Мария Дук (11 класс, гимн. № 144, СПб)

ЖИЗНЬ
В двух частях.

ЧАСТЬ 1.
"ЛЮБОВЬ".

ПЛАЧ.

Ты все срывала листья берез,
Ты их сжимала в дрожащий кулак;
Море не выпитых тысячных слез;
Море не выпитых перечных слез;
Плач, плач, плач...

Ты, как всегда, не боишься беды,
И никогда не живешь просто так;
Капли неверных холодных дождей;
Капли соленых холодных дождей;
Плач, плач, плач...

Я навсегда улетаю на юг,
Мысленно, может, в полете в овраг;
Льется на дне голубая река;
Льется, горчит голубая река;
Плач, плач, плач...

Гулкою тушей падает жизнь,
Вечно, чего-то, живем мы не так;
Брезгуют вороны тело клевать;
Брезгуют вороны падаль клевать;
Плач, плач, плач...

Падаешь медленно, но навсегда,
Слышишь в округе лай собак;
Ты вспоминай их хоть иногда;
Ты им завидуй, хоть иногда!
Плач, плач, плач...

"РАЗНОЦВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ".

Зеленая любовь.

Ты не знаешь, что есть "зеленая" любовь? Что ж, изволь, я тебе это покажу Видишь стол? А зеленую настольную лампу? Этот человек..., кто он/ Неважно. Ты видишь, какие зеленые его глаза в эту минуту, когда он, высунув язык набок, пишет карандашом? Это - "зеленая" любовь, и тетради за два рубля - зеленые-зеленые - для него созданы. Ты видишь, какая зеленая его рубашка, какая зеленая плесень по всей его фигуре, кроме неустанных рук? Ты видишь, какой зеленый этот высунутый язык; как думаешь, почему? А он лизал зеленый карандаш, все остальные он поломал, ручки исписал, а точилку потерял два года назад. Ты видишь, он пьет зеленый чай и жует зеленый лук...Только глаза, вот беда, становятся ближе к полуночи красными.
Желтая любовь.
Желтая любовь похожа на обед в детском саду. Все бегают и играют в пятнашки, и вдруг приносят пюре картофельное. Мальчик в коричневых колготках, желтых шортах и розовой рубашке заныл:
-Не буду обедать!
-Ешь! - говорит грозная воспитательница.
-Я не люблю пюре!!! - ныл мальчик.
Воспитательница отвлеклась.
-Эй, отдай пюре мне, я есть хочу! - сказал его друг, худой-худой, всегда болевший.
Желтые впалые щеки ребенка никогда не покрывались румянцем.
-Ты что, неужели все съел? - удивилась воспитательница.
-Угу, - ответил первый мальчик.
А второй мирно доедал невкусную селедку и любил весь мир своей желтой любовью.

Белая любовь.

Улыбка ее была светлая-светлая, хоть и не было во рту уже ни одного зуба. С трудом подняв руку - белую, почти прозрачную, пригладила она редкие серебряные волосы, все еще такие красивые. Дом престарелых, спят ее соседки, мирно храпят сейчас, а как проснутся - станут жаловаться. Лица у них у всех измученные, дряхлые. А сейчас раннее утро, ее лучезарные глаза смотрят вокруг, на белые рамы, скользят по белому потолку. Она -такая старая, почти невидимая, хрупкая и белая, как призрак, - вдруг легко поднялась на ноги и пошла на носочках, почти летя. Всю жизнь она была легкая и белая, как пушинка. Одуванчик - он тоже седеет, а потом летит так же по палате, как она. Она парила в душном воздухе, подлетела к окну и, улыбаясь, выглянула в форточку. А потом она, кокетливо подмигивая воробьям, порхала по белым цветам жасмина, играла с тополиным пухом в догонялки...А потом так же неслышно влетела в белую форточку и, хихикая, спряталась под белым одеялом. Когда проснутся все, она будет их слушать и потихоньку любить всех белой любовью.

Голубая любовь.

Тает снег. Она поскользнулась и наступила в лужу. Голубое небо. В ботинках хлюпает вода - голубой холод. С крыши "пятиэтажки" сорвалась сосулька и с обреченным звоном разбилась об асфальт - голубые осколки. Голубая даль, голубая даль, она наполнена чем-то светлым и далеким, чем-то ярким и манящим. Вот дом какой-то, и вдруг в окне видит она удивленное лицо, чуть отливающее голубизной из-за того, что стекло мутное, с осени не мытое. Знакомое лицо. Где-то в голубой дали прошлого запряталось оно - голубая любовь. Она помнит его - в окне его уже нет. Она остановилась и задумалась. Но из подъезда выскочил тот, кто только что смотрел из окна: в расстегнутой куртке, без шапки. И он поскальзывается и ступает в лужу. Он бежит к ней, как это они могли, они чуть не забыли друг друга, а сейчас сметали голубую паутину со своей памяти, и было вовсе не стыдно так плакать в голубой утренней дымке. И они шли, разговаривали, смеялись - и было уже неважно, что у обоих в ботинках хлюпает голубая вода, и оба подхватят "голубую" простуду...

"ГЕНИЙ"
Отрывок 1

"- Я люблю сосны, это такие добрые деревья... - улыбнулась Рита.
-Добра нет. Это придумали люди.
-В сосновом лесу такой запах теплый...Глупо с их стороны бояться этого леса.
-Нам это на руку. Они нас не тронут. Дураки они все. Завтра они нас снова посадят под замок. Еще не поняли, что они не смогут меня никогда запереть. А знаешь, я привык уже, что для нас с тобой класс состоит из двух человек. Так даже спокойнее -учиться-то.... - пожал плечами Гений.
Она легла на мокрый мох. Струи дождя поливали ей лицо. Гений лег рядом и смотрел в небо холодными-холодными пустыми глазами... Волосы мальчика были совсем черными от воды. Лица и одежда детей были в земле, мокрые. Очередной почти животный ночной побег от людей, от их забот. Гений сел, все смотря льдинками в мутные небеса.
-Мы так и останемся. Никогда не появится человек, способный понять нас с тобой.
Он встал, подал Рите руку. Потом посмотрел ей в глаза долгим взглядом, немного поднял мертво висящую руку, протянул в ее сторону.... Прогремел гром, он вдруг отдернул руку, резко отвел взгляд, повернулся и пошел в сторону города. Она шла рядом с ним, а он молчал..."

РЫБЫ

В полумраке рыбьей скуки
Спят созвездья Зодиака.
Гложем камушки науки
В мерзлых лонах Рыбы-знака.

Март пришел, нагрянув мраком,
Как всегда, неся свободу.
После будут Овен с Раком,
Рыбы ждут сейчас невзгоды.

И прошел мой день рожденья,
Ну а твой еще нагрянет,
И рождает март сомненья,
Меня вечно что-то тянет.

Жесткий, сочный лист апреля
Мне потом глаза откроет.
Слышала я, как сопели
Медвежата по берлогам.

Они спали в мути марта,
Кто-то спал, но знаю точно:
Вдруг бессонница взыграла
У меня и у "Философа".

Поезда здесь близко ходят,
Слышу их тревожный топот.
Рядом с ним, наверно, бродит
Электричка с чьим-то хохотом.

Он, наверно, в темной кухне
Так же пальцем вел по скатерти...
Думал, думал, думал, думал,
Открывая окна запертые.

Слишком любим мы с ним думать,
Слишком много дней теряли...
Но не грех нам быть разумными
Только в марте Рыб - "Искателей"*.
(* "Искатель" - журнал научной фантастики 80-х годов).

"ГЕНИЙ".
Отрывок 2.

"Плечо коснулось песка, Рита подумала, что упала. "Не смей" - скорее почувствовала, чем услышала. Гений почему-то запыхался, его большие руки прижимали ее плечи к песку, а два синих-синих горных озера, полные той же боли, медленно замерзающие хрупким льдом от зрачка, закрыли собой все, горячее дыхание тронуло щеки и губы. Гений просто догнал ее, толкнул вниз и прижал ее к земле, чтоб не смогла вырваться и просить туман о смерти.
-Я же сказал, никому не дам тебя убить, никто, кроме меня, не посмеет убить тебя.... - горячий шепот был похож скорее на змеиное шипение. -Что?!
-Очухалась? - вместо синих озер были голубые стекляшки, а Гений стоял достаточно далеко от нее".

ЧАСТЬ 2. "СОБЫТИЕ".

Что-то вздрогнуло, что-то скрипнуло,
Нет события, нет события.
Мир несет опять околесицу,
Нет события, нету действия.

И мелькает в глазах что-то синее с золотом,
Ударяет по сердцу тяжелым молотом,
Молот содран с герба, с креста - человек,
Символ мертв, умирает "чего-то век".

Начинается век Ничего и Никак.
Человек, ты умрешь,
Ты сгниешь,
Ты уйдешь,
Если вдруг...
Если вдруг хоть посмеешь
Подумать,
Спросить,
Просить, жить...

Никогда, никогда не простите их,
Нету действия, нет события.
Лишь в одно мое слово поверьте:
Жизни нету - нету и смерти!

И идешь медленно, и вздыхаешь,
Крики чаек, рев машин затихает.
Чайки с моря, машины с Японии...
Умираете вы, не жили вы!

Начинается жизнь Нигде и Ничем.
Ты не смей, человек, никогда, низачем
Кричать,
Дышать,
Решать.
А иначе если, а иначе ты сможешь,
Когда-нибудь, может быть,
Любить,
Ходить,
Просить, жить...

И не встретятся глаза в день открытия,
Нет события, нет события,
Не падет слеза, будет весело:
Нет события, нету действия.

Только слезный дождь где-то кружится,
Его нет, то - кошмар, это - ужасы...
По своим домам мирно спите вы:
Нету действия, нет события...

ЭТЮД

Рыжий-рыжий закат спрятался за плачущей многоэтажкой; многоэтажка плачет про себя, держится. Лицо ее сереет от слез и обиды, что такой красивый закат ушел туда, и что люди стоят, смотрят туда и говорят- "Зачем здесь этот дом?". Кто эти люди? Как только закат ушел, небо стало фиолетовым, полетело быстро на юг, как птицы, совсем уж по-осеннему. Небу тоже хочется лететь с ветром, искать красивые края и радостные лица, вот оно и летит на юг. А тонкий, сухой, стройный строительный кран посмотрел, и увидел последний луч заката, и из старого-старого, как автобусы "ЛиАз", желтого цвета он стал ярко-рыжим, и засветился весь, и стал как будто даже не таким ветхим и тонким, а прочным и таким ярким, что стал резать глаза. И грустные темно-зеленые березы потянули свои макушки и тоже стали светиться. И даже серая, грустная многоэтажка вдруг поняла, что, когда она закрыла свет от людей, она сама осветилась этим рыжим светом с другой стороны. И почему она никогда не задумывалась об этом? И яркое свечение строительного крана отразилось в престарелых ее окнах, и эти люди, ругавшие дом и небо, увидели этот свет и поверили в его существование. И всем им, видевшим в тот вечер этот рыжий свет, хотелось сохранить его предсмертное тепло на своих лицах, или ветвях, или конструкциях, или просто, как тот дом, на своих холодных бетонных блоках....Но закат умер, и кран снова стал ветхим, деревья осенними, дом серым, а люди хмурыми. И зачем они так поздно поняли радость солнца? И лишь небо равнодушно махало крылатыми тучами, летело на юг; оно-то знало, что утром солнце встанет, но никто опять - до вечера - не заметит его рыжего света. "Се-ля-ви" - поднял облачные брови ветер, облизал сухие губы, и с новой силой дунул с севера, прогоняя тучи на юг, в осень.

"ЛЮДИ, КОТОРЫЕ УХОДЯТ"

Сегодня я расскажу тебе сказку про людей, которые уходят.... Как их зовут? Нет, их не зовут. Какие же у них могут быть имена, если они уходят? У нас у всех всегда есть память о них: мы помним гордые спины и высокие шеи.... Что? Нет, лиц нет. Никто уже не помнит их лиц. Да и вообще уже давным-давно забыли, этих людей. А спины их помнят. Да и как же не помнить эти их спины? Такие прямые, сильные, такие гордые. Нет, не отпирайся, ты ведь помнишь это, эти серые или синие, реже черные одежды и крутые, как крылья, лопатки.... Кто они? А я не знаю. Да кто знает? Не помню, почему же они ушли, когда я их видела, наверное, обиделись, не ужились.... Да, да, я знаю: со всеми бывает. Только вот они почему-то ушли. Мы забыли их и всегда забываем. Это так принято: раз они ушли, то их должны забыть. Это нормально, это правильно.....Чего они ждали? Ждали, что их вспомнят, полюбят и позовут назад, но их не полюбили. Или, может, лучше им было остаться? Но мы все так делаем! А вот они от нас отличаются....Что говоришь? Да, это - справедливый вопрос: почему же они, все-таки, уходят? И правда, почему?

"У НАС ЕСТЬ ВСЕ, ЧТО ВАМ НЕ НУЖНО"

Какая-то странная осень. В этот день Призрак сорвал на газоне последние подмороженные одуванчики и так и не смог согреть их. Призрак умер давно, так давно, что уже не помнил, мужчиной он был или женщиной, но так и не отвык от того, что дыхание должно быть ГОРЯЧИМ. Призрака ужасно возмущало, что у него ледяное дыхание. И вот сегодня из-за этого он не смог отогреть ноябрьские одуванчики, выкопанные из снега. Призрак сейчас имел все, что бы ему ни захотелось. Он управлял людьми, он мог заставить их сделать во сне что угодно. Он мог спокойно жить в чужих домах бок о бок с его хозяевами. Мог убивать, наслаждаться безнаказанностью. Он мог брать от этого мира каждый день все и еще немного. Да, когда-то, тогда, когда он еще помнил, где он родился и умер, он уже праздновал свою смерть, заставлял весь мир служить ему, но это ему наскучило. Нет, он не страдал от одиночества, и никогда в своей вечной смерти не скучал ни по кому и ни но чему. Он не знал иных призраков, и ему было все равно, есть ли они. Вот уже тысячи лет жил он среди живых - как на необитаемом острове - устал играть в бога, устал вмешиваться в жизнь. Нет, он не просил никого о вечной жизни, но ему лень было задаваться вопросом, почему он ее получил. Каждый год он объявлял себя Призраком Года, лучшим Ночным Кошмаром, Самым Мудрым Богом, еще чем-то.... Жутко бы стало тому, кто бы увидел, как Призрак сам вручает себе награды на старом заводе, где он сейчас жил, а потом сам же клянется кому-то, что он будет хорошим призраком, просит, чтобы на будующий год его тоже избрали, разговаривает с собой, дает интервью в пустоту, и разыгрывает удивительные сцены на тысячу ролей в одиночку...Но и это, в конце концов, ему надоело: Это ему было не надо! Но так уж устроен мир, что в нем есть все, что нам не нужно. Единственная важная вещь - ...! Призрак поморщился, снеова почувствовав во рту свой колко-ледяной вздох, но ГОРЯЧИМ его дыхание больше никогда не станет....

"ГЕНИЙ". ОТРЫВОК 3. ("СПИРИТ")

Джениус неуверенно шагнул в высокий подвал, пахнущий плесенью, но уютно обустроенный. Камин, письменный стол, темно-красное, вращающееся кресло в пепельнице дымилась трубка, видимо Спирит ушел не-Гвно Он не ^слышал тихих шагов, не успел отодрать от себя липкие руки цепко поймавшие его сзади. Четкие размеренные движения: больно вонзилась игла в его шею, липкие юркие пальцы нажали сильней, так, что Джениус зажмурился от боли, потом все ушло. Когда он разлепил веки -Спирит сидел в кресле с трубкой, в его руках ничего не было.
-Вон там тридцать ящиков, по сто штук сыворотки в каждом, - сказал он задумчиво, вытащив трубку изо рта, указывая глазами в дальний угол. У Спирита было широкое лицо, растрепанные светлые волосы, обыкновенные серые глаза. Внешность его была настолько проста, так обыденно смотрелся этот человек в кресле, что даже Джениусу не верилось, что перед ним сидит человек-бог, самый умный на земле. История Спирита была покрыта тайной, он просто знал все, как казалось людям. И при этом именно эти размеренные движения невысокого гения, его широкое розово-бежевое лицо, эти морщинки под глазами, складка на лбу, пушистые коричневые ресницы, и, как будто случайно "наляпанные" на лице желтые брови, внушали то ощущение безопасности, ту веру в его способность спасти ВСЕХ. И только юркие липкие пальцы внушали человеку тревогу. -Спасибо, Спирит. Но, неужели, ты не хочешь спасти сам? -Три тысячи человек... И.. Да! К каждой из сывороток приложена добавка Если не добавишь, люди застрянут между жизнью и смертью. Ты понял? -Но Спирит! Зачем?
Я мог бы стать богом, - вскричал Спирит, вскакивая, - мог бы, если бы использовал мои знания. Но, - добавил он, садясь, - Не доросла еще жизнь до них. А может, выбран не тот вид? - Синие глаза блеснули в свете камина.
-Что же ты говоришь! Ты - человек, и ты - наша последняя надежда. -Ха! Надежда. Вам нужно божество. Ваши головы не способны к вечности, потому что они не свободны. - Спирит положил ноги на стол и снова закурил. - Все это не имеет значения, - добавил он после паузы, - Вот: трубку курю. Для удовольствия? Для видимости! Чтоб хоть что-то во мне напоминало тебе человека. Все это не имеет значения. Три тысячи. Подумаешь! Так, игрушки. Да, впрочем, может, игрушки. А ты мой ребенок. Ты думаешь, что я тебе ввел?
-Что?
-Да, я тебе имя дал. А представь: был бы ты и дальше Валерой. Хочешь быть опять Валерой?
-Если честно? Да.
-Да....Знаешь, ты любишь оводов?
-Не...знаю....
-Прекрасные животные, хочу заметить. Они, если угодно, свое беспомощное детище в гору мяса вводят. Ну, как тебе? Гора мяса умрет, а детищу - ничего. Это - все игрушки мои. Вот, я могу стать богом вам, тупым, безумным; могу умереть, и тысячу лет мне молиться будут. А нужно мне это? Я ТЕБЕ даю право вершить судьбы. Ту, добавку, я мог бы сразу в сыворотку ввести, но я предоставлю это право тебе. И пусть твоя совесть людей рассудит. Ты, Джениус, ты их веди. А мне, - мне не интересно это все. Когда окажешься в густой, безграничной пустоте, тебе земные достижения тоже наскучат.
-Спирит. Кончай. Ты - ЧЕЛОВЕК!
-Да??? Не богом быть страшно, объективным быть страшно. У вас, Джениус, вечно будет стена, граница, ваша коробка: любовь, дружба, принципы, ненависть! - Глаза Спирита раскрылись, блестели, он был как безумный. Наконец, он вздохнул и опустил голову. - Джениус, в свои тридцать я не умею ненавидеть. Я разучился! - С горестной усмешкой добавил он. - Последний раз я ненавидел одиннадцать лет назад. Джениус, я тогда что-то делал, как-то привязан был к этому миру. Теперь - у меня нет субъективности. Джениус, я устал. Ненависть к этому миру держала меня тут. Ты не знаешь, я знаю больше тебя. Нет, не смерть. Я знаю, как уйти от смерти и от жизни. Там просто не будет такого понятия! Иди и просто знай, все, что бы ты ни сделал, не имеет никакого значения, нет в этом смысла! - Спирит зловеще усмехнулся и отвернулся в кресле.
Джениус бросился к креслу, крутанул его - слишком легко! - там не было Спирита!"