Галина Карнаухова,
руководитель объединения "Репортер"

О СТРАНСТВИЯХ И ДЫМЕ ОТЕЧЕСТВА.

Эти очерки - эссе, читатель, написаны по следам путешествий по планете Земля учащимися 631 гимназии Петербурга, которые занимаются в клубе "Репортёр".
Гимназия методический центр глобального образования, её эмблема - глобус, по которому бегут дети. Директор гимназии Татьяна Евгеньевна Зорина - член- корреспондент педагогических и социальных наук при поддержке различных фондов помогает ученикам путешествовать по планете Земля, у них есть инструмент общения - языки: немецкий, английский, французский, испанский - вот почему границы для сегодняшних наших детей не существует. И они смело путешествуют, смотрят, анализируют и пишут о своих поездках увлекательные очерки - зарисовки. Судите сами, первая остановка - Нью-Йорк - город будущего, потом вы побываете в Лондоне, в Тарту, в Финляндии, Америке, Париже и на Крите. Путешествуйте и возвращайтесь домой, "ведь дым отечества нам сладок и приятен".

Алина Щербинина (11 класс)

ОН - НЬЮ-ЙОРК - ГОРОД БУДУЩЕГО

Попробуйте представить себе узкое шоссе, серый обыкновенный тротуар, со всех сторон окружить себя зданиями и редкими церквями, упирающимися в далекое голубоватое небо, прибавьте множество магазинов и кафе разного размера и характера, уличные лотки со всякой всячиной, пару-тройку попрошаек и музыкантов, толпу занятых людей и длинные колонны машин. Почувствуйте запах пиццы и жареного арахиса и слушайте гул, гудки, крики, скрежет, топот, смех, мелодии, лай. И, пожалуй, ваши ощущения будут похожи на те, которые испытывает всякий, первый раз очутившийся на одной из улиц Нью-Йорка...
Итак, Нью-Йорк.
Вечная суматоха, похожая на соревнование по спортивной ходьбе: опаздывающие люди, спешащие улицы, жадно рвущиеся вверх дома-небоскребы. Растянутый наискосок Бродвей, коротенькая Уолл-стрит, зеркальные стены банков. Знаменитая биржа: по черной бегущей строке едва успевают друг за другом зеленые колонки цифр: цены. Внутри, внизу, неторопливо разговаривают брокеры в разноцветных строгих пиджаках, они разбрасывают белые бабочки - бумажки, звонят, продают и покупают. А потрясенные туристы с широко открытыми ртами смотрят на все это грандиозное действие сверху, из- за стекла, как в зоопарке на невиданных зверюшек - биржевых воротил...
От Уолл-стрит спускаемся ниже, в самую южную часть острова Нью-Йорк - к зеленой красавице - Свободе в римской тоге, гордо освещающей океан маленьким золотистым факелом. Статуя Свободы, несмотря на мои наивные надежды увидеть вторую Вавилонскую башню, оказалась творением скромных, почти петербургских размеров. Все же приятно, что наш Исаакиевский собор не уступает заокеанскому символу свободы!..
А на закат солнца я любовалась уже с высоты сто десятого этажа.
Во все стороны разбегаются гирлянды автомобильных дорог, рассыпаются тут и там крохотные лимонные кружки фонарей, искрятся неоном соседние крыши, огни паутиной обволакивают мосты, небо темнеет, синеет, сереет. Почти темно.
Ровно за полторы минуты лифт падает вниз, вниз на сто десять этажей!
Поднимаю голову и вижу где-то совсем далеко небольшой клочок черно-синего неба и две огромные серые шапки небоскребов-близнецов...
Вечером можно доехать на голубом автобусе до Таймс-Сквер, самой известной "площади" в Нью-Йорке, на самом же деле оказавшейся обыкновенным перекрестком Бродвея с одной из авеню.
Таймс - Сквер неизменно залит светом вспыхивающих вывесок, переполнен пестрыми рекламными плакатами, театральными афишами. Такое чувство, что ночь растворяется в огнях, тишина - в хаосе звуков, а весь Нью-Йорк - в моем бьющемся сердце. Все вокруг замирает, и я остаюсь одна с Ним, могучим и красивейшим городом мира.
Нью-Йорк, Нью-Йорк! А я про многое еще не написала ни слова!
Про острые и узкие острия, бессчетные белые своды и карамельные мозаики готических церквей. Про золоченую статую с пенящимся фонтаном и холодным даже летом катком, с изящными букетами и венками желтых диковинных цветов у Центра "Рокфеллер". Про черные, глазастые камеры в студии новостей NBC, съемку которых каждый желающий может увидеть прямо с улицы, наблюдая через огромное стекло. Про спокойные, флегматичные кирпичные набережные с многочисленными лесенками и переходами, где ньюйоркцы гуляют со своими любимыми собаками...
А ведь видела я еще и солнечный, свежий Центральный парк, раскинувшийся в самом сердце города, красующийся толстыми, крепкими деревьями и блестящими озерами. И величавый музей "Метрополитен" с прохладными залами, статуэтками Дега и неправдоподобно громадными картинами современной живописи. Вокзал с многоступенчатыми переходами, желтой плиткой на полу и знаменитыми часами на портале. Здания, зеркальные и прозрачные, исчезают одно в другом, сливаются, расплываются, принимая новые очертания... И...
Многое, наверное, еще стоит вспомнить. Но не хватает слов, да и скучно перебирать синонимы "грандиозный" и "божественный".
Что же меня потрясло там, на другом конце Земли, больше всего?
Чувство грядущего, ощущение наступающего XXI века. Вкус времени, звуки перемен, погружение в Космос, во всю Вселенную. И одновременное бесконечное одиночество... Или уединение?.. Только Я и только Он. Он - Нью-Йорк - Город Будущего...

"Я ВЫШЕЛ НА ПОДМОСТКИ..."
Лондон - вечные подмостки, где комедию и трагедию
играют одновременно.

"...Как трагик в провинции драму шекспирову...
Шатался по городу и репетировал...."
Б. Пастернак.

Если вдруг набросать на холст в беспорядочном смешении разные краски - яркие и тусклые, холодные и теплые, светлые и темные, то возникнет впечатление, которое оставляет Лондон.
Город - пестрая палитра, вечные драматические подмостки, где комедию и трагедию играют одновременно. Безутешные рыданья, беззаботный смех, тени злодеев растворяются в свете празднеств; нестерпимая боль и кипящая страсть...
В Лондоне встречаются и расстаются сотни театральных масок, словно вырвавшиеся с шекспировских страниц ...
"Кто устал от Лондона, устал от жизни" - и можно только удивиться точности, меткости этого афоризма Сразу вспоминается знаменитое, гоголевское: "...сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовется слово британца"...
Но приехали в Англию мы не случайно. Нас итальянцев из Санкт-Петербурга, впервые пригласили на Европейские соревнования по Парламентским дебатам, игре, которая уже завоевала пол-Европы, и, наконец, заглянула в Россию...
Захватив из дома только самое необходимое, мы всю неделю переезжали с квартиры на квартиру английских студентов, веселых, гостеприимных и очень на нас самих похожих. И, как мне кажется, самым главным были не сами игры и политические споры, а свободное, дружеское общение с англичанами и эстонцами, португальцами и сербами, да и кого там только не было!
Однако, несмотря на суматоху и волнения, всегда сопутствующие таким чемпионатам, мы выкроили время и нырнули в гущу английских улиц, парков, площадей, стали одними из миллионов зрителей этого бесконечного спектакля на улицах Лондона...
В этой величественной столице, пожалуй, есть все. Надо просто определиться, в каком направлении идти и чего искать...
Можно, например, купить мороженого и кататься целый день на красных двухэтажных автобусах, которые так часто рисуют на английских открытках, неспешно озирая местные достопримечательности. Или заблудиться в огромном деловом Сити, и бродить по мостам и скверам, постоянно натыкаясь в часы ланча на хладнокровных английских бизнесменов, с наслаждением растянувшихся на скамеечках. Или же бродить по плутающим улочкам, заглядывая в каждую встречающуюся на пути церквушку, долго сидеть на прохладных и строгих скамьях; тщетно пытаясь угадать, о чем все-таки поет орган. Или, наоборот, ночью выбраться в центр и заглянуть в одно из новых Интернет-кафе, которые так легко вычислить по их кричаще - оранжевым вывескам, купонам, униформе. И сидеть там, потягивая колу - в маленьком уголке грядущего, какого-то смутного, надвигающегося виртуального будущего, где люди будут связаны компьютерами - клавишами и проводками...
Или же, собрать всю волю в кулак, и все-таки пробежать по Оксфорд-стрит, спускаясь и поднимаясь но десяткам эскалаторов, снующих вверх и вниз по огромным роскошным магазинам, переполненных самой разной одеждой, на любой вкус и характер, способной умиротворить самых рьяных модниц и денди. А можно раздобыть билет на вечерний сеанс в один из бесчисленных лондонских кинотеатров, и, откинувшись в уютном, почти домашнем кресле, затаив дыхание, всматриваться в мелькающие говорящие фигурки на неправдоподобно большом, светящемся изнутри экране.
А потом долго добираться домой, на окраины города, в полупустом синем вагоне, летящем навстречу перекресткам и светофорам, искрящимся окнам, навстречу наступающей мартовской ночи. И потом, оставив на станции, в ревущем поезде сонных, усталых британцев, брести по четким, прочерченным квадратам улиц и переулков, натыкаясь на знакомые готические церквушки, что одна за другой протыкают необозримое небо Лондона. И, наконец, вычислив среди других прочих свой дом, взлететь на последний третий этаж и, распахнув окно в молчаливую ночь, нырнуть под одеяло и забыться....
Но, все же, чтобы по-настоящему окунуться в жизнь этого необыкновенного, романтического, живого города, чтобы хоть немного и ненадолго зачерпнуть его настроение, музыку, воздух, спешите скорей в центр города, к этим давно уже канонизированным зданиям и площадям, особенной гордости столицы туманного Альбиона.
Если выйти из дома, оставив за излучиной поворота желтые ароматные нарциссы, чопорно и аккуратно распределенные по грядке, и затем идти прямо, не обращая внимание на улицы, то и дело разлетающиеся направо и налево, можно дойти до Тауэрского моста. Его изящные, скользящие линии, серый камень, плавно перетекающий в ярко-голубой металл, напоминают какую-то картинку из сказки, что читали мне в детстве. Будто вот-вот выпорхнет из под сводов башен прекрасная фея, дотронется до неба волшебной палочкой, и это вечно-серое английское небо озарится золотыми лучами невиданного, теплого, чистого солнца, а серая ажурная постройка превратится в ослепительно-белую, такую, что и взглянуть нельзя не зажмурившись...
Вот убегают за поворот и остаются позади зловещие стены Тауэра, его молчаливые настороженные бойницы-кресты,, как-то печально машут вслед немые флаги на древней Белой башне. И длинные черные, отчего-то траурные очереди туристов так и толпятся весь день у этой знаменитой сокровищницы Британской короны, у этой святая святых Великобритании, где вот уже много веков кормят суровых иссиня-черных воронов, единственных, пожалуй, кто видел и слышал все вздохи, стоны, крики, казни и страдания навеки заключенных в эту страшную темницу. Невольно вспоминаются строчки Пастернака:

Извозчичий двор и встающий из вод
В уступах - преступный и пасмурный Тауэр,
И звонкость подков, и простуженный звон
Вестминстера, глыбы, закутанной в траур...

Но не успела я об этом подумать, как снова - лихорадочная смена декораций. Новые роли, костюмы, жанры и настроения. Тротуары начинают рваться из-под ног, тщетно пытаясь опередить снующие туда и сюда вычищенные до блеска автомобили, знайте, что вы очутились в Сити. Это самый оживленный район города в будние дни, в котором так легко заблудиться незадачливым туристам. В выходные он преображается в небольшой островок города теней и призраков, где изредка кто-то пройдет по ровной дороге, заглянет в закрытые и темные окна банков, фирм и редакций.
Если держаться ближе к набережной Темзы, где ветер беспощадно и жестоко рвет с плеч иностранцев пальто и шарфы,почти не касаясь бешеными порывами беззаботных британцев в легких пиджаках, вы быстро дойдете до Собора Святого Павла. Это белесое здание с крупным куполом еще издалека возвышается над ромбами и прямоугольниками крыш деловых контор и банков. Этот собор словно вырывается из вечной кутерьмы и спешки Сити и безмятежно царит в далеком пасмурном небе.
Наверное, еще никогда прежде мне не приходилось бывать в столь величественном и гармоничном соборе, в таком, где можно было бы ощущать себя одновременно и крупицей разума и гармоничной частью этого непостижимого мира, в таком, где непреодолимо чувствуешь потребность верить и любить Бога, ближних, весь мир сразу. Что-то переворачивается внутри и обрывается, когда идешь мимо стройных колонн, подпирающих небо, читаешь эти цветные свитки с 10 заповедями блаженства. Новый шаг - новая заповедь, и так до самой середины храма, где вдруг оказываешься в самом центре мироздания. Глубоко под землей спрятана гробница собора, где напольные плиты гласят о судьбах давно умерших ,нарядные саркофаги венчают вечной славой знаменитых полководцев и архитекторов. А внизу, под ногами, сквозь кружевные позолоченные люки, вижу ряды могил. И кажется, что ты паришь где-то высоко над землей. Рядом - сотни светильников, десятки беломраморных статуй, среди которых я и обнаружила одну, посвященную Джону Донну, и снова пронеслись в голове те мудрые, захватывающие дух слова, когда-то так поразившие Хемингуэя: "А потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе"...
Оглядываюсь вокруг: поднимающиеся вверх своды, колонны, ворота, дорогая инкрустация, иконы, мозаика. И потом на головокружительной высоте замечаю Галерею Шепота, опоясывающую внутренний купол Собора. Можно подняться чуть ли не к самым облакам и шагнуть с высоты в бесконечное лондонское небо...
И cfioBa вперед, к щеголеватым зданиям Британского Парламента, к круглому желтому глазу Биг Бена, где с утра до вечера вдохновенно говорят, спорят и принимают законы члены правительства - в скромной зеленой Палате Общин, заставленной простыми бурыми деревянными скамьями, или же в украшенной красно-золотой палате Лордов. Потом обратно, к Вестминстерскому Аббатству, где, навеки закованная в камень, перед глазами изумленных паломников возникает вся история Англии с ее непобедимыми, храбрыми королями и прекрасными верными королевами, где под стеклом хранится заветная книга рыцарей Ордена Бани, красные цветы окаймляют скромное надгробие Неизвестного солдата, а с одного из возвышений загадочно улыбается великий Шекспир....
Наверное, невозможно написать сразу обо всем, что успеваешь увидеть и почувствовать в Лондоне, таком разном, одновременно мрачном, пугающим башнями Тауэра, темными историями о злодействах Джека-Потрошителя и магнетически притягивающем городе. Переливаются цветами афиши театров, опер и мюзик-холлов возле Пикадилли, где до сих пор заступают на стражу у Королевского Букингемского дворца гвардейцы, и каждый день, за полчаса до полудни, торжественно покачивая тяжелыми меховыми шапками, меняются часовые...
Хмурым утром в понедельник, в последний раз смотрю на благородные дома, на состарившиеся под гнетом лет памятники, на бесстрашно разрывающие небо остроконечные вершины Монумента, посвященного страшному пожару в далеком бесовском 1666 году, на окруженную четырьмя сторожевыми львами Колонну Адмирала Нельсона на Трафальгарской площади...
Вот и все. Занавес еще не упал, а мне уже пора домой. И я прощаюсь сквозь стекло серого колючего тумана с этим бесконечным спектаклем без начала и конца, с этими исполинскими театральными подмостками, с этой страстной шекспировской пьесой, написанной во всех жанрах сразу. С этим удивительным театром, который называется "Лондон"...

ТАРТУ ДОРОГ КАК ГОРОД УТРАТ
(палиндром - перевертыш).

Тёплый летний дождь, который нехотя льётся из жемчужно-серого, затянутого почти прозрачными облаками неба; серебристые, прохладные струи фонтана, легкие, воздушные брызги, маленькие зеркальные капли, свежесть и гладь спокойных озер, утренняя белесоватая дымка над водой-Тарту...
После этого слова так и просится многоточие, тишина, молчание. Чтобы вспомнить эти небольшие ровные улицы с двухэтажными домиками, главную площадь, мощенную пестрым округлым булыжником; изогнувшийся, словно кошка, каменный мост над неторопливой рекой, застенчивое перешептывание зеленых узких листьев, уютные аккуратные кондитерские, где так заманчиво и сладко пахнет корицей...
Когда гуляешь по Тарту, как-то невольно приходят в голову описания Гончарова - вроде "...небо обнимало землю...". Это ласковое мягкое небо спустилось и накрыло куполом город, коснулось и отразилось в зеркале реки, в чаше фонтана, в причудливо очерченных лужах, в поблескивающих гладких окнах. Небо доверчиво прижалось к мостовой, свернулось калачиком и заснуло в этом тихом эстонском городке...
Но такой спокойный и тихий он только летом, когда длинные белые университетские коридоры не заполнены шумной и веселой толпой студентов, что съезжаются сюда из самых разных уголков Эстонии, чтобы учиться в легендарном Тартуском университете...
Но стать " настоящим студентом" университета в истинном смысле этого слова не так-то просто. Простым зачислением или успешно закрытой первой сессией дело не обходится. Здесь "настоящий студент" должен, по всем сказочным канонам, выдержать три испытания, чтобы заслужить это почетное и желанное звание.
Следуя традициям, кандидату в студенты придется, для начала, год, по крайней мере, жить в университетском общежитии среди себе подобных. Остается радоваться, что такие жесткие требования не предъявляются к студентам, например, нашего вуза. В противном случае, количество лиц с полным высшим образованием рисковало бы резко сократиться...
Следующим необходимым условием считается достаточно рискованное предприятие: будущий студент должен переползти по горбатому серому мосту на другой берег реки.
И, наконец, нужно выпить пива "у Пирогова" - очередная студенческая достопримечательность - небольшой холм, заботливо утыканный скамеечками, на котором высится бюст пресловутого Пирогова - фигуры в высшей степени загадочной: мои попытки выяснить чем же таки он прославился окончились полной неудачей...
Вообще, Тарту по праву считается настоящим студенческим городом: молодежи так неисчислимо много, что, кажется, улицы и дома можно мигом пересчитать по пальцам, а какие- то невидимые упругие струи жизни и молодости весело бьют из-под земли, заполняют тебя счастьем и смелыми надеждами...
Тут удивительно сплетаются и дополняют друг друга старое и новое, ушедшее и грядущее...
Наверное, именно поэтому новый фонтан - нынешняя главная местная достопримечательность - так легко и органично дополняет древнюю мощенную площадь, словно и он был сооружен здесь в незапамятные времена...
Под широким надежным зонтиком на длинной и тонкой ручке стоит, обнявшись, парочка - целующиеся студенты. Одной рукой он твердо держит зонтик, другой - нежно и заботливо обнимает подругу, а она льнет к нему, стоя на одной ножке - изящная, воздушная, невесомая. С купола зонта сбегают озорные прозрачные струи, капли переливаются на солнце, искрятся в дождь, вокруг вздымается и колеблется вода, над городом то встает, то заходит солнце, то загораются, то бессильно гаснут желтые удивленные фонари. А они все так же стоят и целуются под этим огромным зонтом на маленьком постаменте среди бушующей в фонтане воды, и им все нипочем...
Какое удивительное все-таки это место - незатейливые студенческие бары, щедро украшенные пробками, калькуляторами, пустыми бутылками, лоскутками; гордо уткнувшееся в небо здание "Фляжка" - действительно, по форме напоминающее жестянку с узким коротким горлышком; эти кафе в тени деревьев, в которых, кажется, можно сидеть до самого закрытия; кирпичные дома, старинные фонари, белые и строгие каменные колонны университета.
Когда мы уезжали, опять шел дождь - редкий, но настойчивый - верно, тот самый, что вот уже два года не дает покоя студентам на фонтане.
Мы порядком промокли, было поздно, а сквозь мутные стекла автобуса, как назло, - почти ничего не видно. Поэтому уезжать было вдвойне грустно. Грустно расставаться с этим теплым и тихим, неугомонным и шумным городом. И дождь, не переставая, стучал в окна, словно приглашая остаться.
Теперь, когда я вспоминаю Тарту, на ум почему-то приходит забавный детский палиндром - предложение-перевертыш - "Тарту дорог как город утрат". Кто знает, может в нем и есть своя правда...