. Артем достал из кармана своей потрепанной олимпийки пакетик и зажигалку. Трясущимися руками, он забрал у кайфующего ложку, насыпав туда порошок, начав подогревать его, затем, набрав осторожно его в шприц, он медленно ввел иглу себе в вену, впрыскивая инъекцию наркотика себе в кровь. От этого зрелища мне стало невероятно дурно. После этого кадра я понял, что не стоит заявлять милиции о том, кто убийца, ведь наказание – это десять-пятнадцать лет спокойной жизни в тюрьме, а наркомания – это худшее наказание, которое Артем сам себе выдумал, отчего я решил, что не стану отговаривать его от этого дела. Желание мести за хорошего человека перевесило все моральные мои качества.

Всё же, не смотря на мои рассуждения, я решил не бросать его на произвол судьбы до конца, дав самому себе обещание, забирать его после очередной дозы из компании и доводить его до детдома, но все же не заводить туда, а оставлять у входа. Поняв, что сейчас мне входить туда никак нельзя, я остался на улице до тех пор, пока все присутствующие там не получат свою дозу, тогда можно будет, не опасаясь за свое здоровье и жизнь, войти и вытащить всё еще друга.

Зайдя в подвал, я увидел бешеные глаза всех наркоманов, включая моего. Это было заметно даже при вышеописанном мною освещении. Найдя Тёму, я взял его под подмышки и начал волочить к выходу, отчего он начал немного сопротивляться и издавать какие-то непонятные мычащие звуки. Становилось немного страшно, и я ощутил быструю пульсацию в моей голове и шее.

Вытащив Артема на улицу, я аккуратно опустил его верхнюю часть на землю, дал ему несколько пощечин, дабы тот очнулся. Хотя я и не надеялся на действенность этого метода, все прошло нормально, и Тёма открыл глаза. Я встал над ним на колени, взяв обе его руки своими руками и сильно надавил, от этого он пришел в чувство еще больше, но говорить, видимо, был не в состоянии, поскольку начал попытку подняться на ноги с теми же мычащими звуками, издаваемыми им, когда я его тащил. Но попытка эта была настолько удачной, насколько она бывает у новорожденного олененка. Результата она не дала, и Тема с четверенек рухнул на землю лицом вниз, разбив себе при этом нос. Было страшно, но довольно-таки смешно. После этого Артем предпринял новую попытку подняться, но в этот раз я кинулся ему на помощь, наконец-то подняв его на ноги, в большей мере, конечно же, мои. Попытавшись сделать первый шаг, мы вдвоем чуть было не рухнули, потому что спутник был довольно тяжелым, а ноги переставлять он никак не хотел. Сделав еще пару попыток тронуться, ноги Артема все-таки начали какое-то броуновское движение, и мы медленно пошли к детдому.

По пути туда, уже практически у места, мы, а точнее, я встретил Васю, попросив его помочь донести Артема до дома. Вася отказать, естественно не мог, поэтому я решил воспользоваться его добротой:

- Вась, тащить его от подвала – наказание какое-то! Давай, ты мне будешь сообщать, когда он будет за дозой идти, да мы вместе его относить обратно будем. Ты же сам хотел, чтобы я тебя не бросал, так вот у нас появится новое занятие!

- Хорошо. Давай уже донесем его, и тогда до дозы.

- Давай, - кладя под забор Артема, сказал я, задыхаясь от такой физической нагрузки.

Собственно, как я сказал, так и происходило в течение примерно двух месяцев. Ничего интересного и страшного не случалось, кроме, конечно, первого впечатления Васи, касаемо получения кайфа наркошами, пока страшное действительно не произошло…

В очередной раз мне позвонил Вася со словами о том, что надо будет снова забирать нашего наркомана с места шабаша. Этому я же перестал удивляться, поскольку сие стало уже рутинной работой, на которую мы ходили регулярно, но не по расписанию.

В этот день мы пришли к подвальчику. Заглянув туда, мы увидели, что все было иначе. Появился свет электрической лампочки, компания расширилась довольно сильно, человек до пятнадцати-семнадцати, что стало настораживать. Во всем остальном сценарий повторялся. Все начали колоться, но внезапно Артем встал и выхватил шприц у последнего колющегося, несмотря на то, что сам уже был под мухой. Я подумал было, что Артем проявил благородство, не дав новичку подсесть на эту гадость, однако я ошибся и весьма сильно, поскольку эта доза ушла в кровь рыцарю благородства. После этого новичок ринулся со всех ног из подвала, сбив с ног нас, стоящих у двери, это самой дверью.

Вставая на ноги, я и Вася готовились уже идти вытаскивать брата, но на удивление нам, тот вышел сам на дрожащих ногах, делая меленькие, тяжелые шажки. Глаза его были бешено выпучены, на лице все мускулы были напряжены, на нем не было ни единой эмоции. Идя и смотря прямо на нас, Артем ничего не увидел и, пройдя мимо, продолжил ходьбу, если это так можно назвать.

Мы с Васей догнали его, схватив под руки. Он невероятно сильно дрожал, все мускулы были напряжены до предела и, докоснувшись до него, чувствовалась его каменность, голова его моталась из стороны в сторону, тело кидало вверх-вниз, но Тёма продолжал идти сам, отчего мы не сильно его поддерживали.

Внезапно остановившись метрах в ста от подвала, Артем рухнул на землю. Его тело стало дрожать еще сильнее, почти подпрыгивая на спине. Стало ясно, что с сегодняшним благородством Тёма явно переборщил.

От страха увиденного, Васю унесло от Артема моментально на десяток метров, да и сам я незаметно оказался метрах в трех от Артема, но, отойдя немного от первоначального шока, подошел к нему вплотную.

По лицу Артема, из бешено расширенных глазниц струями вытекали слезы, взгляд был направлен строго вверх, но суженные до размера игольного ушка зрачки навряд ли позволяли ему что-то увидеть. Все тело по-прежнему колотило. Изо рта вырывалась огромными порциями пена. Места недавних уколов начали кровоточить. Стало понятно, что это предсмертные конвульсии, и конец уже близок.

Я даже не представлял, что в данной ситуации возможно сделать, поэтому метался вокруг наркомана то в одну, то в другую сторону, однако это наверняка ничем не могло помочь. Последние кругов восемь, я уже не смотрел на Артема, а глядел куда-то отрешенно, затем перевел глаза на Васю. Тот уже приблизился к нам на коленках практически вплотную. Он был весь в слезах, и зубы его отбивали четкий, но невероятно быстрый ритм, а сам Вася тихо поскуливал. Ударив меня по коленке, он привлек мое внимание к телу. Артем не дышал.

Я склонил голову над его телом и стал тихо плакать, окропляя Артема слезами. Было жутко страшно. Пульс отдавал в виски практически пулеметной очередью. Все события смешались в один коктейль, который был невероятно горек. Стали вспоминаться предыдущие три смерти, оставившие тяжелый осадок в сердце, потяжелевший более с осадком смерти еще одного члена четверки.

Да, хотелось бы что-то сказать хорошее в заключении жизни очередного друга, но почему-то ничего не лезет в голову. Видимо, впечатление об Артеме, как о наркомане перевесили все положительные его качества. Видимо, мое желание отомстить за Сему, так же отразилось на общем мнении о человеке. Снова в мыслях появилась закономерность того, что виноват в смерти Артема я. Снова всё оказалось неправильно.»

 

 

Глава последняя.

 

Пришел тот момент, когда я дописал последние строки своего рассказа о трагической судьбе своих друзей, значит, надо было звонить Маше.

- Алло! – раздался сладкий голос в трубке. Он оказался еще более приятным после долгой разлуки с любимой.

- Здравствуй, солнце! Узнаешь меня?

- Конечно! Я так по тебе соскучилась за эти два месяца, которые мы не виделись.

- Я тоже.

- Ну, ты дописал?

- Как и обещал, Машунь.

- Замечательно! Приходи ко мне, прямо сейчас! – воскликнула от радости Маша.

- Но, сейчас же ночь.

- А для тебя это помеха?

- Конечно, нет! О чем разговор. Сейчас прилечу.

Я собрался, чуть не забыв повесть, и помчался к Маше, которая ждала меня у порога в весьма соблазнительном наряде, перед которым мои инстинкты самовоспроизведения не в силах были противостоять. Конечно, наши тела соскучились друг по другу, но после сближения их, я дал в руки Маше текст, который она с жадным интересом начала читать. Читая, она силой сдерживала слезы, а, дочитав, сказала:

- Теперь понятно, почему ты не можешь познакомить меня с тремя друзьями, но как же Вася? С ним-то хоть можешь? Про его трагический конец ничего в тексте не сказано!

- С Васей все гораздо проще. После смерти Артема, он перенес нервный срыв, после чего добровольно отправился на лечение в психиатрическую клинику. Я довольно часто навещал его там, но было видно, что только таблетки заглушают его душевную боль. Через несколько месяцев после того, как он туда отправился, и чуть более девяти месяцев с момента первой встречи с четверкой, в клинике произошел пожар, в результате которого погибли более восьмидесяти процентов как персонала, так и находившихся на лечении. В их числе был и Вася. Вот так вот!

- Теперь все понятно. Наверное, тебе очень тяжело?

- Да, я и не знаю. Смерть стала как-то обыденна и не так волнующа, как раньше.

- Ой, теперь мне страшно с тобой находиться рядом!

- Не бойся, все заперто внутри и навряд ли вырвется наружу когда-либо. Давай лучше свежим воздухом подышим.

- Пошли!

Мы оделись и вышли на улицу, держа путь туда, где я впервые повстречал четверку детдомовских ребят, сообщив об этом Маше, которая оказалась в некоем замешательстве, однако согласилась пойти туда. По дороге я снова рассказывал уже веселые истории о жизни ребят и своей собственной, но тут у маши возник вопрос:

- Все бы хорошо, но вначале ты упоминал о какой-то девушке, которую вроде бы любил. Может, я что-то не поняла? В общем, есть ли у меня повод для ревности? – неистово интересуясь, спросила Маша.

- Все бы отдал за возвращение в прошлое, пусть все было не так, как хотелось, но ничего из того я менять не хочу, кроме того, что хотелось бы наладить отношения, ведь каждый раз, когда я открываю ее профиль в социальной сети, вижу ее фото, по телу пробегают мурашки, а внутри все сжимается, скукоживается и жалеет о том, что это «что-то» не смогло когда-то откровенно поговорить по душам, оно искало удобный повод, ему постоянно мешало ее окружение, которое не отходило от нее ни на шаг, а когда и оставляло ее наедине со мной, нутро всячески сопротивлялось и не желало налаживать контакт, говорило, что еще не время и что еще нельзя, момент не подходящий; все было неправильно, пусть она меня забыла, забыла мои признания, глупые попытки создать новую ячейку общества, но я бы все сейчас отдал взамен встречи с ней, хотя, получив бы эту встречу, смог бы я сказать, что хотел, или бы снова оконфузился, начав не с того или просто пройдя мимо, потеряв абсолютно все богатство и всяческий шанс; как бы ни пытался я ее забыть, получается вспоминать ее все чаще и чаще, что уже не доставляет мне радости, так как превращается в подобие паранойи, а может и в само это заболевание. Все не так! Оказаться бы сейчас наедине с ней, тогда, после признания, не просто смотреть на нее, всячески смущая и понимая, что ей совершенно чуждо то, что возникает во мне. Чувства, настоящие чувства кипели! Но что это были за чувства? Просто невероятная привязанность? Так почему же я так легко с ней расстался, не начиная встречаться? Влечение? А кто его знает, может и оно, однако слишком долго эта страсть не ослабевает. Любовь? А что есть эта самая любовь? Кто-нибудь когда-нибудь любил? Или это просто условность, ведь каждый понимает любовь по-разному, а если и понимает, значит и ждет другого, значит и, дождавшись, испытывает это «другое»? Значит, любви нет?.. Возможно, я ошибаюсь, но любовь – есть чувство, которое подвластно разуму, которым управляет наш головной мозг, а с точки зрения науки: все чувства являются лишь электрохимическими реакциями в нашем мозгу, а, следовательно, любовь и ненависть, страх и эйфория – не имеют никакой разницы, значит любовь – это лишь адаптация реакции к определенному человеку, вещи, ассоциируемая нашим сознанием, в которое с детства вбили тот факт, что есть светлые и темные стороны мира, и что есть отношения между противоположными полами, но все же, несмотря на все рассуждения, в моем мозге до сих пор происходит реакция, то есть возникает чувство, как я считаю, любви, при виде этой девушки; остались чувства, хоть я и пытался их всячески затолкать в глубины, сжать и выкинуть из души, прогнать из памяти этого человека, однако все тщетно, все было так странно и так неправильно, однако менять мне этого совершенно не хочется. Может быть просто страх, а может… может, ну его, к чертовой матери!

Отвечая непосредственно на твой вопрос, я скажу так: а кто его знает! В принципе это не важно, потому что я тебя люблю и ты о моей любви к тебе знаешь, так что выводы делай сама.

Я закончил свой рассказ. Увлекшись повествованием, я не заметил, как наступила ночь, и пошел дождь, о чем мне незамедлительно сообщила Маша:

- Ой, смотри! Кажется, дождь пошел! – воскликнула она.

- Да, похоже на то, - ответил я.

- А ты любишь такую погоду? – спросила она меня.

- Люблю гулять ночью под теплым, легким, незрелым, весенним дождичком, отгородившись от внешнего мира лишь капюшоном ветровки, рассекая туфлями водную гладь рождающихся луж, слегка колебимую неслышным ветерком. Ты идешь один, наедине с городом. На улице нет людей, которых ты так ненавидишь и презираешь все существо человеческой натуры, натуры прогнившей, зловонной, готовой подставить тебя в любой момент. Да, я согласен, не все люди таковы, но я говорю в общем, а, как известно, ложка дегтя может испортить не одну бочку меда. Уродов, искалеченных душою, отобранною Богом мало, но они делают то, что создает иллюзию их всераспространенности.

А я лишь иду по городу, приветствуемый миганием индикаторных лампочек сигнализаций автомобилей, вспыхиваемых то и дело с разных сторон забытых богом закоулков старого города, где обитают призраки прошлого и современного, пытающиеся захватить твой разум и направить мысли совершенно не в то русло, ты пытаешься бороться с ними, но они все более и более угнетают тебя, делая пешкой в своей игре, подчиняя и уничтожая тебя, делая из меня крошечную песчинку одной пустыни, созданной из тысяч барханов, давящих на мое существо все сильнее.

То и дело с новыми порывами степного ветра, брызжет тебе в лицо очередная порция прохладных мелких капель, убивающих в голове очередную мысль или воспоминание из прошлого, которое охватывает сознание и погружает все глубже в недра души, кто знает, может и вовсе не своей.

Новая волна сопровождается все более и более невообразимыми воспоминаниями о людях давно и недавно ушедших и ныне живущих, которые страдают по твоей вине или вине того, кто был тебе когда-то очень близок, а теперь либо в могиле, либо наслаждается плодами своих подстав. Приходят мысли о смысле бытия, о существовании сверхъестественной силы, называемой человечеством богом, о том, что моя жизнь – есть результат двух смертей, причем не абстрактных, а вполне реальных, смерти сестры и брата, благодаря которым я существую ныне, а они, увы, нет. Тяжело жить с этой мыслью, когда начинаешь что-то соображать в этой странной штуке, под названием жизнь.

Идешь ночью под весенним ливнем, вспоминая друзей, угнетая себя, идешь наедине с вечностью. Идешь, спотыкаясь о камни, идешь, падая в неизвестность, а затем карабкаясь вновь вверх, идешь, забывая историю всей жизни человечества и своей в частности, идешь, несмотря ни на что против ветра, встречая невероятное сопротивление… Идешь…

Всё еще не дойдя до места, Маша, видимо, испугалась идти на место, проклятое богом:

- Пойдем домой, Мить?.. – с грустью в голосе сказала Маша, а я, поняв всё, ответил не возражая, тихо и спокойно:

- Пойдем…

4 января – 3 июля 2011года.