В 2003 г редакцией нашего журнала объявлен конкурс фантастики. Условия конкурса были таковы - нужно было сочинить историю, которая повествовала бы о происхождении того или иного растения. Историю можно было сочинить любую - фэнтези, экшн, сайенс фикшн. За это время поступило более 60 произведений, многие из которых уже опубликованы.

Сергей Слепнев (18 лет)

КРАПИВА

Любил Бобыль дочку свою. Была Жалея в мать: стройна, зеленоглаза, волосы пушистые, будто невесомые.
Потому и не женился вдругорядь Бобыль, что повторяла дочка утерянную жену. Глянет на Жалею: словно и не было потери, словно и годы не уходили. Всем была Жалея в матушку свою, да только не норовом. Что капризна, что упряма - семерым не совладать. А уж злючка, а уж гордячка - свет таких не видывал.
Как вошла в пору, стали парни вокруг нее виться. Но Жалея быстро их отсеяла одного за другим. Обижала, насмехалась. А для парня хуже нет, если его гордость не уважают.
Один только жених с дальнего хутора продолжал похаживать. Беловолосый, синеглазый, молчалив был да терпелив.
Как напустится на него, бывало, Жалея. Как начнет своим язычком колоть. Проще бы сквозь землю провалиться, чем такое выдержать.
А он, Хуторянин, только улыбается добродушно. Уж на что Бобыль дочке потачил, и того досада брала:
- Лучшего мужа не будет, чем Хуторянин!..
Придирками да упреками отвечала Жалея. Плохой ты, мол, отец, не годный никуда, если принца не можешь мне дать в мужья. Мне только принц под стать.
Смотрел Бобыль да дивился: откуда в ней спесь? Переживал: чернел лицом, слабел духом.
Долго ли - коротко ли, умер, ни в чем не упрекнув Жалею - доченьку. Остался рядом с нею Хуторянин. Улыбался. Помогал по хозяйству.
Шло время. Жалея все принца ждала. Морщинки тонкими лапками побежали по ее лицу. Тело стало плоским да костлявым.
Однажды Хуторянин явился в боевой справе: в кольчуге да шеломе, с мечом на левом боку, с луком да стрелами за левым плечом. В правой руке поводья коня горячего, под седлом высоким.
- Пойду я принца тебе высватывать! - сказал Жал ее. - Кроме меня, видать, больше некому!..
Промолчала Жалея, только дернула плечом да губы скривила. А поглядела с надеждой - Хуторянин видел.
Долго ли - коротко ли, сто дорог он прошел, сто лаптей износил. Наконец, повстречал принца, который согласился его выслушать.
- Сделаешь три дела, - сказал принц, - женюсь на твоей Жалее. Вот тебе дело первое: принеси живой воды!
Отправился Хуторянин за живой водой. Еще сто дорог прошел, еще сто лаптей износил. Принес воду принцу.
- Дело второе, - сказал принц. - Победи змея!
Взялся Хуторянин и за это. Змей был жирный и ленивый, привыкший к безропотным жертвам.
Хуторянин времени не пожалел: все три змеевых башки притащил во дворец.
- Дело последнее! - сказал принц. - Убей себя!.. Тогда я поверю в твою любовь. И сам полюблю Жалею.
Вздохнул Хуторянин. Так ли убивать себя медленно, как делал до сих пор, отказываясь от своей жизни. Этак ли убить быстро, как предлагают сейчас. Не все ли равно!
Вытащил он свой меч да и бросился на него...
Принц велел уложить Хуторянина в гроб освященный, в котором останки хранятся нетленными, и поехал искать Жалею.
Долго ли - коротко ли, встретилась ему старуха - кожа да кости. Лежала возле избы, умирала.
- Не знаешь ли Жалею, бабушка? - спросил принц.
- Давным-давно... - прохрипела старуха. Принц подождал да и двинулся дальше.
- ...меня так звали, - дошептала старуха и умерла.
Там, где она умерла, выросло злое растение - с колючими стеблями да листьями. Оттуда пошло по земле.
А принц, не найдя Жалею, воротился назад и воскресил Хуторянина с помощью добытой живой воды...

ЛАВР

Лавр сотворила Венера. Ей хотелось, чтобы лавр был деревом влюбленных. Чтобы встречались под ним, целовались, - в свежей, приятной тени. Она сотворила и стала ждать. Она любила восхваления. Но земные обитатели не торопились. Не спешили заметить, оценить, признать ее дар.
Пахали. Сеяли. Ненавидели. Завидовали. И любили. Ах, как у них это получалось - любить!..
Будто что-то надбожеское - ведь были миры и над богами! - прорывалось к ним, червячкам, притянутое их отчаянием, обреченностью. Жгучие искры непонятного вселенского огня.
Венеру занимала загадка земной любви. Венера - первая из олимпийцев - стала подсматривать за человечками. Ее пример заразил других. Боги втянулись. Венера обнаружила множество видов любви. От родительской до супружеской. Подумав, богиня поняла, что общее для всех видов - самоотверженность. Тут был проблеск чего-то выгодного для нее. Тут не надо спешить...
Если человек от себя отказался, нельзя ли ей, богине, этим воспользоваться? Переключить на себя человечьи помыслы, чувства, желания...
Известно ведь, что боги питаются - можно даже сказать, воссоздают себя - за счет душевных движений смертных.
Надо убедить человечков, что она заботится о любящих, покровительствует им. Тогда к ней столько потечет!.. Сейчас можно лишь облизываться, предвкушая. Тогда она возвысится над другими богами.
Одно, другое действо, - и вот ее знают, к ней обращаются, о ней думают...
Сотворение лавра было первым шагом. Венера ждала признательности. Но люди не торопились.
Тогда она снова потратилась: наслала на человечество сон, в котором сообщила о себе. Смертные проглотили этот сон - и только...
Венеру охватила досада: Дерево, Всеобщий сон - и никакой отдачи.
Решила, что новым действом будет ее визит на Землю. Решила - и сделала. Отправилась - в облике земной женщины - прославлять саму себя.
Появилась не где-нибудь: в роще лавров. Они хорошо принялись, разрослись пышно.
Богиня прошла рощу, никого не встретив. Наверное, людей не было, потому что утро едва начиналось. Край неба чуть розовел.
За деревьями, на высоком холме, стояло ступенчатое сооружение. Отсюда, от подошвы холма, оно походило на недостроенную лестницу к небу. Напоминало также каменную птицу с распахнутыми крыльями.
Венера поднялась на холм. Продралась сквозь колючие кусты. Увидела жертвенник перед главным входом и с отвращением поняла, что здание - храм какого-то иноземного бога.
Людей нельзя оставлять без присмотра, - сказала себе Венера. Их надо направлять. Не то их активность заведет их не туда, куда надо.
Венера увидела двух волков. Кровь запеклась на их перерубленных шеях. Тела вытянуты - нескончаем последний прыжок. Не иначе, волки охраняли храм. Кто же их так?..
Она толкнула створку тяжелых дубовых дверей. На дверях искусно и щедро были вырезаны круги, спирали, змеиные головы. Внутри храма был полумрак. Новорожденный утренний свет проникал сквозь потолок, в котором зияла квадратная дыра. Из дыры свешивалась веревка. Мозаичный зелено-синий пол был под дырой усеян каменистой белой крошкой. Конец веревки, лежащий на полу, был также беловатым.
Белые следы босых ног четко отпечатались на полу. Венера пробежала по ним глазами.
И увидела человека. И ахнула, - потрясенная, завороженная.
Человек был наг, - ничего на нем, кроме набедренной повязки. Человечье тело словно светилось в сумраке храма. Сильные мускулы вздувались и опадали, словно волны бурливого моря. Человек восходил вверх по статуе уродливого бога. У статуи было мужское тело и львиная голова.
Венера невольно сравнивала статую и того, живого, что поднимался по ней. Статуя подавляла избытком веса, роста, объема. Живое тело поневоле хотелось ласкать глазами, - таким изящным и красивым было каждое движение.
Вот человек поднялся на вздернутый каменный пуп. Вот взбирается по животу: от одной жировой складки - к другой. Вот достиг сложенных на груди рук, - да их никак четыре - по две с каждой стороны.
Вот ногами утвердился на чудовищном левом соске. Венера почувствовала, как у самой слева в груди что-то закололо, затрепыхалось. Вот уже стоит в шейной выемке между ключицами.
Тут богиня поняла, что ему надо.
На шее статуи висела блестящая золотая цепь. Человек подергал ее, потянул, - Венера с удовольствием глядела на шары его мускулов.
Вот он наверху. Сел на взгорбок. Достал короткий меч из кожаных ножен. Рубанул.
Венера ему немного помогла. При следующем ударе цепь распалась. Человек быстро намотал ее себе на шею, концы кинул за спину.
Потом подобрался к голове статуи поближе. Влез на каменное ухо. Потянулся сильной рукой к левому глазу - большому ярко-синему драгоценному камню. Экий ненасытный!
Венера любовалась и тревожилась.
Она чувствовала дремотную угрозу, пребывающую в статуе. Угроза нарастала, будто нечто, неощутимое для человека, вливалось в статую извне, копилось в ней.
Человек выдернул камень, миг полюбовался и - сунул себе за щеку. Статуя окривела.
С одной стороны, это плохо: святотатство. С другой стороны, хорошо: знай, бог чужеземный, свои пределы!..
Человек ловко соскользнул с обворованной статуи и тут - носом к носу - столкнулся с Венерой.
- Ух ты какая! - сказал удивленно и чуть шепеляво. - Опоздала, малышка!..
- Ты за кого меня принимаешь? - богиня хотела возмутиться, но голос, помимо воли, прозвучал нестрого.
- Стражу я запер в караулке! Меня зовут Протофил! - человек засмеялся: глазами, всем лицом, всем телом, взахлеб, по-мальчишески.
Венера пристально глядела на него. Затем приблизилась и обняла. Обняв его, испытала величайший покой, величайшую полноту бытия, -такой не знавала раньше.
Человек Протофил притих озадаченно. И вдруг воспламенился. Обвил Венеру своими ручищами так, что у той перехватило дух, и затрещали косточки. Горячими губами прижался к ее губам.
Тут бы и умереть богине от счастья, да ей не дали.
Из опустелой каменной глазницы потянулось что-то живое и страшное. То ли Древняя безымянная Сила. То ли Дух того самого бога, которого изображала статуя.
- Берегись! - Венера высвободилась рывком.
- Чего ты испугалась, малышка? - Протофил озирался, опасности не видел.
Богиня рассердилась. Она пришла не нянчиться - прославлять себя. До чего беспомощны земляне!
Дух выползал из глазницы. Аура Зла сгущалась вокруг него.
Протофил был так хорош, так силен и так жалок одновременно.
Помочь ему что ли?
Богиня одела Дух плотью - дала ему видимое тело. Дух упал на пол и завизжал, протестуя. Теперь он повторял очертаниями статую, только не так высок был: головы на три приподнят над человеком.
Протофил его увидел. Протофил несколько раз перевел глаза со статуи на живого врага и обратно. Потом догадался выхватить меч.
- Поклонись мне! Возвеличь меня! Я буду к тебе добра! - сказала Венера.
- О чем ты, малышка? Видишь, я немного занят!..
Противники сближались. Вернее, Протофил пятился к дверям, а Дух, все еще злобно визжа, надвигался на него. Из своей верхней правой руки Дух вырастил меч, похожий на тот, что был у Протофила.
Богиня молча наблюдала, оскорбленная тем, что человек не пожелал ее возвеличить.
Возле самых дверей Протофил вдруг опомнился. Оглянулся на прекрасную женщину в скромной хламиде. Откуда она взялась? Тоже, небось, ворует?..
Не будь ее, можно бы дать сейчас деру!
- Малышка, может, рванем отсюда? - спросил на всякий случай. Венера отрицательно покачала головой.
- Ты можешь уйти! - сказала свысока. Протофил ухмыльнулся.
- Какая ты!.. - упрекнул мягко. - Непонятная!..
Шагнул к Духу, и тот, наконец, умолк, заинтересованно разглядывая противника.
- Эй ты, чучело! - насмешливо сказал Протофил. - Сражаться хочешь или договоримся?
- О чем? - с готовностью осведомился Дух.
- Ну, ты даешь мне проход. И вот ей!..
- А ты?..
- Я тебе жизнь оставляю. Не буду тебя убивать. Ну, как?
Дух поперхнулся и стал разглядывать Протофила с еще большим интересом.
- До чего ты тупоумен! - со вздохом сказал Протофил и перехватил рукоять поудобнее.
Злобный Дух взревел и набросился. Его меч замелькал, будто клюв птицы, торопящейся сглотнуть червяка.
Венере захотелось броситься между врагами, разнять их. Она стояла и стыдила себя: как ты поглупела, войдя в женскую плоть! Не верь этому телу! Оно может погубить тебя!..
Но ей было отчаянно. Жалко Протофила.
Такой красивый! Такой ловкий! Такой дерзкий! Пропадет ведь!..
Храм наполнился лязгом стали, непрерывным шорохом шагов, хриплыми вздохами
Меч Духа и меч Протофила словно братьями были: не могли один без другого. Где оказывался один, там был и другой. И никак никому не опередить было в азартных и страшных догонялках.
Дух был тяжеловесен и целеустремлен. Он обращен был только на врага и однажды мог бы толкнуть Венеру, не отскочи она вовремя.
Богиня за это наслала на него мгновенную расслабленность. Прото-фил сумел использовать подаренный миг: дважды ударил по открытому телу - отрубил две руки из четырех.
- Держи, малышка! - крикнул Протофил и, вынув из-за щеки ярко-синий камень, бросил Венере. Та подхватила, зажала в кулаке.
Золотая цепь глухо позвякивала на шее Протофила. Венера хотела приказать, чтобы цепь тоже отдал ей, но не успела.
Изуродованный Дух заревел, будто зовя на помощь. Длящийся рев был невероятно плотен: - заполнил храм изнутри - распирая, грозя разрушить. Стены трещали, содрогались. Пол волнисто вдавливался в землю.
В какой-то миг Венера увидела звук: увидела как маслянистый тяжелый дым.
Из дыма стали складываться фигуры: жабы, змеи, нетопыри, пауки, скорпионы. Все они были ядовиты, выделяя яд через кожу в виде мелких капелек пота.
Протофил, похоже, не видел того, что творилось. Он был занят врагом, который, ревя, нападал и нападал, заменяя потерю двух рук ускоренным движением двух оставшихся.
Стены содрогались, по ним ползли трещины. С потолка срывались камни. Пол изрывался ямами, лопался там и тут.
Протофил не видел новой угрозы! Если он прикоснется к любому из ядовитых созданий, он погиб.
Венера затрепетала, подумав об этом. Перед каждой тварью она создала ее злобное подобие, - и враждующие пары сцепились, кусая, жаля, перебарывая друг друга.
Дух прекратил кричать. Остановился. Остановился и Протофил, ошеломленный тишиной.
Через миг-другой он занес меч. Но поражать было некого. Мертвая оболочка повалилась ему под ноги.
Дух вытек из нее и вошел - через пустую глазницу - в статую. Лишь Венера увидела это.
Статуя - оживала. Ее целый глаз разгорался изнутри, наливался ужасом и болью пробуждения. Задрожала голова... Дрожь проплыла по телу... Задергались руки... Пальцы сжались в кулаки...
Протофил глядел, открыв рот. Шевелил губами беззвучно. Может, молился. Может, проклинал. Эх, земляне! Какие вы слабые!
Венера часть себя, часть своей божественной сути обратила в зеленый туман и накинула его, как покрывало, на оживающую статую. Вязким и тяжелым было покрывало, и статуя барахталась в нем, как муха в паутине.
Протофил вдруг завопил - то ли с отчаяния, то ли со страха, - и, подскочив к статуе, начал бить мечом.
- Зачем?.. - простонала Венера, и Протофил замер, скованный ею. Оживший бог в это время вдруг прорвал..., прорвал зеленый туман двумя своими руками.
Это движение дернуло его вперед, и громадная статуя начала клониться с пьедестала.
- Берегись! - простонала Венера, и Протофил, освобожденный ею от оков, рванулся вбок, в прохладу и тьму, к стене, вжался между двух колонн, из стены выступающих.
Лицо падающего бога яростно перекосилось. Бог непроизвольно двинул ногой, попытался ее выставить вперед, - и только ухудшил дело. Он не освоился в своем каменном подобии, не успел примериться, толком одушевить его.
Статуя упала со страшным грохотом. Злобно пылающий глаз, казалось, прочертил в воздухе раскаленный след. Статуя упала и разбилась на тьму каменных кругляшей: одни походили на яйца, другие были кольцеобразны.
Зеленый туман как бы разбился вместе со статуей: распался на отдельные волоконца, которые впитались в каменные обломки, спрятались в них. Стены храма рухнули, - но не внутрь здания, а наружу. Храм раскрылся, будто каменный цветок.
Протофил увидел вооруженных людей: храмовую стражу. Запертые им в караульном помещении, они внезапно стали свободными.
Перепуганы они, конечно, были донельзя, их озирающиеся лица бескровно бледнели.
- Что ты наделал? - спросил кто-то из них. - Ты убил бога?..
- Разве это бог, - сказал Протофил, если его можно убить?
- А кто там, за тобой? - спросили стражники; некоторые из них поспешно подбирали каменные яйца и кольца, прятали в одежде.
Протофил отодвинулся. Прекрасная статуя прекрасной женщины стояла в храме. Яркое серебряное сияние исходило от нее.
- Это Богиня! - сказал Протофил. - Почтим ее!..
Он вышел за пределы распахнутого храма, сорвал ветку лавра и положил к ногам Венеры. Храмовые стражники приблизились, то и дело поглядывая на опустелый пьедестал Они сорвали ветки - по примеру Протофила - и тоже положили к ногам богини. На покореженном полу выросла целая кучка зелени.
И вдруг одна из веток - самая первая - взлетела, изогнулась и легла на голову Протофила, как бы обняв ее.
- Победителю!.. - прошептал над людьми божественный голос. То ли вздох затем послышался, то ли ветер прошуршал...

Степан Алешкин (18 лет)

ЛАНДЫШ

Ходит Лесовик по своим хоромам, приглядывает. Здоровы ли деревья, кусты, травы. Так ли птицы гнезда вьют, звери - домики да норки строят. Все они ему - как дети. Былинку примятую жалко. Ветку надломленную - того пуще. Былинку расправит, погладит, - вновь она упруга. Ветку пальцами обхватит, подержит, - и та целехонька. С ног сбивается. Не спит, не отдыхает. Зато в лесу - порядок. Сразу чувствуется -есть хозяин. Каждое-то местечко знает Лесовик на память. Каждое может представить, закрыв глаза.
С недавних пор стала его томить одна небольшая полянка. Прикрыта полянка кружевной тенью от берез-подростков. Земля на ней всхолмленная, густо поросшая разнотравьем. Все, вроде, как надо. Но кажется Лесовику: нехватает чего-то.
Уж он, бывало, задержится на ней: по кругу обойдет, коготками нос почешет, шерстку шелковую встопорщит...
И вдруг однажды его осенило:
- Зелени-то много! - пробормотал, довольный. - И желтизны! Чего-то беленького нехватает! Чего-то ландышного!..
Он вслушался в новое слово. В слово найденное, рожденное только что. Чистота в нем была, - это он уже заметил. Еще - нежность, красота, лань, дыхание.
Лесовик вызвал в уме образ цветка. Вот таким он будет: плавность, изгиб. Листья изгибом. И стебель. И цветы...
Но лань тратить на превращение - жалко. Вообще, зачем лесное новое производить из лесного старого? Можно у тех, кто отделился, - у людей, - брать исходный материал.
Лесовик об этом подумывал и раньше. А теперь пора выполнить задумку.
Свернулся Лесовик в гладенький шарик да и покатился: сперва по чащобе - бурелому, потом - по зверьим водопойным ходкам, потом - по человечьим ягодным тропам, а там и вовсе - по проселочной дорожке.
Привела дорожка к деревеньке. Избы в ней добротные, свежей дранкой крыты. Хорошо устроились люди...
Они берут у леса, - лес возьмет у них...
Чтобы перенестись, Лесовику никаких телесных движений совершать не нужно. Текучесть была тут же: поток Живого Бесформия пронизывал Вселенную. Лесовик лишь глаза пошире раскрыл, - и вот оно, голубоватое пламя. Струится, объемля все.
Вот они Текучие Формы жителей деревни. Люди производят их, не подозревая о том. Показывают миру свою суть, свою сокровенную устремленность. Словно луковые чешуйки, соскальзывают с них Текучие Формы. Уплывают. И зарождаются снова.
Вот старик - деревенский колдун. Он окутан серо-синими завитками злой хитрости. Завитки складываются в фигуру, напоминающую медвежью. Старик находится как бы внутри медведя, внутри своей Текучей Формы.
Вот женщина-хлопотунья, окруженная - при взгляде Лесовика -будто перьями. Здесь и думать не надо; перья так ясно обрисовывают птицу.
Вот воин. В его Текучих Формах угадывается шакал.
Вот девушка... Что это?.. Плавные, будто льющиеся, линии... Изгибы, изгибы...
Она!.. Только она!.. Другой не найдешь!.. Другой не нужно!..
Лесовик вернулся из Текучести. Помчался разыскивать девушку.
Торопился потому, что день клонился к вечеру. Длинные тени легли на землю. Нужно было успеть до захода солнца.
Пробежал сквозь всю деревню к дому колдуна. Там были те, кого видел в Текучести. Там были и другие: плотная толпа.
Нужная девушка лежала на широкой колоде. В глазах ее - страх и покорность. На ней белое льняное платье. Босые ноги свисают. И волосы ее, соломенно-белые, тоже свисают до земли.
Колдун готовился принести девушку в жертву - готовился убить. Колдун стоял над девушкой, но обращен был не к ней: к высокому деревянному идолу - Перкуну. У Перкуна позолочены усы, посеребрена борода. Вместо глаз - два алых камня. Ноги черные - многажды мазаны кровью.
Ждущая толпа кольцом свилась вокруг идола. Жертва - дело нужное, если не ты в роли жертвы.
- Перкун грозный! Всемогущий! - выкрикивал колдун. - Прими нашу жертву! Будь милостив! Защити нас от напастей! Помоги нам!..
- Защити! Помоги! - нестройно подвыла толпа.
Колдун повернулся к девушке. Лицо его грубо размалевано: щеки и лоб выкрашены красным, нос - начернен. В деснице тяжелый треугольный нож, у которого - рукоять меча.
Заходящее солнце устало повалилось на кроны деревьев, и кроны промялись под ним. Еще немного, и погибнет не просто девушка, - погибнет блестящий замысел Лесовика, и лес навсегда останется недостроенным, неполноценным. Только день, только день в запасе, от задумки до воплощения. Затем равновесие, в которое вошла задумка, чуть смещается, - и никак ее больше не воплотить. Никак... Растопыренной пятерней колдун прикрыл лицо девушки, чтобы спрятать жалкие молящие глаза. Тяжелый нож вздернулся к небу. Сейчас обрушится... Убьет...
Глядя на колдуна, Лесовик быстро бормотнул тайные слова - и стал невидимым.
Покатился, покатился. По дорожке. По людским спинам. По лохматым и лысым головам. По колоде. По безвольно распластанному телу девушки. Ее чем-то опоили: запах травяной смеси исходил из каждой поры...
Лесовик подпрыгнул и вцепился в нож.
Вырвать, отбросить, чтобы успеть сделать свое...
Нет, не удалось! Лезвие как намаслено.
Нож заговорен!
Тогда Лесовик поставил защиту и устремился в Текучесть.
- Быть собою перестань! Превратись быстрее в лань! - бормотал и руками как бы перемешивал, уплотнял, как бы долепливал Текучую Форму девушки.
Тут громкий треск послышался, - будто хрустнул толстый сук.
Это нож колдуна взломал защиту и теперь крошил ее, уничтожая.
Лесовик производил замену. Тяжело дыша, перемещал уплотненную Текучую Форму на колоду, а человечье тело выталкивал в нематериальный мир.
Люди, что стояли ближе других, закричали, ибо девушка исчезла, а появилась испуганная лань. Лань на колоде не умещалась: вскидывала голову, била по воздуху копытцами.
Колдун заревел не своим голосом и опустил нож. Колода вдруг дернулась и вместе с ланью отскочила влево. Удар колдуна пришелся в пустоту. Последние силы вложил Лесовик в толчок, отбросивший колоду вбок.
- Потихоньку лань дыши, - пусть родятся ландыши! - прошептал он.
И увидел, как дыхание лани изгибается, плотнеет, обретает очертания корня, стебля, цветов, листьев... Тут нож колдуна пригвоздил его к лани, связал с обреченным животным заговоренным острием. Лесовик перестал быть невидимым. Толпа ахнула и подалась назад. Некоторые ударились в бега.
Лесовик бережно принял сотворенный ландыш. Остаточным усилием воли отправил его в лес.
Потом - умер... Стал черной сухой веткой...
Колдун растоптал ветку ногами. И объявил волю Перку на: отныне людей в жертву не приносить - только животных и растения...
Говорят, вскоре в лесу появился новый Лесовик... Еще говорят: та девушка сумела вернуться из Текучести. Могучие силы стали ей подвластны. Она сражалась с колдуном и победила. Но об этом другая сказка. Совсем другая...

ЛЕН

Лены - поднимались. В глубинах Земли они возникали раскаленными пузырями. Испускали стон восторга при рождении. Затем перемещались молча. Постепенно их температура уменьшалась. Настроение от взрывчато-радостного переходило к спокойно-самоуглубленному. Они понимали, что рождены не зря, рождены для чего-то. Сознание задачи, возложенной на них, придавало им весомости.
Земля совершала тысячи оборотов вокруг Звезды, лены - поднимались. Каждый оборот Земли был для них наикратчайшим мигом. Они не ведали того, что несут в себе. Только ощущение собственной важности, собственной нужности было им дано.
Чем выше поднимались, тем сложнее становилось их Время, сложнее делались они сами.
Время делилось на множество потоков, пластов, и каждый лен существовал во всех Временностях сразу...
Один лен оказался непохожим на других. Наверное, Космос вмешался, когда Земля этого лена производила... Он мог слышать остальных собратьев, но они, как известно, молчали. Он мог думать о чем угодно, а не только упиваться важностью своей миссии. Он мог действовать собственным разумением.
Короче, обладал свободой воли...
Первое, что он предпринял, когда возник, - обратился к сородичам.
- Мы, лены, - Мысли Земли! - передавал он. - Я это понял, я это знаю! Старайтесь объяснить себя! Познать, что вы несете!..
Передавал - долго. Лены поднимались из земных глубин. Потом он замолк тоже. Обратился к самонаблюдению. Земля совершала тысячи оборотов вокруг Звезды, лен - наблюдал.
В первой Временности - самой грубой - он и ему подобные были очень тяжелыми и назывались камнями... В пятой Временности он и сородичи были зелеными искромечущими гигантскими кольцами и назывались тъянтъюнами. Кольца реяли в воздухе, перехватывали солнечный свет, и Земля здесь была пустынной... В сто тридцатой Временности лены были пузырями в чудовищно горячей планете, покрытой жидким асфальтом. Назывались они пшуффами... В двести сороковой Временности Мысли Земли были багровокожими Змеями, жадно пожирающими Мать-Планету. Если Змеи дотягивались друг до друга, они схватывались не на жизнь, а на смерть...
Лен попробовал понять увиденное. Земля совершала тысячи оборотов вокруг Звезды. И еще тысячи. Лен - думал... Итог его размышлений был таков: у Земли нет цели. Земля порождает свои Мысли под влиянием то Космоса, то Хаоса. Под влиянием Хаоса, вероятно, чаще.
Цель призван найти он. В этом - его Миссия. Конечно, Цель должна быть простой. Например, объединить все Временности. А что лучше может их объединить, чем Жизнь. Жизнь сама по себе. Осознающая себя. Он создаст ее! Он для этого себя не пожалеет! Распадется! Перестанет быть цельным!.. Так лен и сделал.
Единый, но пребывающий во многих Временах, - раздробил, разорвал себя на множество Ликов. Каждый Лик зажил в своей Временности отдельно.
В первой Временности был, конечно же, Первый Лик.
Едва он раскрылся, чтобы допустить к себе местное Время, как почувствовал страх. Пока он был только Мыслью Земли и выглядел камнем, - он защищен был бесчувствием.
Теперь, когда понял свою Миссию, - он стал огромным комком боли. А Время превратилось в злобное чудовище: с умопомрачительной скоростью накинулось на лена и стало рвать его на куски, раздирать на полоски, раздергивать на волоконца.
Страх он почувствовал и - безумный восторг.
Ибо, уничтожаясь, погибая, видел, что порождает химерическую и прекрасную, лихорадочно пульсирующую Жизнь. Как бешеный пожар, эта Жизнь - его Жизнь! - растекалась повсюду, занимая сушу, воду, воздух. За краткие миги своей агонии лен приметил мириады живых форм, возникших и погасших - точно искорки. В самом конце появились двуногие и двурукие. Умирающий лен с умилением уловил нетерпеливые мысли в их крошечных головах. Слабыми и нагими были эти... люди. Страдали от холода и жары. Неужели исчезнут, как и прочие?.. Жалость и надежду они вызывали.
Исчезающий лен захотел позаботиться о них, защитить обнаженных. Лен сотворил... лён. Это было его последним деянием.

Антон Степанов (18 лет)

ЛИМОН

Советник Ли был хитер. Он никому не верил. И уж конечно не верил тому человеку, что был сейчас перед ним. Слуги схватили его возле дворца. Он стоял и пялился на жилище императора. Так мог вести себя только злоумышленник...
Советник, войдя в пыточную, сел на шелковую подушку. Ноги скрестил перед собой. Выждал. Прищурил глаза. Будто бы задремал.
Пленник - в полотняном неокрашенном кимоно - томился перед ним. Что-то было в пленнике... Что-то настораживающее, раздражающее... Возможно, прямой взгляд Возможно, не склоненная голова...
Советник шевельнулся. Мигнул тучному палачу, на лысине которого поблескивали капельки пота. Палач обрадованно оскалился, поудобнее перехватил палку и ловко повалил пленного на тощие соломенные циновки. Советник еще раз мигнул, и палка замелькала, впиваясь в пятки. Через некоторое время советник остановил палача.
- Ты будешь говорить? - вопросил мягким голосом. - Зачем явился ко дворцу? Что замышлял?..
Поверженный перекатился на спину. Посмотрел спокойно. В глазах его не было ни страха, ни боли.
- Ты мне нужен, Советник! - ответил он тихо. - Ты должен мне помочь!
От неслыханной наглости его ответа перехватило дыхание. Советник яростно мотнул головой. Палач понял это как приказ убить. Потянулся к ритуальному мечу, висящему на стене. И тут поверженный что-то сказал.
Его слово будто спеленало Советника: ни крикнуть, ни двинуться. Но не только на Советника оно произвело воздействие. Ритуальный меч вдруг сорвался со стены. Полетел вниз. Летел почему-то очень долго. Затем исчез в правой пятке пленника.
Советник сидел сбоку, но увидел: правая пятка вдруг отворилась внутрь, как закрытая дверца. Там, за дверцей, обнаружился проход, образованный словно бы вихрем, бешено вертящимся. Палача тоже туда увлекло.
Большой грузный палач вздернулся над полом, завопил, как пытаемый, и начал косо, будто по стенке невидимой воронки, соскальзывать. Чем ближе к пятке, тем падение его было быстрее. И хотя он стоял над пленником, падал он так же долго, как меч. Его крик, поначалу пронзительно громкий, постепенно делался тоньше, тише и в самом конце звучал, как пищание комара.
После того, как палач исчез, пятка закрылась.
Пленник сказал освобождающее слово.
- Кто ты? - поторопился спросить Советник Ли.
Пленник, не отвечая, мягким кошачьим движением поднялся с пола.
Тут на советника вдруг накатило желание услужить ему. Советник рухнул с удобного сидения и пополз на четвереньках, облобызал правую ногу: обычная нога, соленый привкус от нее.
- Я доволен тобой! - тихо сказал Пленник.
Он уселся на мягкую, прохладную шелковую подушку.
- Сядь и ты! - приказал.
Советник с облегчением - не тронули! - опустился на грязные, пропитанные выделениями жертв, циновки, поджал под себя ноги. Так - друг напротив друга - молчали долго.
Советник держал взгляд на краешке полотняного кимоно, приподнять не решался.
- Я из Высшего Мира! - наконец произнес Пленник. - Проиграл там войну. Ты поможешь мне вернуться.
- Но как, мой Господин?
- Пойдешь к Императору. Скажешь то, что прикажу...
Пленник принялся неторопливо поучать. Советник старательно слушал...
Спустя несколько часов он был в тронном зале, испросив аудиенцию.
Император Пу - худой, седобородый, твердоглазый - восседал на малом троне, вырезанном из рыбьего зуба.
Советник, низко кланяясь, приблизился.
- Что неотложное ты сообщишь? - спросил Император.
- Новости, о Свет Небес! Мой человек в столице чурченей сообщил: принято решение о походе против нас!
- Глупцы! - воскликнул Император. - Когда они выступят? Кто их поведет?..
Советник изложил вымышленный донос. Император задумался.
Тут, замирая от страха, Советник произнес тайные слова, которым его научил Пленник.
В тот же миг Советник почувствовал себя маленькой щепочкой. А Император... Император перестал быть человеком. Сделался неторопливой сине-фиолетовой рекой, текущей куда-то вверх. Советника внесло в эту реку. Увлекаемый мощными струями, поплыл, поплыл.
Затем его выбросило прочь: плавно опустился в стороне. Высший Мир был перед ним.
Император Пу выглядел здесь не рекой, а столбом фиолетово-красного огня. В отдалении виднелись другие огненно-красные столбы: не такие высокие.
Под ногами не было ничего. Но Советник Ли знал, что не упадет: при каждом шаге воздух словно бы затвердевал под ним.
Видно было далеко. Огневые столбы имели разные цвета и размеры. Между столбами густо росли деревья. Они были такими же, как на Земле, только раскраска стволов и листьев иногда словно бы ослабевала, -начинала мерцать.
Над деревьями плавали светящиеся шары. Они были большие: со взрослого человека. Порой шары покрывались пятнами: черными или радужными. По пятнам можно было заметить, что некоторые шары вращаются.
Иногда шары опускались на деревья и впитывались в раскидистые кроны. Иногда - вырывались из них и, сохраняя некоторое время очертания покинутого дерева, резко взмывали вверх.
- Поторопись! - долетел до Советника приказ. Видимо, тот, кто послал его, нервничал.
- Почему здесь Император - такой? - спросил Советник.
- Здесь все люди такие! Это их конечная сущность! Поторопись!.. Кое-что произошло за время их разговора. Советник увидел, как несколько шаров подплыли к столбу-Императору и набросились на него.
Они прилипли тут и там, выше и ниже, к бокам столба, вжались в него, стали распухать, наливаться яркостью. Несколько мгновений в них были заметны обрывки пламенной материи столба: опадали, словно древесные листы. Затем покоренный пламень столба претворялся в хищный огонь шаров, и шары отваливались, как раздутые пиявки.
Советник приблизился к столбу-Императору. Подождал, пока последний шар отпадет.
- Прости, о Свет Небес! - пробормотал с кривой ухмылкой. - Ты питаешь богов, а сами боги не стоят того, чтобы им поклоняться!..
Затем он сказал слова, нужные Пленнику. Тут же, сохраняя сознание, стал изменяться: растекся вдоль Императора и вокруг него в виде клетки, в виде мелкоячеистой сети.
Шары, почувствовав неладное, бросились было к столбу, но наткнулись на преграду, которой стал Советник. Черные пятна и полосы появились на них, будто бы кровоподтеки.
Паника среди шаров началась нешуточная. Закружились вокруг столба-Императора хороводом, бешеной метелью, кидаясь на него опять и опять, отскакивая безрезультатно.
Советнику казалось, что видит злобные лица в те мгновения, когда шары на него натыкались. Из перекошенных ртов, должно быть, вылетала брань, но Советник ее не слышал.
Вдруг что-то произошло. Шары дружно и резко отпрянули. Советник почувствовал тревогу.
Причина была проста: изменился Император Пу. Точнее - в столбе-Императоре застыл огневой ток. От этого свет в шарах и во всем окружающем мире словно потускнел.
Медленно движение в столбе-Императоре возобновилось. Но не так, как прежде: не в ту сторону, не вверх, а вниз.
Огневая материя уходила, отступала как морская вода во время отлива. А снизу что-то лезло.
Что-то мутное, гнойно-зеленое. Противоструя... Вторжение...
Пленник! Ну конечно, это Пленник! Возвращается в свой мир! Совершает то, что задумал!
Шары снова прихлынули. Снова закружились вокруг.
Из них били молнии. Хлестали кнутами. Но не по зеленому противотоку, а по Советнику, по Советнику. Советник корчился. Старался отклониться, насколько позволяла его нынешняя структура, его сеточный облик.
- Не хочу! Не хочу! - вопил Советник. - Прекратите!..
Но его голос оставался внутри него, не мог вырваться. Зеленая антиструя ускорялась, отжимая в стороны остатки столба-Императора. Громоподобный рев зарождался в ней.
Мучаясь, омертвевая, Советник не мог не восхититься. Воля Пленника, которому он помогал, была восхищения достойна. Чтобы вернуться, Пленник не побоялся изменить законы своего мира и теперь взламывал мир измененными законами, будто мечами, против которых любое оружие бессильно.
Все быстрее рвалась вверх гнойно-зеленая струя. Чем сильнее она была, тем меньше чувствовал боль Советник. Видимо, частичка чуждой мощи ему перепадала.
Свершилось! Новый фонтан заменил Императора полностью. Грохоча, вырвался из-под защиты Советника. Забил вверх, щедро рассеивая брызги.
Ближайшие шары задергались. Непонятно было: то ли бежать хотят, то ли приблизиться.
Несколько мгновений так продолжалось.
Затем стало ясно, что новый фонтан притягивает их, играет с ними, будто кот с мышами. Видно было, как обрывки их огневой материи переходят в зеленый ток, оседают в нем, растворяясь. Шары худели, съеживались - и не могли отлипнуть. Бог пожирал других богов, - это было страшно. Один за другим шары гасли, а тускло-зеленый цвет фонтана переходил в изумрудный, в ликующий.
И тут Советник не выдержал.
- Отпусти меня! Больше не могу! - закричал внутри себя, уверенный, что Бог - услышит.
- Иди! - ответил знакомый голос.
- Что с Императором?
- Умер. Хочешь занять его место?
- Хочу! А тебя хочу забыть!
- Будь по-твоему!
- Нет! Что-то оставь! Дай мне... дерево! С кислыми-кислыми плодами! Оно поможет размышлять, сомневаться!
- Будь по-твоему!.. - повторил Пленник...