Из книги Э. Ротенауэра
"Борьба за стиль" (1905 г.)

«Вещи внешнего мира видит всякий; но художник в высшем смысле слова абстрагирует из вещей внешнего мира свою собственную картину. Ее он изображает. Чем яснее он ее видит внутренним оком и чем шире объемлет, тем больше стиля в его изображении. Стремление к стилю есть стремление к свободе от предмета, к господству над ним. Стиль — противопоставление природе».

М. М. Бахтин. "Эпос и роман" (фрагмент)

«Мы говорим об эпопее как об определенном реальном дошедшем до нас жанре. Мы находим его уже совершенно готовым, даже застывшим и почти омертвевшим жанром. Его совершенство, выдержанность и абсолютная художественная ненаивность говорят о его старости как жанра, о его длительном прошлом. Но об этом прошлом мы можем только гадать, и нужно прямо сказать, что гадаем мы об этом пока весьма плохо. Тех гипотетических первичных песен, которые предшествовали сложению эпопей и созданию жанровой эпической традиции, которые были песнями о современниках и являлись непосредственным откликом на только что совершившиеся события, -- этих предполагаемых песен мы не знаем. О том, каковы были эти первичные песни аэдов или кантилены, мы можем поэтому только гадать.

<...> Абсолютное прошлое как предмет эпопеи и непререкаемое предание как единственный источник ее определяют и характер эпической дистанции, то есть третьей конститутивной черты эпопеи как жанра. Эпическое прошлое, как мы говорили, замкнуто в себе и отграничено непроницаемой преградой от последующих времен, и прежде всего от того вечно длящегося настоящего детей и потомков, в котором находятся певец и слушатели эпопеи, совершается событие их жизни и осуществляется эпический сказ. С другой стороны, предание отгораживает мир эпопеи от личного опыта, от всяких новых узнаваний, от всякой личной инициативы в его понимании и истолковании, от новых точек зрения и оценок. Эпический мир завершен сплошь и до конца не только как реальное событие отдаленного прошлого, но и в своем смысле и своей ценности: его нельзя ни изменить, ни переосмыслить, ни переоценить. Он готов, завершен и неизменен и как реальный факт, и как смысл, и как ценность. Этим и определяется абсолютная эпическая дистанция. Эпический мир можно только благоговейно принимать, но к нему нельзя прикасаться, он вне района изменяющей и переосмысливающей человеческой активности. Эта дистанция существует не только в отношении эпического материала, то есть изображаемых событий и героев, но и в отношении точки зрения на них и их оценок; точка зрения и оценка срослись с предметом в неразрывное целое; эпическое слово неотделимо от своего предмета, ибо для его семантики характерна абсолютная сращенность предметных и пространственно-временных моментов с ценностными (иерархическими). Эта абсолютная сращенность и связанная с нею несвобода предмета впервые могли быть преодолены только в условиях активного многоязычия и взаимоосвещения языков (и тогда эпопея стала полуусловным и полумертвым жанром). Благодаря эпической дистанции, исключающей всякую возможность активности и изменения, эпический мир и приобретает свою исключительную завершенность не только с точки зрения содержания, но и с точки зрения его смысла и ценности».

О том, как работал Бальзак (Из писем О. де Бальзака)

«Я чуть не лишился хлеба, свечей, бумаги. Судебные исполнители травили меня как зайца, хуже, чем зайца» (2 ноября 1839 г.)

«Работать – … это значит вставать всегда в полночь, писать до 8 часов утра, позавтракать за 15 минут и снова работать до пяти, пообедать, лечь спать и назавтра все начать сначала» (15 февраля 1845 г.)

«…Пишу все время; когда не сижу над рукописью, обдумываю план, а когда не думаю над планом, то исправляю гранки. Вот моя жизнь». (14 ноября 1842 г.)

Гёте

Я привык претворять в образы, в поэзию всё, что меня радует, печалит и мучит. Все мои произведения – фрагменты одной большой исповеди.

Лабрюйер

Из всех возможных фраз, которые призваны выразить нашу мысль, есть только одна истинная. Не всегда найдешь ее в речи или в письме. А между тем она существует, и всё, что не является ею, слабо и плохо и не удовлетворит человека высокого ума, желающего, чтобы его поняли.

Виланд

“Два с половиной дня я потратил на одну фразу, где, по существу, дело шло об одном-единственном слове, которое мне было нужно, и я никак не мог его найти. Я поворачивал фразу на все лады, стараясь придать ей форму, в которой рисовавшийся мне образ стал бы видимым и для читателя. В таких случаях, чтобы познать, достаточно одного штриха, самого малого оттенка…”

Поль Верлен

Стихотворение из сборника "Когда-то и недавно" (1884). В 70-е годы во французском искусстве утверждается новое направление - импрессионизм. Верлен явился, по сути, первым, кто сформулировал и воплотил его принципы в поэзии. Стихотворение "Поэтическое искусство", название которого пародийно повторяет заглавие трактата теоретика классицизма Николa Буало (1636-1711), представляет собой манифест импрессионизма, хотя сам поэт и "не предполагал теоретизировать". В полном соответствии с задачей, стоящей перед импрессионистическим произведением (передать впечатление от предмета, выразить чувства, настроения автора), Верлен предлагает средства, способные ее реализовать: музыкальность, неопределенность образов, размытость тонов, красок, намеренную неточность слова. Таким образом, стихотворение является творческим манифестом Верлена. Написано оно редчайшим у французов девятисложным стихом (звучание которого очень сходно со звучанием фетовского "Измучен жизнью, коварством надежды…").

Источник: http://lib.ru/POEZIQ/WERLEN/stihi.txt Верлен Поль. Избранное. М.: Московский рабочий, 1996.

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

О музыке на первом месте!
Предпочитай размер такой,
Что зыбок, растворим и вместе
Не давит строгой полнотой.

Ценя слова как можно строже,
Люби в них странные черты.
Ах, песни пьяной что дороже,
Где точность с зыбкостью слиты!

То - взор прекрасный за вуалью,
То - в полдень задрожавший свет,
То - осенью, над синей далью,
Вечерний, ясный блеск планет.

Одни оттенки нас пленяют,
Не краски: цвет их слишком строг!
Ах, лишь оттенки сочетают
Мечту с мечтой и с флейтой рог.

Страшись насмешек, смертных фурий,
И слишком остроумных слов
(От них слеза в глазах Лазури!),
И всех приправ плохих столов!

Перевод В. Брюсова

ПОЭТИЧЕСКОЕ ИСКУССТВО
ART POETlQUE

Музыки — прежде всего другого!
Нужен поэтому зыбкий стих.
Растворимый в напеве легче других,
Лишенный надутого и тугого.
К тому ж выбирай твои слова
Слегка небрежно, чуть презирая:
Ведь песенка нам милей хмельная.
Где Ясное в Блеклом сквозит едва.

Это прекрасный взор под вуалью.
Это трепещущий летний зной,
Это в осенней дымке сквозной
Звездная пляска над синей далью.

Ведь мы Оттенков жаждем и ждем!
Не надо Красок, Оттенков нужно.
В оттенках лишь сливаются дружно
С мечтой мечта и флейга с рожком!

Прочь узкий Рассудок, Смех порочный!
Беги убийц — финальных Острот,
Oт которых лазурь лишь слезы льет!
Вон эту пошлость кухни чесночной!

А ригоризму шею сверни!
И хорошо, коль сможешь на деле
Добиться, чтоб рифмы чуть поумнели:
Не следить, — далеко заведут они!

Кто рифменным не был предан мукам:
Негр ли безумный, мальчик глухой
Сковал нам бубенчик жестяной
С его пустым и фальшивым звуком?

Лишь музыку ищи и лови!
Сделай стихи летучей игрою,
Чтоб чувствовалось: он послан душою
В иное небо, к иной любви.

Пусть в утренний бриз, коль небо хмуро.
Он предсказаньями веет, пьян.
Вдыхая с ним мяту и тимьян...
А прочее все — литература.

Перевод Г.Шенгели

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

За музыкою только дело.
Итак, не размеряй пути.
Почти бесплотность предпочти
Всему, что слишком плоть и тело.

Не церемонься с языком
И торной не ходи дорожкой.
Всех лучше песни, где немножко
И точность точно под хмельком.

Так смотрят из-за покрывала,
Так зыблет полдни южный зной.
Так осень небосвод ночной
Вызвезживает как попало.

Всего милее полутон.
Не полный тон, но лишь полтона.
Лишь он венчает по закону
Мечту с мечтою, альт, басон.

Нет ничего острот коварней
И смеха ради шутовства:
Слезами плачет синева
От чесноку такой поварни.

Хребет риторике сверни.
О, если б в бунте против правил
Ты рифмам совести прибавил!
Не ты, — куда зайдут они?

Кто смерит вред от их подрыва?
Какой глухой или дикарь
Всучил нам побрякушек ларь
И весь их пустозвон фальшивый?

Так музыки же вновь и вновь.
Пускай в твоем стихе с разгону
Блеснут в дали преображенной
Другое небо и любовь.

Пускай он выболтает сдуру
Все, что впотьмах, чудотворя,
Наворожит ему заря...
Все прочее — литература.

Перевод Б. Пастернака