Изданные номера |
Наши фестивали |
Юные писатели |
Юные художники |
О нас |
Создатели журнала |
Публикации о нас |
Наша летопись |
Друзья |
Контакты |
Поддержите нас |
Литературный журнал www.YoungCreat.ru |
№ 4 (9) Июль 2004
Степан Кабанов (18 лет)
ЛЕТО В ДЕРЕВНЕ
(Фантастическая повесть)Продолжение.
(<<<Читать начало)28
Из-за своей раздвоенности и нежелания кого-то ненавидеть, я чуть не пропустил нужное время и нужную информацию.
Петрос поступил хитро: он подослал к нам тетю Настю, и она передала деду записку, где все было нарисовано, что нужно было сообщить о Черном Кристалле.
Я это дело проморгал, прошляпил, профукал. И Герой тоже оказался не на высоте.
Единственное, что я услышал, не пропустил мимо ушей, сидя перед домом на березовом чурбачке и наслаждаясь теплом, покоем, красотой, было тети Настино ворчание. «Внешняя» причина визита тети Насти была проста и сладка - мед. Она, тетя Настя, принесла нам полное ведро меда, взятого ею с тех ульев, что были у нее в огороде. Мед был прозрачной и чистейшей желтизны. В нем плавали восковые сотовые ячейки, - словно маленькие подводные лодки. А запах от меда исходил такой обалденный, что рот сразу наполнялся слюной, и даже скулы сводило. Хотелось тут же воткнуться губами и зубами в это сладостное чудо и вбирать его, вбирать его в себя.
Конечно, переняв ведро от тети Насти, я тут же запустил в него деревянную ложку и обожрался медом, пока там тетя Настя секретничала с дедом. И Герой тоже накинулся и тоже, по-моему, обожрался. Потом он ушел в дом, напился в сенях воды из ведра и поднялся на чердак, - я показал ему свою тамошнюю пещерку в сене.
Я тоже хотел бы ополоснуть рот от сладости, которая из желательной стала приторной, навязчивой. Но лень было шевельнуться. Лень было языком двинуть, распухшим от впитанного в него меда.
Тут как раз - во блаженном отупении - предстала передо мной бормочущая тетя Настя.
- Цидульки ихние носи! - ворчала она, выйдя на крыльцо. - Будто делов других нету! Живет в двух шагах и нате вам! Цидульку заделал, растудыть его в качель! Подошел бы под окно да все и выложил. Нет, надо бумагу портить!
- Ты про кого, тетя Настя? - лениво осведомился я.
- Да про вашего этого, что у самогонщицы на постое! - рыкнула на меня старушка. - Понадобилось ему, чтоб я деду Архипу цидульку снесла! Все учил, как подойти да что сказать! Тьфу ты! Прятаться-то от кого? От тебя что ли?.. Так из тебя шпион, как из меня - балерина!..
- Ты принесла письмо деду Архипу? От Петроса? - не веря своим ушам, переспросил я.
- Хорошо еще заплатил этот ваш по-божески! - тут старушка перекрестилась. - Не то бы его послала, и никаких курлы-мурлы! А дед Архип - что ребенок! Увидел рисунок, - разулыбался. Спрашивать стал про Чертово копыто, - как найти да как дойти!..
- Там рисунок был? - закричал я, не в силах сдерживаться. - Чего ж ты молчала?
- А чегой-то я тебе докладать должна? - бабка презрительно зыркну-ла на меня глазками. - Ишь, енерал какой, растудыть твою в качель!..
- Чего там на рисунке, ты, конечно, не видела? - безнадежно спросил я.
- Глянула сприщуру! - бабка шкодливо хихикнула
- Что там было? - заорал я.
- Охолони ты, горлодер кукаречный! - тетя Настя вдруг помолодела от улыбки, расцветшей на лице. - А не то огорчу тебя оплеухой!..
Ну как тут ею не восхититься! Только что была старым-стара, и вдруг - почти что девчонка!
- Было там два крестика! - тетя Настя заговорщицки оглянулась и снизила голос до шепота. - Один посреди Чертова копыта. Другой - на дупле старого дуба...29
И никакой Петрос не хороший!.. - так я подумал, когда тетя Настя удалилась. - Монстр он и есть монстр. Или, по-другому, - сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Ишь как настойчиво пытается передать какой-то Черный Кристалл деду Архипу! Не тот ли это Черный Кристалл, от которого мне надо беречься? А если и тот, что же теперь - бежать без оглядки? И бросить Героя одного? Да ни за что на свете!..
Я взобрался на сеновал, улегся в сено рядом с дрыхнущим Героем. Тот приоткрыл левый глаз, глянул мутно и недовольно и снова его захлопнул, буркнув недовольно: «А, это ты!»..
- Слушай!.. - я приблизил губы к его уху и быстрым шепотом изложил все, что вызнал от тети Насти.
Герой подергивался во время моего шепота, будто пронзаемый электрическим током. Глаза его широко раскрылись и будто бы осветились изнутри.
Едва дослушав, он вскочил, перепрыгнул через меня и буквально скатился по лестнице.
«Куда ты?» - закричал я и бросился за ним следом. Он направлялся к лесу...30
Чертово Копыто - небольшое озеро в чащобе. Форма его - правильный овал - видимо, и навела на мысль назвать его так. Если вдуматься, озеро, действительно, напоминает след какой-то сказочной Костяной Ноги.
Есть возле озера старый дуб. Он высокий и толстый. Десятка два елей, наверное, надо собрать, чтоб сравнялись с ним толщиной.
Видимо в знак уважения, деревья вокруг дуба не теснятся. Они расступились, чтобы дать патриарху простор и чистый воздух. Единственная поляна в здешнем густолесье - вокруг дуба.
Я уже бывал здесь, когда мы в последний раз - два года назад -гостевали в деревне всей семьей.
Дорога до озера трудная. Надо почти все время продираться сквозь тесные царапучие ели. Ходят сюда приезжие да подростки - для экзотики, поскольку в деревне существует легенда, что здесь когда-то утопилась от несчастной любви полоумная девушка Марья...
Сюда-то, как танк, и проламывался Герой. А я - почти без препятствий - торопился за ним следом и все равно не смог догнать...
Только возле озера, а вернее - возле дуба, - я его увидел.31
Он стоял метрах в пяти от дуба и что-то выкрикивал, и на лицо его мне впервые неприятно было смотреть. Сосуды, как синие веревочки, вздулись на его лице, и цвет их становился все темнее, пока не дошел до пепельно-черного.
Слова его, быстро вылетающие изо рта, как пули из пулемета, были непонятны. В них чудилась мне седая древность, бездонная глубь времен.
Его глаз я не видел, поскольку глядел сзади и чуть сбоку. Но я был уверен, что глаза его сейчас подобны двум Сверхновым. Ведь это же -Герой, и любое его действо должно быть героическим.
Энергия, от него исходящая, незримо и неощутимо бушевала вокруг. Я это понимал каким-то «вторым» умом, видел каким-то «вторым» зрением.
Воздух, трава, земля пропитывались энергией Героя, как бы отъединялись этой энергией от окружающего мира.
Герой порождал некий кокон, некое новое пространство, центром которого был он сам.
Свет, заключенный в этом пространстве, тоже отъединялся от внешнего мира. Отъединялся, бледнел, изнемогал.
Темнеющий свет четко оконтуривал границы кокона, порождаемого Героем.
Я видел эту пленку, это энергетическое яйцо. Острым своим концом оно упиралось в дупло, что было на дубе. Оно упиралось в дупло и напирало на дупло. Может быть, пыталось втечь, втянуться в дупло. Может быть, хотело об него расплющиться и обтечь весь ствол, - заключить в объятья, закупорить.
Шла борьба. Об этом ясно говорили периодические содрогания кокона. То ли сопротивлялся сам дуб, то ли - нечто, скрытое в дупле.
Изнемогающий в коконе свет все слабел и слабел. Там, в коконе, уже наступили сумерки. Они сгущались.
На краешке моего сознания мелькнула мысль, что возле Героя вот-вот должны замерцать звездочки.
А может быть, когда наступит полная тьма, Герой просто-напросто растворится в ней, - исчезнет?..
Мне этого не хотелось. Не хотелось даже предполагать такое.
Я подумал, что, если бы мог, я бы с удовольствием открыл кокон для дневного света или, хотя бы, ненадолго приотворил его, - сделал бы в нем что-нибудь вроде дверцы.
Я об этом подумал, и вдруг у меня бешено заболела голова. Такой боли никогда прежде не было. Она раскалывала череп на куски. Она металась среди осколков, как разъяренная тигрица, и добивала мощными лапами то, что еще тронуто не было; то, что еще можно было добить.
- Уйди! - заорал я, к ней, невыносимой, адресуясь.
И она, действительно, ушла.
Из моей головы с таким звуком, с каким вскрывают консервную банку, выщелкнулся желтый шар с мою же бедную голову размером. Он неторопливо и как-то «по-кошачьи» независимо проплыл от меня до кокона. Затем он превратился в золотистое веретено и, бешено закружившись, ввинтился в «пространство Героя».
Сразу после этого там, внутри, пыхнула такая ослепительная вспышка, что веки мои сами собой сомкнулись, и я видел только разноцветные круги, которые щедро множились перед глазами...
Их мельтешение продолжалось долго. А когда унялось, я услышал торжествующий смех Героя и рискнул приоткрыть глаза.
То, что я увидел, стоило того, чтобы быть увиденным. Внутри кокона было теперь светлее, чем снаружи. Сам кокон стал больше. Он-таки приобнял дуб и как бы загнулся кверху, видимо, пытаясь всползти по его стволу.
И сам Герой тоже как бы стал больше. Или так просто увиделось в том бурлении света. Увиделось, что на руках Героя наросли такие бицепсы, какие могли поспорить с любым Шварценеггером.
Герой снова захохотал, и торжество победителя слышалось в его хохоте. Он повернул ко мне ликующее лицо, и я увидел, что оно прежнее, молодое, - веревки сосудов почти полностью скрыты, замаскированы тем светом, что я Герою подарил.
Я глядел на него с восторгом, потому что это был мой Герой. Тот, в которого я верил, которого я любил и которому я помог...
- Мы свалим это деревце! - прокричал Герой с веселым задором. -Мы пошарим у него за пазухой!..
Он уперся руками изнутри в собственный кокон - как раз в том месте, в каком кокон соприкасался с дуплом. Уперся и пытался - отчаянно пытался - преграду прорвать.
И ему удалось это... Ему удалось это не с первой попытки и даже не со второй...
Но в тот миг, когда ему это удалось, с другой стороны, из дупла, показалась, мелькнула на миг чья-то другая рука.
Показалась - и оттолкнула руку Героя. И словно бы встала на страже дупла.
Герой разочарованно взвыл.
Я разочарованно охнул, стоя сзади и в стороне...
Но сдаваться никто не собирался, поскольку в дыру, проделанную Героем, стремительно изливался свет, грозя новыми сумерками, а, может быть, и новой ночью...
Герой ринулся в атаку...
Закончилась атака в считанные миги и совершенно неожиданно.
Из дупла вдруг показалась вторая рука.
Руки обхватили Героя, сжали его, дернули на себя...
И Герой со страшным гулом, грохотом и треском внедрился в дупло. Исчез в нем. Пропал...
Я закричал - гневно, протестующе. Герой не должен погибать или там пропадать бесследно. На то он и Герой, чтобы после жарких схваток, будучи обессиленным и израненным, последним усилием побеждать врага. Во всех американских фильмах это доказано неоднократно...
Я ринулся вперед, обо что-то споткнулся, на что-то твердое грохнулся, в глазах опять вспыхнули разноцветные круги...
И все...32
Могу сказать, что с этого дня мы с Героем подружились по-настоящему. Он расспросил меня о моей жизни и рассказал о своей. Он родился в какой-то жуткой глухомани. Мать умерла при родах. Отец от него отказался. Герой сам пробивал себе дорогу. Многие пытались его одолеть и уничтожить. Но, в конечном счете, он всегда выходил победителем. В чем я нисколько не сомневаюсь...
Герой расспросил о моих родных и пожалел, что в это лето им в деревню не выбраться. Он обещал меня защищать от любых врагов, чему я, конечно, был рад.
Когда я сказал об этом деду Архипу, тот молча покачал головой, что меня удивило и даже рассердило. Завидует мне что ли дед Архип? У него-то самого отношения с Героем попрохладнее, хотя, конечно, не скажешь, что они какие-то там ненормальные, плохие. Взрослые завистливы. Они любят интриговать друг против друга. Это я понял давно. Вот и здесь, в деревне, это мое понимание тоже подтверждается. Герой интригует против Петроса, а Петрос интригует против Героя. А дед Архип - тот приз, который каждая из сторон мечтает заполучить.
То, что Герой подружился со мной, каким-то образом нарушает установившиеся между ними отношения. Видимо, я в данной ситуации похож на тот камешек, что, падая с горы, увлекает за собой лавину...
Герой обещал, когда кончится их с Петросом интрига, прислать мне вызов, чтобы я мог съездить в его страну и побывать у него в гостях. Когда я спросил, как называется его страна, он улыбнулся загадочно и попросил меня потерпеть до приезда к нему. Тогда, мол, он очень сильно меня удивит, и это будет мне приятно...
Когда Герой сказал мне, что без моей помощи Петроса одолеть не сможет, я уж совсем загордился. Видимо, есть во мне что-то необычное, решил я, что привлекает ко мне таких же необычных, как я, людей.
Петрос при встречах со мной бывал грустен и глядел как-то странно. Но я не обращал внимания на его взгляды. Если он надеялся на разговор по душам, то надеялся он зря. Герой поручил мне установить день и час передачи деду Архипу Черного Кристалла, и я из кожи вон лез, чтобы выполнить поручение.
Я придумал отличную версию, чтобы Петросу запудрить мозги. Если Петрос будет любопытствовать, почему я всегда при деде, я скажу, что дед, по-моему, заболел, но старается это скрыть. Я же, мол, не подавая вида, что догадался о его болезни, стараюсь ему во всем помогать, чтобы он не перенапрягался...
Но Петрос ни о чем пока что не спрашивал. Терпеливо сносил мое безотлучное присутствие. А я и мел избу, и пол мыл чуть не ежедневно, и варил в русской печи пшенную кашу, которую дед Архип очень любил; и молоко, приносимое тетей Настей, деду предлагал регулярно, себя при этом тоже не забывая. (Ах вкус деревенского молока! Разве сравнится с ним городское чахлое так называемое молоко!)
Герой то куда-то исчезал, то снова появлялся как ни в чем не бывало. Мне он шепнул, что пытается найти Черный Кристалл через сопредельные мерности. Я его, конечно, понял и порадовался тому, что я - человек начитанный и могу такие сложности понимать без напряга.
Спросил у него, нельзя ли мне хоть одним глазком увидеть эти самые сопредельные.
Он дал мне маленькую палочку, раздвоенную на конце. Она была похожа на рогатку, с которой практически знаком любой мальчишка.
Герой сказал, что с помощью «рогатки» я смогу один-единственный раз войти в сопредельное пространство и выйти из него, и научил меня, как это сделать.
Был зверский соблазн воспользоваться подарком Героя сразу, но я помнил, что для любого спецагента самое главное - выполнить задание. А уж потом можно думать о чем-то другом... Вот я и выполнял задание: скакал по дому как обезьяна, все вылизывал и всюду создавал уют, и при этом никогда не спускал с деда Архипа одно ухо и один глаз...33
Почему-то мы с Героем решили, что Петрос обязательно захочет самолично передать Черный Кристалл деду Архипу. Эта ложная уверенность чуть было нас не подвела...
Когда я проснулся, было раннее-прераннее утро. Занавески на окнах робко и размыто пробовали^ выбелиться из тьмы. Небо, видимо, было в тучах, потому что ни звезды, ни луна не светились. Все молчало. Природа словно боялась пошевелиться. Боялась обнаружить себя хотя бы единым шелестом.
И в этой всеобщей тишине отчетливым и резким было дыхание деда Архипа. Я понял сразу, что именно оно меня и разбудило. Вообще-то, обычно я сплю так, что хоть из пушки стреляй, - не разбудишь. Но здесь, едва продрал глаза, возникло ощущение, что проснуться было надо.
Дед Архип дышал так часто, словно за ним кто-то гнался. Звук дыхания был каким-то «металлическим». Как если бы вместо деда дышал механизм. Робот, к примеру.
Я слушал, замирая от неясных и нехороших предчувствий. Предчувствие - это не до конца проявленное интуитивное постижение чего-либо. Если же оно проявится до конца, это уже будет не предчувствие, а прозрение.
Дед вдруг резко зашевелился. Я напряг зрение и скорее догадался, чем увидел на фоне оконных занавесок, что дед уже не лежит, а сидит.
И вдруг...И вдруг что-то произошло грандиозное... Сразу скажу, я ничего не понял, поэтому ничего толком описать не смогу.
Пространство вокруг деда словно бы разом растрескалось, разорвалось, расслоилось.
Образовалось несколько жерл или туннелей, уводящих в разные стороны, вверх и вниз. В каждом туннеле был свой свет. Но не думайте, что это был привычный свет, который помогает нам видеть. Нет, это было нечто иное. Но сколько ни стараюсь, иных слов, кроме знакомого для нас, подобрать не могу.
И сам дед неожиданно стал не таким. Он оставался здесь - и был в каждом туннеле. И там, в туннелях, он не был человеком, хоть и сохранял внешнюю похожесть.
Я вдруг понял, что вижу все это не глазами, а как-то по-другому. Новый, не-известный прежде способ зрения был странен и страшен. Закрадывались мысли о безумии, о бреде, о глюках.
Сама собой понималась космическая огромность каждого туннеля и огромность того «деда», который данному туннелю соответствовал.
Все очень просто, - подумал я и зацепился за эту мысль, чтобы окончательно не вывихнуть мозги. Дед Архип - не человек, а какое-то сверхсущество. Для чего ему было влезать в человечью шкуру, - ведомо только ему.
Впрочем, рассуждать было некогда. Дед Архип уходил. И уходил не куда-нибудь, а за Черным Кристаллом. И не когда-нибудь, а именно сейчас,
- когда я тут на страже один-одинешенек, а Героя куда-то унесло...
Дед Архип уходил, и туннели закрывались один за другим. Затягивались, зарастали непроницаемыми, черными - ночи под цвет - перегородками.
Что делать?.. Как уследить?.. Как остановить?.. Петрос перехитрил нас с Героем.
Аи да Петрос!.. А Герой все прошляпил...
Хотя, может, Петрос тут и ни при чем?.. Может, все, что происходит, -личная инициатива деда Архипа?.. Может, это не Петрос, а сам дед решил всех нас перехитрить?..
Поди-ка сообрази, какие предположения правильны!.. Никогда бы я не смог следователем работать. Просто-напросто запутался бы во всяческих версиях...
И вдруг мне как будто впервые увиделась та палочка-рогатинка, что подарил мне Герой. Это же не просто палочка. Это палочка-выручалочка,
- пропуск в иное пространство... Возможно, с ее помощью хотя бы за одной дедовой ипостасью да прослежу...
Я схватил подарок, полученный от Героя, и поспешно пробормотал все то, чему Герой меня научил...
Эффекта никакого не было. Туннели продолжали закрываться. Дед Архип уходил все дальше. Все меньше оставалось шансов помешать ему найти Черный Кристалл...
Тогда я неимоверным усилием взял себя в руки. Сказал себе, что совершенно спокоен и, действительно, почувствовал успокоенность. А после этого еще раз - медленно, с чувством, - произнес то, чему научил меня Герой.
И тогда реальность мгновенно, - будто рывком отдернули занавес, -изменилась.34
Я очутился на плоской равнине, казавшейся бесконечной. Вся она поросла странными растениями, - на лежачем зеленом стебле с мелкими стреловидными листиками прикреплен коричневый кожистый шарик. Если бы у этого шарика были рожки, - совсем бы это похоже было на подводные мины времен Второй Мировой...
Небо здесь было уж очень низким. Будто бы эта равнина втиснута была между двумя твердями - твердью земной и твердью небесной. Возможно даже, они сближались, эти каменные ладони. Они готовились -хлопком - соединиться и образовать некую непредставимую цельность...
Ветер гудел монотонно, как шотландская волынка. Он был таким ровным, - без порывов, без завихрений, - будто его порождал гигантский, раз и навсегда включенный вентиллятор. Единственным неудобством ветра была его низкая температура, - тепло из-под одежды исчезло быстро и бесповоротно.
Я быстро шел по равнине. Я почти бежал, ибо видел впереди радужно переливающийся столб и понимал, что это - дед Архип. Такой вид он здесь имеет, в таком виде предстает передо мной.
Коричневые шарики пружинили под ногами, - словно бы трясина подо мной таилась.
Некоторые лопались с легким треском, и тогда в воздух тяжело взметывались желтоватые дымки. Когда я оглядывался, казалось, что за мной ползет чудище, и над травой вздымаются его желтые космы...
Оглянувшись очередной раз, я зацепился ногой за какой-то особенно длинный стебель и шлепнулся. И в лицо мне пыхнули тяжелые дымки...
Я вдохнул их, и вдруг подо мной оказалась дыра, и я стремительно в нее полетел...35
И снова было болото... И дуб, и полянка перед ним... И озеро, перечеркнутое мелкими волнами, сонно помаргивало, глядя на нас...
Я сидел на плечах у деда Архипа, словно какой-то малыш, которого добрый папа катает на себе. То ли я сюда, на плечи, прямиком и свалился.
То ли взобрался сюда, будучи в беспамятстве. То ли дед подобрал меня, упавшего, и нес, чтобы потом, попозже, заняться моим лечением...
Дед Архип стоял возле дуба и глядел на дупло. Мое зрение вытворяло со мной странные шутки. То все, вроде бы, виделось нормально. То - на какой-то миг, - начинало представляться, что я гляжу откуда-то сверху: из-под облаков или даже из космоса. И дед Архип - это вовсе не человек. Это целый мир, который свернулся кольцом вокруг дуба и озера и чего-то ждет...
Судя по тому, что на меня никакого внимания дед Архип не обращал, - я был невидим и невесом. Убеждали в этом и напрасные попытки разглядеть свои руки и ноги. Я ощущал свои конечности, я ими свободно шевелил, но я их категорически не видел. Значит, совесть меня мучить не должна, что я обременяю старика своим весом.
Дед Архип не просто пялился на дупло. Я ощущал хлесткие струи силы, исходящие от него и расплывающиеся вокруг. Видимо, формировался уже знакомый мне энергетический кокон.
Видимо, дед Архип собирался штурмовать дупло. Но ведь я уже убедился, что такая тактика безуспешна...
Я наклонился к левому уху деда и прокричал свое предостережение.
Дед никак не отреагировал. Значит, я был не только невидим и невесом, но и неслышим также.
Вот дед протянул руку к дуплу и начал что-то бормотать. Слова его тяжело, будто булыжники, ворочались и погрохатывали.
Это было что-то новенькое, и я с интересом прислушивался к невнятным звукам, доносящимся словно бы сквозь водяную толщу.
И вдруг моя голова отчаянно зачесалась. Я даже вздрогнул, я даже передернулся, - до того сильный зуд неожиданно вспыхнул.
Чтобы утолить зуд, я поднял руку и воткнулся ногтями в свою шевелюру.
Но едва я начал драть себя ногтями, как снова передернулся от страха и заорал во весь голос.
Я заорал, потому что из моей волосни что-то выскочило. Что-то живое выскочило и помчалось по моей руке, по моему плечу, по моей ноге, потом по плечу деда, по его руке... А затем - прыжок... И то, что во мне пряталось, исчезло в дупле дуба...
А я стоял, разинув рот и не веря сам себе... Потому что я успел разглядеть этого монстрика во время его прыжка. И не монстрик это был вовсе. Это был Герой, уменьшенный до размеров какого-нибудь там жука...
Он исчез в дупле, и мне показалось, что на личике его крошечном промелькнула улыбка, обращенная ко мне...
Дед Архип заговорил быстрее, но во мне возникло твердое убеждение, что все его речи теперь напрасны. Герой не даст совершиться плохому. Не даст Черному Кристаллу злого Петроса попасть в руки деда...
Я захохотал, заорал и стал подпрыгивать на дедовых плечах. Но поскольку я был невидим, невесом и неслышим, мои бурные восторги деда ничуть не обеспокоили...36
Дед закончил говорить и стал дымиться. Множество дымков из него воскурилось - из каждой кожной поры.
Я на всякий случай от него отпрянул и повис в воздухе, оставаясь невесомым и прозрачным.
Затем стало происходить то, что мне уже доводилось видеть. А именно: дед Архип стал разворачиваться в вихри.
Разворачивались его руки, ноги, туловище, голова - словно бутоны неведомых цветов.
Вскоре всякое человекоподобие исчезло, и я вдруг подумал, что, возможно, и все мы, люди, - такое же законсервированное вихревое сборище.
Перед дубом словно бы некий еж возник, у которого дыбом встопорщились иглы.
Иглы дрожали, вращались, друг об дружку стукались, но ни звука при этом не производили. И полное беззвучие происходящего почему-то пугало меня больше любого самого сильного грохота.
Это был уже не дед, - это был целый космос. И мне казалось, что я вижу между вихрями колючие микроискорки - тамошние звезды. Хотя, может быть, это были не отдельные звезды, а целые шаровые галактики...
Затем произошло вот что: все вихри вдруг слились воедино. Я прозевал миг слияния, да его и невозможно было уловить. Вот только что вихрей было неисчислимое множество, и вдруг уже он один. И даже не вихрь, а скорее поток нездешнего света. Он резал глаза своей неописуемой цветностью, но все-таки смотреть было можно, и я смотрел.
Новообразованный поток ринулся к озеру, до которого было два шага, но он летел, летел и никак не мог до озера добраться. Оно словно отступало с такой же скоростью, с какой он надвигался.
А когда он все-таки добрался, озеро мгновенно ушло под землю, -будто его и вовсе не было.
Световой поток ударился о сухую твердь и взбурлил, вспенился, рассыпая вокруг мириады невообразимо ярких искр.
Затем он, словно опомнившись, ринулся к дереву, к дубу, к дуплу. А из дупла, навстречу ему, выступила вода. А за водой (или под водой) я отчетливо увидел на миг-другой промелькнувшее прекрасное лицо Героя, перекошенное торжествующей ухмылкой.
Две стихии - света и воды - боролись, как два силача на арене. Они напрягались. Они застывали в своем неимоверном напряжении, как будто каменные. Плющились от напряжения. Покрывались какой-то рябью, какой-то проседью...
- Не взять! - горестно произнес дедов голос прямо у меня в голове. Его перебил звонкий смех Героя.
Затем все исчезло...37
А когда снова появилось, то все было на своих местах, - озеро, поляна, дуб, - и никаких действующих лиц не было...
Кроме, разумеется, меня...
Я же пребывал по прежнему невесомым и невидимым, и это мне уже изрядно поднадоело. Хотелось действовать - ходить ногами, трогать руками, встречать ветер грудью...
Дупло глядело на меня как открытая пасть, как пушечное жерло, и взор мой снова и снова на него натыкался.
Потом я подумал: а ведь в невидимости могут быть свои преимущества...
Подумав так, я приблизился к дуплу вплотную.
Подождал... Посомневался... Поколебался...
И сказав себе, что хочу быть похожим на Героя, нырнул в дупло, будто в реку с обрыва...38
Что-то частенько мне падать приходится!.. Может, я опять на плечах у деда Архипа усядусь, где бы он ни находился?..
Так я подумал, заранее готовый зажмуриться и заорать от страха.
Но ничего пугающего не было. Или же я просто не видел, не успевал увидеть.
Моему зрению была доступна бархатная теплая тьма, которая казалась мягкой. Она усеяна была разноцветными блестками, - будто на ней разложены были драгоценные камни и блистали всяк по своему.
- Возьми Черный Кристалл! - вдруг прошептал кто-то, и мне показалось, что это Герой обращается ко мне.
Но почему же он сам-то не взял?.. Ведь он был тут передо мной! И успешно противостоял натиску деда Архипа!..
И потом где он, этот гадский Кристалл, из-за которого столько всяческой возни?..
- Где он? - вопросил я вслух, и голос мой загремел, словно раскаты разбушевавшейся грозы.
- Он еще спрашивает! - пискнул кто-то возмущенно.
- Разуй глаза! - пискнул кто-то другой.
Я стал осматриваться, не прекращая полета...
И вдруг очутился в страшном лесу, совсем не похожем на ту чащобу, что была возле озера и дуба.
Здесь не деревья росли, а драконьи тела. И не трава была между ними, а извивчатые змеиные тела.
Драконы таращились поверх моей головы желтыми злыми глазищами. Их корявые лапы со свистом рассекали воздух в вышине.
Что же касается змей, то поначалу, увидев их, я остолбенел. Но потом вспомнил, что я ведь невидим и невесом. И заставил себя ступить на эту непроходимую для обычных людей «траву».
И ничего. Если вниз не глядеть, под тобой что-то пружинит, что-то покачивается. Будто бредешь по заросшему болоту. Или по палубе корабля...
Я двигался вперед и чего-то ожидал, что-то предчувствовал. Было тоскливо.
Может быть, я предчувствовал, что невидимого и невесомого тоже может сожрать какая-нибудь хитрая тварь?..
Скоро я увидел в лесу пирамиду - наподобие египетских. Она подпирала небеса и сложена была из выбеленных солнцем, дождями и ветрами человеческих черепов.
Она стояла прямо в лесу, и никакого свободного пространства вокруг нее не было.
А на самом верху пирамиды что-то горело нестерпимым для глаз черным огнем, который я видел в первый и, наверное, в последний раз в своей жизни...
Это был пресловутый Черный Кристалл. Я сразу это понял и поежился.
Лезть на такую верхотуру, конечно же, не хотелось. Но ведь меня Герой - сам Герой! - попросил о помощи. А ради Героя я был готов на что угодно...
И я полез на эту дурацкую пирамидищу, оскальзываясь и спотыкаясь. И, при всей моей невесомости, долгий подъем был занятием очень даже не легким...
Черепа что-то неразборчиво бормотали и дергались подо мной, норовя меня сбросить.
Возле самой вершины мне даже пришлось их вынимать из пирамиды (они скреплены между собой ничем не были), чтобы обрести лишние точки опоры для себя.
Вынимаемые черепа я пускал вниз, и они катились по собратьям с веселым стукотком, будто смеялись над кем-то или над чем-то...
Черный Кристалл вблизи был вовсе не таким уж большим и не таким слепящим, каким виделся снизу. К тому же, когда я протянул руку, он каким-то непонятным образом съежился и сам упал ко мне на ладонь. И был он, лежа на ладони, размером с большую горошину - всего-то...
Я засунул его в правый карман джинсов, вздохнул и потихоньку полез вниз...39
И ничего... Ничего не изменилось... Так мне показалось на следующее утро...
Мы сидели, пили чай. Дед Архип тянулся к сахарнице, клаЛ себе в рот кусок, смачно хрумкал, потом осторожно наклонял свою кружку и наливал чай в блюдечко.
К тому моменту, когда он подносил блюдечко ко рту, от сахара, конечно же, ничего не оставалось - уж больно дед был нетороплив. Но считалось, что он пьет чай вприкуску, и такое чаепитие было фирменным дедовым ритуалом, который никаким модификациям не подлежал.
Так вот... Мы сидели, пили чай... И молчали... Бывало так и прежде, когда, вроде бы, обо всем переговорено, и молчание не тяготит, поскольку исполнено дружелюбия. Но сегодня молчание было другим. А вернее сказать, - никаким. Каждый замыкался в своем молчании, отгораживался им от других, прятался в нем.
Герой был небрежно изящен и казался мне каким-нибудь графом из книжки Дюма.
Он время от времени посматривал на деда, и во взгляде его сквозила легкая такая, едва намеченная усмешка.
Петрос уткнулся в свой граненый стакан в желтом подстаканнике и вообще не поднимал глаз. Ручка от подстаканника два года назад отлетела снизу, и мой папа тогда сделал заклепку из кусочка толстой черной проволоки. Черное пятнышко и сейчас контрастно выделялось на подстаканнике, и я вдруг с удивлением поймал себя на том, что соскучился по отцу и хочу его видеть здесь, рядом...
Я тоже, конечно, молчал и тяготился этим необычным, этим разъединяющим молчанием. Раза два я откашлялся, собираясь что-нибудь произнести. Но поскольку на мои попытки никто никак не реагировал, я дальше хриплых «кхе, кхе» не продвигался...
Так вот... Мы сидели, пили чай... И у меня было такое чувство, что эту свою кружку я пытаюсь опорожнить в продолжение, по крайней мере, уже миллиончика лет. И дедовы замедленные движения, на самом деле, совершаются в таком темпе, который просто не вообразить. Скажем, передвижение на сантиметр происходит за год или - пуще того - за десять лет...
Я в упор смотрел на Петроса, на его красивые, вьющиеся волосы и пытался обдумывать банальную тему: почему внешность так обманчива? Вот он сидит передо мной, - злой человек, пытающийся навредить деду с помощью этого дурацкого Черного Кристалла, который, в принципе, оказался не таким уж страшным, каким его рисовало воображение.
Знают ли они - все трое, - что эта стекляшка теперь у меня?..
Я покосился на правый карман джинсов и даже смешно стало. Предмет, из-за которого бушевали страсти, практически незаметен. Подумаешь, легкий взгорбочек!..
Можно решить, что здесь ткань джинсов слегка скомкалась...
- Куда пойдем сегодня, Санька? - вдруг спросил дед Архип, и я вздохнул облегченно, услышав его спокойный голос. Мне почему-то казалось, что если кто-то рот и откроет, - будет не обычная речь, а крик, вопли...
Я хотел ответить, что готов пойти куда угодно... Но ответить я не успел...
В левом окне вдруг показалась мерзейшая рожа, какую только можно вообразить.
И я замер. Страх и отвращение пригвоздили меня к стулу...40
Мои попытки описать эту гадость, конечно, будут жалкими, но все-таки я попробую.
Представьте себе перекошенную, перекособоченную пародию на человеческое лицо, густо поросшую жесткой короткой шерстью, похожей на щетину. Шерсть так черна, будто каждая щетинка окрашена гуталином или обмазана смолой.
Лоб нависает над глазками, как будто какая-то опухоль. Глазки багрово-красные, сверляще-пронзительные, похожие на два пятнышка от лазерных прицелов.
Крюковатый нос - подобие клюва. Очень может быть, что именно клюв под шерстью и скрыт.
Рот, похожий на жабью пасть, прорезан от одного края морды до другого. Тонкие губы выпячены наружу и свернуты в рулончики. Если их развернуть, они будут свисать как старые полинялые занавески...
Едва схватив глазами эти черты, я вдруг понял, что они - непостоянны. Нос опускается книзу, наплывает на рот. Рот приоткрывается, обнажая желтые саблевидные зубы. Подбородок стекает с морды и повисает, покачиваясь, как струя густой тягучей слизи.
А лоб, огромный лоб, похожий на опухоль, как бы истончается, испаряется, и становится виден красноватый пульсирующий мозг, покрытый черной слизью. И какие-то букашки на длинных лапках, похожие на уродливых речных водомерок, снуют по поверхности мозга. И какие-то мелкие червячки, похожие на остриц, извиваются и конвульсивно подрагивают там, в мозгу...
А сам мозг тоже неизменным не оставался. Его рельеф перестраивался безостановочно. Одни извилины зарастали, сглаживались. Другие выкапывались невидимыми лопатами.
В некоторых местах слизь волновалась, - там словно бы штормы гуляли. В других местах из глубины всплывали голубоватые струйки и словно бы гонялись друг за дружкой...
Чудище, приникнув к окну, корчило гримасы. Оно словно бы кому-то что-то пыталось сказать. И я вдруг понял - кому...
Потому что глядела эта образина только на меня, а не на Героя, как я было подумал поначалу...
На меня она глядела...
Страх пополз по моей спине, как холодная скользкая змея...41
И тут совершилось то, чего я никогда не забуду. Как говорится, умирать буду, а вспомню...
Все повернули головы в сторону окна. Все увидели монстра. Но никто не пошевелился. Никто не пошевелился, потому что этого делать было не надо. Потому что Герой это сделал за всех. Герой, как всегда, был на высоте.
Он вскочил, скакнул к окну, а затем то ли прыгнул, то ли полетел. И, окруженный осколками стекол, словно водяными брызгами, врезался в мерзкую тварь. Исчез из нашего поля зрения вместе с монстром.
Это было красиво, клево, прикольно, кайфово. Это было похоже на лучшие сцены в лучших американских триллерах.
Я заорал от восторга, вскочил и начал топотать ногами, чтобы хоть как-то выразить свои чувства.
Ведь Герой спасал меня! Потому что в меня, а не в кого другого впиявился своими кабаньими глазками тот урод за окном. Ради меня Герой совершил свой подвиг. Свой очередной подвиг; ведь их у него наверняка - неисчислимо...
Поглядеть, как он расправится!.. Увидеть, чтобы прославить Героя!.. Помочь ему, быть может!..
Я метнулся к выходу. Пролететь сквозь окно так же эффектно, как Герой, - для этого, конечно, я слабоват...
Я бежал, громко топоча, и ликование во мне клокотало, как пузырьки газа в открытой бутылке лимонада. Аи да Герой! Вот каков у меня друг!..
Заворачивая за угол, я увидел, как Герой что-то энергично топчет ногами, и под его ногами что-то громко хрустит. Как будто Герой решил растереть в пыль груду хвороста...
Но не только хруст был слышен. К хрусту, который был громок, примешивались всхлипы, которые были слышны только вблизи. И вздохи примешивались к хрусту. Вздохи, которые были редкими и словно бы затухающими...
Я подбежал, увидел месиво, которое было под ногами Героя, и меня затошнило.
Переломанные руки-ноги так нелепо, так неправильно вывернуты, раскорячены.
Ну, пусть не руки-ноги, пусть лапы, - но все равно это отвратительно.
Маленькие кабаньи глазки словно бы расплющились на земле и стали похожи на обычные человечьи, - о чем-то умоляющие, плачущие...
Шерсть, перепачканная кровью и слизью, никакого страха не внушает. Она похожа на шерстяное одеяло, в которое был завернут кто-то беспомощный...
Беспомощный?.. Это ощущение меня поразило... Или, вернее сказать, эта догадка...
Я наклонился над поверженным, над издыхающим...
Рта не было видно, потому что вся морда была перемешана безжалостными ногами.
И вдруг, заставив меня отшатнуться (Лишь на миг! Лишь на миг!), сквозь кровь и слизь пробулькнулись какие-то слова. Они были очень тихими. Не наклонись я так низко, я бы их, конечно, не услышал...
- Он не тот!.. - прошептал умирающий. - Не давай! Не надо!..
Я успел услышать эти слова. Я успел увидеть последнюю судорогу, пробежавшую по телу...
Затем меня сильно рванули за правое плечо. И я вскочил, чтобы не завалиться на спину...
Я увидел разъяренного Героя. И больше ничего вокруг. Ни избы, ни деда с Петросом... Никого и ничего... Даже труп куда-то исчез...
Только мы с Героем... И желтый туман, в котором, возможно, все и спряталось, что было в наличии какой-то миг назад...42
- Санька, ты со мной или против меня? - спросил Герой дружелюбно.
- О чем базар? - сказал я нарочито грубо, чтобы скрыть смущение. - Конечно, с тобой!
- Тогда отдай его! - сказал Герой, и я впервые услышал, как в его голосе, обращенном ко мне, звучат просительные нотки.
- Кого «его»? - притворился я непонимающим.
Приятно было ощущать, что я имею какую-то власть над Героем, что он каким-то образом зависит от меня; хотелось продлить это состояние.
- Не шути! - сказал Герой, мрачнея. - Со мной не шутят безнаказанно!
- Кто ты? - вдруг вырвался у меня неожиданный вопрос.
- Не все можно знать! - пробормотал Герой все так же мрачно.
- А дед Архип, - он кто?.. - меня словно кто-то дергал за язык, заставляя задавать вопросы, от которых Герой хмурился все больше.
- Предок он! - сказал Герой и улыбнулся, но улыбка получилась больше похожей на оскал. - Так вы, кажется, сейчас говорите о родителях?..
- Чей он предок? Твой, что ли? - спросил я задиристым тоном.
- И твой тоже! - пробурчал Герой. - Так ты отдашь или нет?..
- О чем ты? - снова попытался я сыграть в дурачка.
- О Черном Кристалле! - рявкнул Герой так резко, что я вдруг не на шутку струхнул. Хотя, казалось бы, Героя бояться - глупо! Ведь он -друг мой!
- Почему ты решил, что он у меня? - что-то все-таки заставляло меня «ваньку валять» и тянуть, и тянуть время.
- Инфы сказали! - пояснил Герой. - А если ты спросишь, кто они такие, то я, клянусь, на Луну тебя заброшу!..
Его слова прозвучали так серьезно и так правдиво, что я и впрямь им поверил. Кто ж его знает, - возьмет да впрямь забросит!..
- Да где же я мог бы его спрятать? - попытался я отпереться совсем уж внаглую, ожидая, что он сразу укажет на правый карман моих джинсов.
- Вот и я думаю, где же? - протянул он задумчиво. - Такую штуку в кулаке не спрячешь!..
«Еще как спрячешь!» - хотел я возразить, но вовремя осекся.
- Если дед получит Кристалл, - всему конец! - сказал Герой просто и печально, и от этой его простоты мороз продирал по коже.
Я уже хотел открыться, хотел сознаться, хотел отдать ему дурацкую стекляшку, но меня останавливало одно, - никак не мог найти карман справа. Шарил, шарил рукой, но никакой прорези на джинсах словно никогда и не было. Была только гладкая материя, никогда и ни разу не тронутая ножницами портного.
Что они, джинсы мои, сами собой срослись, что ли?..
Я ничего не мог понять, елозил рукой по правому боку и пыхтел от злости.
- Ты смешон! - сказал Герой с огорчением...
И вдруг желтый туман исчез. И снова была изба с разбитым окном. И мутная зловонная лужа возле избы, - видимо, все, что осталось от несчастного монстра.
Изнутри - я отчетливо слышал - доносились резкие голоса спорящих.43
- Он врет! - с нажимом говорил Герой. - Если ты, дед, возьмешь Кристалл, - ты погибнешь! В нем - все Зло Мира! Недаром он - Черный!..
- Какое там Зло? Ну какое там Зло? - возмущенно закричал Петрос.
- Ты водишь его за нос! - закричал и Герой тоже. - Я тебе этого не позволю!
- Прочь отсюда, отец всякой лжи! - закричал Петрос возмущенно.
- Отец тут один! - выкрикнул Герой с насмешкой. - Увы, это не я!..
- Замолчите вы оба! - сказал вдруг дед Архип устало. - Не нужны мне ваши речи! И вы не нужны! Ни тот, ни другой!..
- Ошибаешься! - воскликнул Герой обидчиво. - Без меня тебе не обойтись!
- Верь мне! - воскликнул Петрос умоляюще. - Я тебя спасу! Я должен тебя спасти!..
- Врешь - не пройдешь! - сказал Герой с угрозой.
- Меня Сашка спасет! - сказал вдруг дед с лаской в голосе, и мне захотелось заплакать от этой его ласки.
- Сашка! А Сашка! - заорал Герой. - Спасешь деда? Или как?.. Он тебя, дед, уже давно слушает!..
- Знаю! - сказал дед Архип спокойно. - И пускай!..
- Я случайно! Я немного! - сказал я сиплым голосом. И почувствовал, как щеки запылали. И уши - тоже...
А потом неожиданно надвинулась Тьма, и я в нее упал...44
- Он готов? - спросил чей-то голос в темноте.
- Да! Он готов! - торжественно ответил другой голос.
- Он справится?
- Об этом знает только он сам!..
- Тогда посылайте его! И мы посмотрим!..
- Я его посылаю! У него все получится!..
После этого два голоса стихли. И возник столб света.
Это был странный свет - живой, плотный, осязаемый. Он меня обволок, окутал - мягко, мягко. И куда-то меня понес. И я краем глаза успевал заметить, через какие неимоверные бездны мы проносимся. И какие неисчислимые миры оставляем за спиной.
Потом полет кончился. На нас надвинулся Океан Света. И мы с ним слились.
Мы вошли Свет во Свет и стали частью лучезарного безбрежия...45
И вдруг я увидел себя, лежащего на земле. И странен сам я был для себя и незнаком - при взгляде со стороны.
Затем ко мне подошел Гигантский Герой, наклонился и вытащил из кармана моих джинсов Черный Кристалл.
- Мальчишка умер! - сказал он кому-то. - Ему ничем не помочь!.. «Я не умер!» - хотел я закричать... И вдруг меня осенило понимание.
Я понял, что нахожусь внутри Черного Кристалла. И я, и Океан Света - все это внутри!.. И, значит, Черный Кристалл - вовсе не от Сил Тьмы послан!.. И, значит, вовсе не погубит он деда Архипа!.. И, значит, кто же тогда такой Герой, если он все мне врал?..
А может, и не врал?.. Может, я что-то не так понял?..
Я увидел, как Герой поднес Черный Кристалл к своим губам и что-то начал над ним шептать. Он шептал торопливо, будто боялся, что кто-то придет и отнимет у него найденное сокровище.
Слова его клубились вокруг Черного Кристалла как легкий пар. Но чем дольше шептал Герой, тем гуще становились испарения слов.
Вот они превратились в дымку...
Вот дымка стала дымом, который все густел и густел.
Дым не просто густел, - он выстраивался в некую структуру. Образовывал как бы жерло вулкана. И из этого жерла не лава должна была потечь.
Всяческие монстры жуткого вида восползали по жерлу, наполняли его своими уродливыми телами. Всяческие зубастые твари, похожие на ту, что была возле избы, а также и другие - вовсе не похожие...
Их зубы щелкали и терлись друг о дружку с гулом горной лавины, которую ничто не может остановить. Ясно было, что эти зубы предназначены для Черного Кристалла, внутри которого я находился.
Ясно стало также, что, уничтожив Черный Кристалл, Герой, которого надо бы называть как-то по-другому, уничтожит также Петроса и деда Архипа.
- Свет! Свет! Помоги мне! - вырвалась у меня мольба.
Я решил, что, если ничего сейчас не произойдет, я как-нибудь вырвусь из Кристалла и брошусь на этих тварей. И пусть потом поют песни безумству храбрых! То бишь, храброго!..
Но мой призыв был услышан...
Услышана была моя мольба...
Черный Кристалл лопнул, как созревший стручок акации...
Океан Света хлынул из него навстречу Черному Жерлу...
И я летел на острие Света и хохотал от радости...
Желание предстоящего боя переполняло меня...КОНЕЦ
СУДЬБЫ БОГОВ
Может быть, боги стоят на пороге?
Может быть, боги вернуться хотят?
Может, болят их натертые ноги, -
Судьбы их гнали, как малых котят?..
Ах эти судьбы жестокие божьи!
Боги устали от гона судеб
И похудели - ни кожи, ни рожи...
Тихо жуют ненамазанный хлеб...
Бог опускается с неба на землю
И, очарован, вбирает в глаза,
Как наши ели столетние дремлют,
И как прекрасно бушует гроза.
Бог совершает ошибки, вступая
В наше коротенькое бытие...
И отворачивается тупая
Вечность, предавшая чадо свое...
Мир исходив и исплавав по рекам,
Споря с друзьями, граниты грызя,
Бог понимает, что стал человеком,
И ничего с этим сделать нельзя...
И, человечный, он стонет о смерти,
И к небесам воздвигает мосты...
Люди, божественное примерьте
Платье и будьте, как боги, просты!..