Сергей Смирнин (18 лет)

ПОСЛЕДНИЕ ЛЮДИ
(фантастический рассказ)

1.
Нина Федоровна умерла во сне. Умерла легко, без мучений. Она выплыла, невесомая, как бы снова юная, из своего высушенного временем тела и устремилась вверх по широкой реке. Река поначалу казалась темно-синей и освежающе прохладной.
Но чем дальше уплывала Нина Федоровна, тем более прозрачной и освежающей делалась река. С какого-то момента она словно бы совсем исчезла, - но осталось быстрое движение в ее невидимых струях. Струи то мягко покачивали, то вдруг начинали ласково пошлепывать.
Двигаясь, Нина Федоровна вдруг открыла неведомые прежде истины. Так, например, она поняла, что находится вне Времени. Она не перемещается из точки в точку сразу вся целиком. Она как бы растягивается по Вселенной. И так растягиваться может бесконечно...
Еще Нина Федоровна открыла, поглядев на себя, что является «светом во свете».
Контуры ее тела стеклянисто поблескивают и как бы оторочены зеленоватой световой изморозью. А вокруг нее - другой свет: живой, плескучий, улыбчивый...
Нина Федоровна скользит, как вода по бутылочной стенке... Как шматок масла по горячей сковороде...
И ничего-то ей не жалко. Ни себя... Ни Земли покинутой... Одна у нее тревога: что там будет с ее сыном?..

2.
Понимание того, куда она движется, возникло незаметно и сразу. Она двигалась к Солнцу, - чтобы войти в него, отдать ему свою капельку-жизнь...
Мириады людей проделали этот путь, и Солнце поглотило их, расплавило в общем котле. Ибо люди - их Духовные Сущности - первая стадия Вселенской Жизни. И звезда, возле которой возникает Первая Стадия, должна переждать все это копошение всей этой живой пыли, а затем -очистить от нее пространство, вобрать всю ее в себя.
Всю до последней пылинки...
И тогда возникнет Вторая Стадия. Второй шаг Вселенской Жизни.
Тогда звезда оживет.
И какой она станет, и где будет после превращения, - самой звезде знать не дано...

3.
Старик был дряхл. Он бережно переносил свою дряхлость с места на место. В теле, словно гнездо ос, жили всякие боли. Свинцовой тяжестью был налит затылок.
В лоб кто-то бил изнутри маленькими молоточками. Глаза напрягались, - будто хотели лопнуть. В деснах таилась ржавая пила, которая время от времени дергалась. В костях выл ледяной ветер. От этого старик представлялся себе длинным и хрупким.
Он боялся запнуться, чтобы не упасть и не раздробиться на кучу осколков.
Сердце стукалось о ребра нехотя. Сердце было в бесчисленных синяках от бесчисленных ударов. В легких сидел злобный бормотун. Он что-то угрюмое выговаривал при каждом вдохе. И царапал отросшими когтями то там, то здесь.
Желудок тоже был недоволен, потому что в любой жратве оказывалась порция стальных иголок...

4.
Мать умерла незаметно. Старика глодала досада. Казалось, мать обманула, обхитрила его. Спряталась куда-то, решив над ним подшутить.
Вообще-то, мертвых вокруг слишком много, чтобы сожалеть об одном трупе. Но мать есть мать. Когда она ушла, старику яснее стало, как сильно ее любит. Любовь к матери в нем словно удесятерилась. Сила обновленной любви как бы замещала физическое отсутствие матери...
Трупов было вокруг полным-полно. Некоторые сохраняли человечье подобие. Другие чернели, съеживались, рассыпались...
Мать он решил похоронить по-старинному. Так, как полагалось прежде.
Нашел на окраине города березовую рощу. Пришел туда с лопатой и ломом. И, обливаясь потом, задыхаясь, шепча то ли ругательства, то ли молитвы, часто передыхивая, целый день сотворял могилу.
И когда к закату могила была готова, старик ужаснулся: как же она глубока! Ее желто-красные края поднимались над ним отвесно и сочно. Будто сложены были из пирогов, которые так хорошо пекла умершая...
Старик пожевал губами и ощутил прилив гордости. Он еще может что-то делать!..
Затем нахлынул страх. Вот он здесь, на дне глубокой ямины. Он ее сделал...
Но как он будет вылезать отсюда?
Ведь он один... Ждать помощи неоткуда...
Нина Федоровна приготовилась ослепнуть, потому что Солнце надвинулось вплотную. Но вонзившись в вязкую массу Солнца, похожую на взбитый крем, она с удивлением обнаружила, что попала ... в темноту.
В полной тьме она падала. А, быть может, плыла. И ей было хорошо. Она снова юной себя ощущала.
А вокруг звучали голоса. Родные, знакомые, Ласковые. Настойчивые.
Все они уговаривали. Требовали...
«Забудь! Забудь! - просили голоса. - Ничего не было! Все приснилось! Отряхни с себя сны!..»
Нина Федоровна увидела, что под ней - глубоко-глубоко - фиолетовый шар. Огромный и словно бы мерцающий. Но не раскаленный, не страшный.
Когда она приблизилась, то смогла различить: весь он слеплен из человеческих голов. Головы движутся: погружаются, всплывают. Некоторые шевелят губами.
Нина Федоровна поняла, что они шепчут.
«Забудь!.. Забудь!.. Забудь!..» - просят они.

6.
Старик изобрел выход... Стал вырывать ступеньки в земле... Ступеньку за ступенькой в ногах могилы... Каждая - с треть человечьего роста...
Провозился с ними почти всю ночь. Хорошо, что ночи теперь теплые. Медное солнце так распухло, расплылось по небу, что никогда не заходит за горизонт...
Он вылез из могилы и немного поспал.
Когда проснулся, солнце из медно-красного стало оранжевым. То есть, наступило утро.
Он сел и заглянул в могилу. И вдруг ему увиделась живая мама. Мама шла по улице и улыбалась. В своем синем пальто и синей шляпке...
Господи, было ли так? Была ли она живой когда-то?..
Ну скажи мне, ну ответь, - где ты сейчас?..
Но мама шла по улице и улыбалась. И не хотела ничего говорить...
А может быть, не могла?.. Может быть, ей запретили?..
Так жалко ее! И себя ох как жалко!..
Могила показалась кратером вулкана. Вот-вот из него польется раскаленная лава...
Старик захотел сочинять. Это было проверенное средство от любых горестей...

«Тоска по умершей матери
Ест поедом, словно вошь.
Она - как вулкан, на кратере
Которого ты живешь.
И то ли ты в жерло свалишься.
И то ли ты на краю
Останешься и провялишься,
Как будто святой в раю...»

Дальше не сочинялось. Но даже от этих немногих строк на душе стало полегче.
Старик поднялся и побрел к дому...
Потом он брел обратно от дома - с почти невесомой матерью на руках. Левая рука поддерживала маму под шею, правая - под колени.
Сейчас мама была не мамой. Сейчас она была его ребенком. Его маленькой доченькой. Старику чудилось, что тело ее теплеет у него на руках.
Он шел и слегка покачивал свою ношу. И шепотом убаюкивал: «А-а, а-а, а-а!»

7.
Нина Федоровна упала на чьи-то головы, и они безмолвно расступились.
Она упала и поняла, что это не шар вовсе. Это огромное здание, где головы служат кирпичами.
Все они вымазаны чем-то липким и бесцветным.
Нина Федоровна, упав, заскользила вниз. Быстро... Все быстрее... Мимо этих голов.
По этим головам...
Головы таращились. Некоторые тянулись к ней губами.
В ушах шелестел усыпляющий шепот: «Забудь!.. Забудь!»..
Скольжение замедлилось... И остановилось...
Нина Федоровна лежала на «почве».
«Почва» была странной: состояла из множества светоносных камней, тесно прижатых друг к другу ребрами и гранями.
Внутри камней вертелись, прыгали, извивались совсем уж непонятные существа, похожие то ли на ящериц, то ли на пауков, созданных из пламени. Некоторые из них приостановились, когда Нина Федоровна улеглась на почву. Из их крошечных ротиков суетливо высунулись длинные язычки. И сквозь камни - сквозь их грани и ребра потянулись к старухе, к ее сухонькому телу.
Они облепили старухино тело и торопливо принялись его вылизывать. И тело таяло таяло. Будто мороженое, поглощаемое детскими ртами...

8.
Старик дошел до могилы, но спуститься в нее с мамой на руках не мог.
Он потоптался возле первой ступеньки.
Может, осторожно бросить тело прямо сверху?
Он усмехнулся. Осторожно бросить - это, конечно, звучит.
Нет, он поступит по-другому...
Старик поставил тело на землю и, наклонясь, принял его к себе на спину. Мертвыми руками обвил свою шею и, кряхтя, полез вниз... На дне уложил тело лицом вверх и долго сидел рядом. Оно затвердело совсем мало. Может, оживет еще? Вон и веки никак не опускаются до конца... Словно мама глядит на него...

9.
Нина Федоровна видела сон... Кто-то огромный и добрый сидел на красном троне и уговаривал ее согласиться на смерть сына. Если она это сделает, можно будет ее сына призвать. И, наконец-то, слиться всем и навсегда.
Нине Федоровне нравилась доброта, что звучала в уговорах. Но согласиться на то, чтобы сын умер, Нина Федоровна не могла.
Никогда! Ни за что на свете!..
Нина Федоровна отрицающе покачивала во сне головой. И губы ее шептали: «Нет! Нет! Нет!..»

10.
Старик не стал засыпать мамино тело землей. Он вытащил из кармана чистую холстинку, на всякий случай прихваченную из дома. Развернул ее. Слегка встряхнул. И прикрыл спящую маму.
Стало спокойнее, когда перестал быть виден блеск ее глаз. Потому что теперь свершилось до конца то, что свершилось, - мама ушла.
Белый холщовый холмик - это не мама. Это просто холмик из белого холста...
- Мама, без тебя мне плохо! - прошептал старик. - Мама, я люблю тебя!..

11.
Когда очнулся, оказалось, что лежит на спине. Лежит в одной могиле с мамой. Над ним - высоко-высоко - чистое небо. И ветви берез, отягощенные тяжелыми листьями.
Под ним же - земля.
И явственный звук сирены.
Звук сирены, который, вроде бы, доносится прямо из-под его головы.
Будто проснулась какая-то зверюга там, внизу, и вопит от тоски...
Старик лежал и слушал, а тварь все жаловалась...
Потом сирена смолкла.
Тогда старик сел, кряхтя.
В его затылке горячо плеснулся жидкий свинец. Привычную боль кто-то вдруг расплавил, резко повысив ее температуру. Тяжелый затылок оттягивал голову назад...
Старик приказал себе не обращать на это внимания.
Он встал на ноги. Со стоном взял лопату.
И начал копать.
Землю сперва сбрасывал по краям могилы. Потом, забывшись, сыпанул немного на белый холст.
И продолжал насыпать лопату за лопатой...

12.
Звезда хотела ожить... Обрести свое подлинное бытие...
Ведь то, что было до сих пор, было преджизнью. Приуготовлением. И те существа-крошки, что накопились в ней, были только нотками. Нотками почти что сыгранной прелюдии...
Критическая масса была рядом. Критическая масса перехода, перерождения.
Всего двух крошек не хватает. Двух малюсеньких воль... Одна из них уже тут.
Вторая еще там, на планете..

13.
Круглая крышка показалась не скоро. Может быть, она была неглубоко. Но старик двигался медленно. И медленно сбрасывал землю с лопаты.
Он двигался как автомат. Ни о чем не думал. Просто не мог - из-за расплавленного свинца, что был в затылке...
Белого холста (что? что он прикрывал?) больше не было видно.
Образовалась яма в яме. Маленькая яма в яме большой.
Старик работал без отдыха. Так было легче. Он был не уверен, что после остановки смог бы продолжить.
Когда лопата звякнула о металл, старик испугался. Он ощутил, что сердце остановилось от этого неожиданного страха, и тяжело оперся на лопату, ловя ртом увертливый воздух.
Через долгое время сердце застыдилось своей неподвижности, - вяло задергалось...
Расчищенная крышка люка таила угрозу. Она была как новенькая, -ни единой ржавинки. Сверху на ней был круглый никелированный штурвал, прикрытый пластмассовым колпаком.
Колпак нужно было снять. Штурвал открутить. И тогда люк откроется.
Но сердце...
Боль, причиненная испугом, осталась. И не исчезала.
Наоборот, все увеличивалась и объединяла то множество других болей, что уже имелось.
Старик выпустил лопату... Сполз вдоль стенки...
И вдруг увидел себя извне.
Он словно бы висел над могилой.
И ничего не болело.
И Солнце звало его к себе...

14.
Звезда ликовала... Все было кончено... Все только начиналось...
Светоносные камни в ее глубинах отпадали друг от друга, чтобы перестроиться, чтобы дать дорогу тому, что придет снизу...
Светоносные звери выбирались из камней, нисколько их не повредив, и устремлялись вниз роями, чтобы там, внизу, в жарких схватках (между собой? или с кем-то?) определить дальнейшую судьбу...
Фантасмагоричная конструкция из миллиардов голов оседала, омываемая чем-то прозрачным.
Что-то с ней происходило неведомое.
Во-первых, съеживалась, уплотнялась.
Во-вторых, чем глубже погружалась, тем меньше головы походили на головы.
Миля за милей вниз...
Миля за милей...
И вот уже масса голов исчезла...
Теперь вниз опускалось нечто, похожее на семя...
ЧТО оплодотворить было нужно?..
ЧТО породить?..
Миля за милей вниз...
Миля за милей...