Слава Шустров (17 лет, г. Великий Новгород)

ВОЛК БОРИ БОЛЬШОГО

Боря Маленький - это я, поскольку мне всего двенадцать. Боря Большой - мой папан, мой предок, мой "шнурок", которого в "стакане" практически не бывает.
(Для лохов поясняю. "Шнурки в стакане" - шифровка в нашем подростковом телефонном трепе, которая означает - "Предки дома").
Так вот, папан мой - новый русский. Очень богатенький мэн. Буратино бы ему позавидовал. У него есть все. И я тоже у него - есть, поскольку дети способствуют белому пиару. Мы видимся по выходным. У папана их практически не бывает, но все-таки по воскресеньям он заезжает домой на обед, и к этому сводится вся его семейная жизнь в плане общения.
Поясняю для тех, кто не понял. Дома он, конечно, бывает каждый день. Но фишка в том, что приходит он, а вернее приезжает в своем бронированном джипе тогда, когда я уже вижу двадцатый сон. Мать говорит, что он заглядывает ко мне, чтобы бросить на чадо отцовский взгляд, но я в это не верю. Я даже пробовал не спать, чтобы его подкараулить. Но уж если сон нападает в моем возрасте, - он непреодолим.
Мама - домохозяйка. По-моему, она немножко свихнулась от папаниного богатства. Она считает, что все вокруг должны ей служить, а сама не делает ровным счетом ничего.
Есть и у папани свой бзик, чего уж тут скрывать. Он хочет, чтобы все считали, что он - настоящий мужик. Для этого нужно быть зубастым в делах, и он - зубаст. Нужно водку пить ведрами и не пьянеть - он может, проверено. Нужно любовниц менять чуть не каждую неделю. Вот про это не знаю. Но судя по его громогласному голосу во время воскресных обедов, - у него и тут нормалек.
Заклинило папаню вот на чем. Кто-то ему по-дружески сказал,"что он - волк, и ему это понравилось. И он вообразил после этого, что должен самолично добыть волка и повесить его шкуру в гостиной. А из зубов волчьих сделать четки и перебирать их, когда будет нужно нервишки успокоить...
Но ведь на волка охотиться, это же нужно время. Это же нужно все организовать, куда-то ехать, ждать, караулить, стрелять, с тушей возиться, освежсвывать и все такое, шкуру выделывать. Вобщем, мороки - выше крыши.
Он даже прикинул, сколько потеряет в деньгах, если займется охотой, и вышло - больше лимона баксов. На такое расточительство он, конечно, пойти не мог. И оставалась его мечта неосуществленной. И терзался папаня по этому поводу несказанно...
А возле нашего особняка была деревня. Какой-то там был развалившийся колхоз или что-то в этом роде. В деревне жил Димка, мой закадычный дружок. Единственный, кому наплевать было на папашины деньги, поскольку он верил в дружбу - прежде всего.
Скажу честно, из дома своего я смывался при первой возможности. И пропадал в деревне этой нищей - в Димкиной избе, кишащей тараканами. (Это, кстати, парадокс: почему в бедной избе тараканов полно, а в таком доме, как наш, - нет ни одного? У нас-то, казалось бы, повкуснее пожрать можно!)
Однажды я Димке поведал про папашину "волчью" занозу. А Димка, болтун такой, своим растрепал. А те разнесли по всей деревне.
И оказалось, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Вся деревня загорелась идеей барину подыграть. Не задаром, конечно. А в надежде, что барин щедро одарит рублями.
Деревенька стояла возле леса. Места были красивые. Почему, собственно, и особняк мы тут поставили. Лес, правда, был пустой. В прошлые годы колхоз на полях своих столько развеял пестицидов и прочей муры, что по ветру эта химия доносилась до леса и весь лес вымертвила.
А с недавних пор в лесу появился какой-то волк. Откуда он прибрел, не знал никто. Мужики предполагали, что он - очень больной или очень старый. Или сразу - и такой, и такой. И в лесу обосновался, чтобы отдать концы. Но даже больному и старому, и даже перед смертью пожрать-то хочется. Вот и выбрал волк деревеньку в качестве кормушки, поскольку больше выбирать было не из чего. Где курочку утащит, где собачонку слопает.
Мужики бы его давно прихлопнули, если бы на всю деревню было хоть одно ружье. Но ружья все давно и благополучно были пропиты, и волка было застрелить нечем. Так что папашина мечта очень даже вписалась в деревенскую действительность.
Мужики начали подкармливать своего волка. Нарочно пешком ходили за двадцать верст в другую деревню, чтобы стащить что-то вкусненькое и своему волку принести. По ночам установили дежурства, чтобы точно узнать график волчьих посещений. Боялись только очень, что волк помрет до того, как папашу на него наведут.
Выяснив график волчьих посещений, дали - через Димку - мне знать: пора!.. Я рассказал обо всем папане. И на ближайшее воскресение наметилось сафари. Мужики с утра надрались самогонки, чтобы как-то пережить нервное возбуждение. Вечерком трясущимися руками привязали возле сарая, мимо которого пролегала "серая" тропа, песика-недоростка, а сами затаились внутри сарая, понаделав наблюдательных дырочек в его гнилых стенках.
Для папани же соорудили прекрасный помост, на который пустили кузов последнего колхозного грузовика, бегавшего по местным дорогам еще с военных лет.
На помосте лежал папаша. Слева от него был я. Справа - председатель колхоза, который, разя перегаром, нашептывал, как деревня старалась, чтобы уважаемому человеку угодить.
Папаша слушал-слушал, да как рявкнет:
- Заткнись!..
Председатель, по-моему, лежа по струнке вытянулся.
- Вы, как бывало, секретарь обкома! - шепнул уважительно. И заснул, уронив голову на доски.
Л через некоторое время появился волк. Он шел, шатаясь. Видимо, из последних сил. Но папаша этого не видел. Он видел волка - и все. Глаза у него загорелись.
Губы приоткрылись, обнажая оскал.
Волк остановился возле пса и долго раздумывал, сможет ли справиться. Пес лаял тоненьким голоском. Можно сказать, остервенело попискивал.
Папаня выставил вперед свой ремингтон и прицелился. Потом ружье грохнуло, волк подпрыгнул и свалился набок. Пес замолк и больше не издавал ни звука.
Председатель от выстрела ожил, пополз на карачках и ухнул с помоста. Правда, было невысоко, и земля была мягкая, поэтому летун не пострадал.
Мы с папаней слезли вниз и подошли к трофею. Волк был мертв.
Папаня передал мне ружье, взвалил тушу на плечи и пошел к нашему дому, тяжело вдавливая в почву шаги настоящего мужика, - воина и добытчика.
Я не торопился идти следом. Из сарая стал слышен храп мужиков. Председатель тоже храпел, лежа на земле.
А я с помощью фонарика, который был со мной, осветил собачонку и обнаружил, что папанина пуля попала именно в нее. В нее, а не в волка. Волк же, видимо, подох со страха...
Шкура, конечно, была повешена на стене гостиной. Папаня, конечно, рассказывал важным гостям о своей схватке.
Но он знал всю правду. Потому что ее ему поведал я. И я попросил у него сто кусков баксов за свое молчание.
Папаша мне деньги дал. И сказал уважительно:
- Ну ты и волчара, Борис!..

ДОСТОЯНИЕ РЕСПУБЛИКИ

Папа Юрика был большим бизнесменом. И художником в душе. В душе - потому, что, если ты первый, то быть вторым тебе некогда.
Поскольку ни один "крупняк" без отсидок не обходится, - не обошла тюрьма и Юрикиного папу. А поскольку масляных красок и холстов надзиратели не предоставляют, приходится заниматься своим хобби с помощью подручных средств.
Будучи в тюрьме, папа Юрика научился благородному искусству татуировки. И там же его осенила великая идея - создать шедевр на спине собственного сына.
Много лет папа обдумывал сюжет. И когда Юрику стало семнадцать, папа сюжет выбрал. Это было "Взятие Киева Батыем."
Юрик поначалу не хотел и слышать о "пачкотне" на своей спине. В семнадцать лет люди кажутся себе и взрослыми, и самостоятельными. Но папа применил простейший и безотказный прием. Поскольку деньги могут все, папа спросил напрямик у своего чада:
- Сколько?..
(То есть, сколько ты хочешь за то, чтобы я эту картину на твоей спине все-таки наколол?)
- Дай подумать! - сказал Юрик.
- Даю тебе двадцать четыре часа! - согласился папа.
И Юрик помчался советоваться со своим другом и со своей подругой. Друг и подруга учились в одном с ним классе и тоже были детьми богатеньких предков. Предки у всех троих были патриотами, поэтому и не посылали отпрысков ни в Кембридж, ни в Оксфорд.
- Не будь лохом! - сказал друг Петька. - Проси побольше и соглашайся поскорей! Наколки - это же самый писк!..
- А что ты мне купишь с батькиного гонорара? - спросила подруга Лиза... В общем, получив одобрение "своих", Юрик согласился и потребовал
штуку баксов. Папаша ему, естественно, отстегнул, подивившись про себя на скромность чадушки.
И в один прекрасный день Петька в школу не пошел, поскольку этот день был выбран для воплощения папиной мечты.
- Гадом буду, - сказал папа, - но шедевр наваляю!..
И навалял-таки... Картина и поражала, и выражала... Поражала мастерством исполнения... Выражала то, что каждый смотрящий в ней видел...
На заднем плане шедевра была горящая церковь. А может быть, - горящий город.
Одним словом, стена огня и золотые купола на ее фоне...
А на переднем плане монгольский воин на коротконогой мохнатой лошаденке догнал русскую девушку лет пятнадцати в сильно растрепанном сарафане и замахнулся на нее своей кривой саблей... Через миг девушка должна была погибнуть, и этот миг, благодаря папиным стараниям, растягивался до размеров вечности. Прекрасное лицо девушки, гармонично искаженное гневом, ужасом, надеждой, навсегда врезалось в память зрителя...Хотелось постучать согнутым пальцем по лбу татаро-монгольца и сказать укоризненно:
- Опомнись, дубина!..
Юрик перенес операцию спокойно. Потому что папаня в тюрьме познакомился с каким-то якутом или эвенком, происходящим из семьи шаманов, и тот научил папаню всяким тайным хитростям при производстве наколок.
Воплотив свою мечту, Юрикин предок заскучал. Ему как бы нечего стало делать на этом свете, поскольку денег он надобывал столько, что они ему осточертели. А новые шедевры на ум не шли, поскольку шедевр потому и шедевр, что он единичен и неповторим. Да и "производственных площадей", то бишь, чистых спин, больше не было, поскольку Юрик был у предков единственным сыном.
Теоретически можно было бы, конечно, воспользоваться спинами телохранителей. Но Юрикин папа прекрасно понимал высокую цену своего художества и не хотел возвышать своими шедеврами каких-то там бодигардов...
Вот так и получилось, что Юрикин папа заскучал и в одночасье откинулся. То есть, говоря по нормальному, отправился в мир иной. Нашел ли он там новые спины для своего творчества, пока что неизвестно. Что же касается Юрика, можно сказать, папина картина определила течение всей его дальнейшей жизни...
Вот как это получилось.
Юрикины друзья были первыми, кто картину увидел.
- Хороша телка! - сказал Петька, имея в виду изображенную девушку.
- У нее ноги кривые! - сказала Лиза, обиженная тем, что девушка на картине красивее, чем она. Да и зачем вообще было чужачку рисовать, когда можно было взять ее, Лизу, в качестве натуры!..
Но, как ни странно, именно Лиза подала идею, которая стала отправной точкой во всех дальнейших перипетиях.
- Скопируй, сделай открытки и продавай их на митингах! - тоном глубочайшего презрения и величайшей иронии сказала Лиза.
- А что?.. - произнес Юрик задумчиво.
И Лиза с досадой поняла, что она, в который уже раз, сказала вовсе не то, что хотела сказать. Вернее, эффект от ее слов был совсем не такой, на какой рассчитывала она.
Юрик поступил по умному. Он сделал "пробник". С помощью Петьки снял картину цифровой камерой. Затем ввел ее в компьютер и получил пяток цветных отпечатков на принтере.
Когда он пришел на митинг левых сил, у него мгновенно расхватали пять его картинок по доллару за штуку, и Юрик понял, что носит на спине золотую жилу.
Он было возрадовался. Но дальнейшие события пошли совершенно им не ожидаемым путем и показали, что радость его была преждевременной...
Началось все с того, что партия "Народ за царя" решила сделать картину с его спины своей партийной эмблемой. С Юриком встретился лидер партии - бородатый лысый тип с жуликоватыми глазами.
- Ваша картина - откровение! - сказал он с пафосом, ибо на встрече были два журналиста. - Она прекрасно отражает главную идею нашей партии -Россия без царя погибнет под пятой чужаков!..
Журналисты тут же засыпали Юрика вопросами, и Юрик, отбиваясь от журналистов и отвечая, как Бог на душу положит, совсем забыл в суматохе поговорить с лидером о деньгах, причитающихся ему за использование картины.
Дальше было вот что. Журналисты в своих газетах не только рассказали про встречу, но также опубликовали цветную репродукцию с картины. И тут же посыпались письма от читателей. Спрашивали, в основном, об одном и том же: кто автор картины, и где можно купить копию. Лидер партии снова - на этот раз тайком - встретился с Юриком и предложил ему всем отвечать, что, дескать, автор картины - это лидер и есть. Юрик потребовал компенсацию в лимон баксов. Лидер согласился с условием выплаты равными долями в течение трех лет. Юрик принял это условие.
И началась свистопляска. Репродукция с картины замелькала на страницах периодических изданий. Лидера партии "Народ за царя" объявили гениальным художником. Юрика объявили преданным почитателем. Картину объявили национальным достоянием. Она вошла во все каталоги современного искусства и числилась как находящаяся в частном владении. Институт российской живописи заявил, что его ученые должны тщательно изучить картину, чтобы уберечь ее от возможной порчи. Поскольку Юрик не выразил добровольного желания стать подопытным кроликом, его доставили в лабораторию института с милиционером, - вполне, кстати, доброжелательно настроенным.
И тут выяснилась поразительная вещь. Картина обладала некоторой как бы жизнью.
Была как бы живой, в некотором смысле. Не зря в тюрьме папа Юри-кин познакомился с шаманом и получил от него какие-то секреты.
При круглосуточном наблюдении за картиной ученые установили, что цветовая ее гамма периодически меняется. По утрам самыми яркими становятся огонь и купола, а к вечеру словно бы ярче и объемней становится образ девушки и темнее, жестче делается образ татаро-монгольца.
Религиозные листки, издаваемые на частные средства, завопили о "русском чуде". Завопили о том, что в образе девушки содержится намек на поругание Богоматери иноверцами. Официальная церковь сохраняла строгое молчание. Число сторонников и членов партии "Народ за царя" неуклонно возрастало.
Тут лидер партии собрался было съездить с дружественным визитом на Украину. Но ничего из этого не вышло, поскольку Украина уже обиделась. Не на самого лидера обиделась, а на эту самую картину, которая стала эмблемой партии.
Украинская пресса заявила, что никакого взятия Киева Батыем не было, поскольку и самого Батыя не было никогда. А был князь Александр Невский, одним из родовых имен которого, как доказали сами русские ученые, было имя Батый. Из этого следует, писали украинцы, что, взяв себе эмблему, прославляющую захватнический поход, партия "Народ за царя" с головой выдала свои тайные агрессивные намерения.
В ответ на эти выпады возмутился российский парламент, где лидер вышеуказанной партии занимал пост пятого заместителя спикера. Парламент заявил, что Киев был и навсегда в истории останется как отец городов русских. Русских, а не украинских. И отрицать Батыево нашествие -значит, пытаться перекраивать историю, подгонять ее под свои местнические интересы.
После этого парламент объявил картину "Взятие Батыем Киева" национальным достоянием, и Юрику вскоре после этого был вручен целый перечень того, что ему отныне запрещалось.
Больше всего Юрика почему-то разозлило то, что ему отныне запрещалось купаться в открытых водоемах, чтобы не повредить достояние республики. Запрещалось также вывозить картину за пределы страны без специального разрешения Министерства культуры. Для Юрика, по сути, это означало не выездной режим.
Юрик взвыл и стал бегать по врачам-косметологам, выясняя, не возьмется ли кто-то снять с него картину вместе с верхним слоем кожи. Но косметологи дружно разводили руками: мол, практически невозможно, слишком велика площадь картины, Юрик может не выжить после такой операции...
Закончилось все неожиданно и банально. Лидера партии вдруг взяли под стражу за какие-то финансовые махинации, а партия - через год после ареста лидера - потихоньку сошла на нет и самораспустилась. И про эмблему партийную, естественно, все тут же позабыли.
Юрик поначалу взгрустнул, поскольку привык уже к известности. Но потом вспомнил про папин бизнес, совершенно заброшенный, и решил его возродить. И, поскольку гены-то в нем были папины, он в этом бизнесе преуспел.
И стал, преуспев, жить-поживать да добра наживать...

ЗАГОВОР ПОСЛОВ

Тетушка Серафима разбогатела на торговле металлами. Она, в общем-то, и так была не бедненькой, поскольку муж ее - чиновник среднего звена - видимо, неплохо подворовывал и за руку никогда не был схвачен.
Но скучно ей, голубушке, стало, когда муж умер, и она - с кем поведешься, от того и наберешься, - завела собственный бизнес. Накопала откуда-то кучу бомжей, которые стали ей поставлять всяческий металлолом. Дальше - больше. Пройдясь по мужниным знакомым, остановилась на лихой делячке из Прибалтики, и та стала субсидировать "металлические" тетушкины дела и брать оптом все, что тетушке удавалось собрать...
Короче, повторюсь, тетушка Серафима разбогатела... На нее работали практически все городские бомжи и практически все конторы по заготовке вторсырья...
Богатство же, как известно, - вещь привлекательная. Оно подобно огню, на который стремятся всяческие мотыльки. Большинство таких мотыльков, конечно, обжигает крылышки и погибает бесславно. Однако те, кто имеют силу и ум и останавливаются не слишком далеко, но и не слишком близко от богатства, имеют шансы на выживание и, может быть, даже на успех...
Став богатой, тетушка Серафима узнала, что у нее, оказывается, куча родственников, о которых она раньше и не подозревала. Снова замуж она не собиралась, поскольку, по причине солидного возраста, справедливо полагала, что интересоваться ею можно только лишь как обладательницей "лимонов". Но, с другой стороны, одиночество ее тоже не прельщало. Поэтому на письма она старалась откликаться.
Таким образом, отношения с новообретенными родичами потихоньку складывались. День за днем, письмишко за письмишком - а там и пора пришла познакомиться вживую.
И явились к тетушке Серафиме две ее семейные ветви. Одна ветвь была малолюдной и представлена была всего-то навсего каким-то там четвероюродным племянником Антоном. Другая ветвь была пообильней. Олицетворяли ее три сестрицы средних лет, которые были не замужем и мужчин, как таковых, не переносили в принципе. Имена сестриц были на "В": Варвара, Валентина и Виктория...
Противостояние ветвей началось с первого же дня. Варя, Валя и Вика были правильными и добродетельными, Антон же - был веселым шалопаем, который своего веселого шалопайства нисколько не стеснялся и не скрывал. Он приехал с гитарой и по вечерам, если был дома, охотно пел сентиментальные романсы и песни собственного сочинения. Но дома он бывал не часто, поскольку был человеком общественным, и находиться в обществе себе подобных было для него первейшей жизненной необходимостью. Общество же себе подобных он обретал на ипподроме, в казино или в ночных клубах.
Варя, Валя и Вика тоже не были совсем уж сушеными воблами. Они могли и винца хорошего по рюмочке-другой выпить, и песню душевную спеть хором. Но главным их интеллектуальным развлечением, главной их душевной потребностью было - видеть и обозначать. Видеть, каковы люди наедине с собой, и обозначать их типическую принадлежность к тому или иному зоологическому отряду. Например, - змея, ворона, лисица, жаба От их острых глаз и острых язычков ничто не могло укрыться, и какое это было наслаждение - на все и на всех навешивать свои самодельные ярлычки...
Варя, Валя и Вика рассчитывали, что втроем они быстро обратят тетушку Серафиму в свою веру. И будет их не трое, а четверо неразлучных. И трое из четверки будут спокойно и комфортно поджидать, когда на них свалится наследство четвертой. Через месяц после того, как они у тетушки поселились, они уже точно себе представляли размеры ее состояния. А поскольку тетушка очень любила (и старики ведь не без кокетства!) называть себя провинциалкой, то три племяшки тоже придумали себе этикеточку в нужном духе и стали себя называть "послами из провинции", что тетушке очень понравилось.
Племяшки с тетушкой в картишки дулись, телевизор смотрели, перемывали косточки политикам, артистам, ученым, писателям. И все, казалось бы, для них складывалось идеально.
Но человек - такая вот несовершенная машина, которая все время старается и себя, и окружающую гармонию разрушить или, по крайней мере хотя бы перекосить...
Короче говоря, племяшки старательно подсчитывали те траты, которые совершает их дальний родич Антон, а поскольку растрачивал он их, племяшек, будущее наследство, то Варя, Валя и Вика то бесились, то приходили в ужас...
Надо было что-то делать. Надо было как-то отстранять этого придурка от лакомого пирога, который он, при таких темпах потрат, мог слопать единолично...
Варя, Валя и Вика устроили военный совет.
Варя сказала:
- Надо его выставить злым!..
- И жадным! - добавила Валя. - Охочим до чужих денег!
- То есть, надо его опорочить! - подвела итог Вика
- Надо открыть тетушке глаза! - сказала Варя.
- Надо ей уши закрыть! - сказала Валя. - Чтобы не слушала его песен!
- Его улыбочки да песенки - это его козыри! - сказала Вика.
- Кстати, о козырях! - сказала Варя. - Что азартнее: бега, рулетка или карты?..
- Конечно, карты! - сказала Валя.
- Конечно, рулетка! - сказала Вика.
- Девочки, не спорьте! - сказала Варя. - Давайте сходим и посмотрим!..
- Окунаться в эту грязь?.. Фу!.. - сказала Валя.
- А мы не окунемся! Мы сбоку постоим! - сказала Вика...
И они пошли на бега, пошли в казино, пошли в ночной клуб, где велась картежная игра.
На бегах было людно и шумно, было пыльно, пахло людским и лошадиным потом. Лошади бегали очень быстро, и все были похожи друг на дружку, поскольку у каждой был один хвост и четыре ноги. Непонятно было, как они могут носиться, не запутываясь в своих конечностях...
Возле рулетки было интереснее. Людей тут было меньше, потом не пахло, и никто ни на кого не пялился. Варя поставила на чет, на красное - и выиграла пять тысяч.
Это ей понравилось, но больше играть она не стала, чтобы не впутаться окончательно и не погибнуть. Валя и Вика посмотрели на нее одна с неодобрением, другая - с завистью...
Карты были не так интересны. Потому хотя бы, что в картах постоянно что-то надо соображать самому, а в рулетке за тебя думают крупье и слепой случай...
Итак, после посещения злачных мест решено было, что рулетка - самая азартная игра и самый большой соблазн. Решено было выследить, когда и где бывает Антон с отвратительной целью - играть в рулетку. Решено также было (о пик стратегической мысли!) притащить тетушку к рулетке в тот день и час, когда распоясавшийся Антон будет выглядеть особенно отвратительно...
Сказано - сделано. Целый месяц Антона выслеживали, и он, по беспечности своей, ни разу слежку не заметил. Выяснили его расписание, его любимые места и часы.
В нужное время - как было задумано - привели тетушку, надеясь, что Антон на нее зарычит, заругается. В общем, выдаст свое звериное нутро.
Однако вышло не совсем так.
Антон, увидев тетушку, обрадовался, и она почему-то не возмутилась, а тоже повеселела, уселась рядом с племянничком и взяла пригоршню фишек, щедро ей Антоном предложенную.
И пошло-покатилось... Новичкам, как известно, везет. Тетушка целый вечер выигрывала. То есть, не подряд все время, конечно. Но часто, очень часто...
На другой день три "В" изо всех сил старались очернить Антона, но тетушка в ответ на все их выпады только загадочно щурилась да иногда томно улыбалась. И ни звука не издавала против своего ужасного племянничка...
Отныне ее перестали интересовать прогулки. И даже совместное с племянницами перемывание чужих косточек больше не казалось ей привлекательным. Она куда-то исчезала почти ежедневно и ни одной племяшке об этом не рассказывала.
Варя, Валя и Вика поначалу решили, что тетушка серьезно занемогла и не говорит им об этом, чтобы их не расстраивать.
Но время шло, и никаких внешних признаков ухудшения тетушкиного самочувствия не было.
Наоборот, тетушка словно бы расцвела. Уж не влюбилась ли? Не захотела ли на старости лет замуж выскочить и тем самым обездолить всех "послов из провинции?"
Варя, Валя и Вика решились и стали тетушку выслеживать, прекрасно понимая, что если будут замечены, то будут с корнем вырваны из сердца своей родственницы.
Задача оказалась нетрудной, поскольку тетушка слежки не ожидала и не проверялась на этот предмет.
Тетушка привела сыщиков прямиком... в казино. По ней было видно, что она счастлива и жизнью весьма довольна. Она играла долго и проигрывала огромные суммы. Варя, Валя и Вика подсчитывали их шепотом и горестно вздыхали, чувствуя себя обворованными.
Так у них и наладилось. Тетушка проигрывала - племяшки подсчитывали.
А в один прекрасный день она им сказала:
- Что-то ваш вид мне не нравится! Этот дом на вас плохо влияет! Не уехать ли вам куда-нибудь в деревню?..
"Послы из провинции" попереглядывались, поперемигивались, но - остались...
Правда уже через месяц они об этом пожалели, потому что тетушка спустила все свое состояние и стала жить на то, что она - вместе с Антоном - выигрывала в рулетку...
Тетушка себя при этом обиженной и обездоленной не чувствовала. Антон -тоже...