Григорий Демидовцев, Сергей Смирнин

Редакция журнала "Творчество юных" приветствует совместное творчество зрелых мастеров и начинающих сочинителей. Сегодня мы публикуем плод такой совместной работы: роман мастера (Г. Демидовцева) и его ученика (С. Смирнина) "Не на жизнь, а на смерть..."

НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ...
(Фантастический роман)

Часть первая
ОНИ УХОДЯТ

1.
- Ты будешь делать то, что я прикажу! - орал отец, потрясая сухонькими своими кулачками и брызгая слюной.
Глаза его - узенькие черные бойницы - налились краснотой. Красный цвет просвечивал сквозь черный и придавал отцовскому взгляду жутковатость.
Глен поежился, но взгляда не отвел.
- Почему? - спросил он упрямо. - Почему я хуже тебя? Почему мне ничего нельзя?
Отец задохнулся от злости. Онемел от неслыханной наглости прямого вопроса.
В горле его что-то булькнуло, и он судорожно сглотнул.
- Потому! - прошипел он, и ненависти в его голосе было так много, что Глену показалось, - до нее можно дотронуться, ощутить ее пальцами.
Мать, что молча сидела за столом, пошевелилась, и Глен повернулся к ней, надеясь, что она даст более разумный ответ.
- Ты вне закона, мальчик! - проговорила она спокойно. - Пока ты не взрослый, ты никто и ничто! Незваный гость! Ошибка! Недоразумение! Вот так-то!..
В ее спокойном тоне была такая безнадежность, что Глену зарыдать захотелось, и душно стало, и жарко.
Глен комкал в себе рыдание, как мерзкую гадину, и никак не мог одолеть, потому что гадина извивалась, изворачивалась, выскальзывала.
- Но почему так?.. - выдавил он из себя дрожащий шепот.
- Потому! - выкрикнул отец и дернулся, словно хотел на Глена накинуться. - Давай посчитаем! Когда ты появился, мы лишились Генеральной Страховки! Из-за этого, случись что с нами, за все придется платить из своего кармана! Считать дальше?..
- Считай! - сказал Глен.
- Мы также лишились надбавки за бездетность! - сказал отец. -Между прочим, она была больше, чем обе наши зарплаты! Продолжать?
- Продолжай! - сказал Глен.
- Мы также вылетели из избирательных списков! - сказал отец. -А это значит, что на выборах всех ступеней мы не будем получать подарков от кандидатов!
- Мы потеряли статус "примерных граждан"! - сказала мать. - И теперь мы не сможем бесплатно ездить в городском транспорте!..
- Нам стало тесно! - сказал отец. - Потому что ты вечно путаешься под ногами!
- Соседи перестали здороваться! - сказала мать. - Потому что мы теперь - "неудачники"! И они боятся подхватить от нас эту напасть!..
- Но зато у вас есть я! - выкрикнул Глен. - И я буду вам помогать, когда вырасту!
- Ты появился десять лет назад! - сказала мать. - И будешь расти еще десять! За это время мы растеряем последние силы!..
- Но ведь раньше родители детей любили! - выкрикнул Глен. - И дети - родителей!
- Бред! - рявкнул отец. - Откуда ты это взял?..
- Ребята сказали! - прошептал Глен.
- Что-о?.. - глаза и щеки отца так налились кровью, будто вот-вот лопнут. - Ты общаешься с другими выродками?.. Звони в полицию, жена!..
- Напрасно ты слушаешь всякие сказки! - сказала мать укоризненно.
Поджала губы...
И подошла к телефону...

2.
Полицейский был толст, как призовой боров на сельскохозяйственной выставке. Глен видывал таких по телевизору. Глазки утонули в жиру и оттуда, из глубины, хитренько проблескивали. Уши топорщились, как два кудрявых лопуха. На полированном коричневом черепе змеилась дюжина-другая последних волосинок. Лоснящиеся губы вывернуты наружу. Нос - как вкривь отрезанная хлебная горбушка... "Урод! - неприязненно подумал Глен. - Почему выродками называют нас, а не этих?.."
- Инспектор по надзору за детьми Джим Пиккер! - представился толстяк. - А ты, насколько я знаю, - Глен Глоски, десяти лет от роду, незаконно появившийся на свет в нашем благословенном государстве! Так?..
- Так! - буркнул Глен. - Я ни в чем не виноват!
- Ошибаешься!.. - в голосе инспектора Пиккера появился металл. -Ты виноват в том, что родился! Наша наука все сделала для того, чтобы дети не появлялись! Но они появляются, черт их подери! А раз появляются, - значит, хотят это сделать! Хотят нарушить наши запреты! То есть, налицо преступный умысел! Что и требовалось доказать! Ты, Глен, преступник, поскольку ты родился! И сам факт рождения твоего - есть неопровержимая улика и прямое доказательство твоей вины!
- Все это враки! - сказал Глен. - Вы, взрослые, обожаете врать!
- А то, что ты видишься с другими детьми - тоже враки? - вкрадчиво спросил инспектор. И вдруг изо всей силы грохнул кулаком по столу и заорал. - Отвечай, чертов выродок!..
- Неправда это! - сказал Глен.
- Ты преступник! - сказал инспектор. - И ты об этом знаешь, и я об этом знаю! Я могу тебя упечь!..
- Можете - так делайте! - сказал Глен и сердито тряхнул головой, отгоняя прихлынувшие слезы.
- А как же! - инспектор помахал в воздухе листочком зеленой бумаги, лежавшим перед ним. - Вот заявление твоих родителей! По закону ты виноват, пока не докажешь свою невиновность! Но мы, видишь ли, демократы и гуманисты! - тут инспектор скривился то ли в презрительной гримасе, то ли в приветливой улыбке. - Поэтому начинаем работу с преступниками не с карающих мер, а с предупредительных! Запомни: ты у нас под колпаком! Второй сигнал будет, - и ты загремишь по полной программе!
- Запомнил!.. - сказал Глен...

3.
Домой Глена вез отец. Всю дорогу он бубнил себе под нос наставления и угрозы.
- Выпустили - радуйся! - бормотал он. - Будь моя воля, - ни за что бы не выпустил! Если ты преступник, - сиди за решеткой! Й не мешай жить честным людям! И не отнимай у них честные льготы, данные заботливым государством! Мы тебя не просили рождаться! Не приглашали! На вас, на чертовых выродков, давным-давно наложен запрет! И правильно!.. Но вы прорываетесь!.. Видано ли, чтобы рожали без помощи отцов! Вы этого добились! Ваша наглость непомерна! Вы обходите научные законы и законы государства! Вы - враги!.. Уничтожать, а не нянькаться! Вот как я бы сделал!..
Глен слушал вполуха, глядя сквозь стекло их старенького "фордика". Думалось Глену о том, что мать и отец его все-таки любят, но любят скрытно. Потому что ведь есть законы, карающие за сочувствие к тем, кто вне этих самых законов.
Уже показался их дом - серая обшарпанная десятиэтажка...
И вдруг Глен увидел Линду...
Линда жила пятью этажами выше его. Мать и отец Линды были больными. Что-то с ногами было у них не в порядке. Ходили, переваливаясь, как утки. К ним дважды приезжала Служба Санитарного Контроля (ССК) и тестировала их на своих аппаратах. И оба раза им удалось избежать усыпления...
Глен и Линда были единственными детьми на все десять этажей и поэтому, вопреки запретам, тайком встречались и дружили...
Сейчас, похоже, Линде нужна была немедленная помощь. Плохо Линде было.
Она изо всех силенок бежала к дому, надеясь там спрятаться и спастись. А за ней, отставая на шаг-другой, - два толстых плешивых мужика. Карманы их расстегнутых пиджаков подозрительно отвисали. Наверняка в карманах было какое-то оружие. Или же просто камни, которыми по закону можно было насмерть забивать детей, вышедших на улицу в неположенное время или без сопровождения взрослых.
"Ну почему, почему быть детьми так плохо?" - подумал Глен и рванул на себя рукоятку, открывающую дверь.
- Куда? - заорал отец. - Вернись, гаденыш!..
Но Глен уже не слышал, уже не мог остановиться. Он включился в бешеную погоню, в отчаянную попытку спастись, - стал неотъемлемой частью всего этого. Линда летела к дому... Толстяки мчались за ней... Глен набегал наискось сбоку...
Первый преследователь уже руку тянул... Уже почти касался худой девчоночьей спины...
Но тут второй, до предела возбужденный погоней, рванулся и задел плечом первого.
В результате сбились с темпа оба и, обменявшись короткими ругательствами, помчались дальше бок-о-бок...
Линда бы не спаслась ни за что на свете, если бы не Глен. Глен сбоку налетел и подставил подножку тому, что теперь был справа. И правый толстяк с воплем рухнул под ноги левому.
А Глен и Линда ворвались в свой подъезд и - мимо окошка усатой старухи-консьержки - взлетели на свои этажи. У Линды был ключ, а Глену мать открыла после третьего звонка...

4.
Оказавшись в своей комнате, Глен первым делом заперся изнутри. Затем - подскочил к окну.
Толстяки толклись возле подъезда и размахивали руками. Что у них, дел нет других что ли?..
Вот отец выбирается из машины. Он очень медленно это делает. Будто спит на ходу.
Вот он обходит вокруг... Дергает за ручки, проверяя, заперты ли замки...
Вот приближается к толстякам... Движется мимо...
И вдруг - остановился... Видимо, его позвали эти двое...
Вот он вернулся... Вступил с ними в беседу... Стал так же махать руками, как эти..
Дальше Глен не смотрел, потому что другое, более интересное зрелище его отвлекло...
Он увидел, как сверху спустился спичечный коробок на ниточке и закачался возле окна. Это был их с Линдой способ тайной письменной связи...
Глен вскарабкался на подоконник, открыл форточку и осторожно, чтобы не порвать, перебирая нитку, втянул к себе коробок. То есть, не коробок, а почтовый ящик, поскольку кроме послания от Линды в нем ничего не содержалось.
Глен вытащил бумажку, сложенную вчетверо, и нетерпеливо ее развернул.
На бумажке было всего четыре значка - две буквы и две цифры.
"СН17".
Это означало очень многое. В частности, это означало, что Линда предлагает ему уходить от родителей навсегда. А встречу она наметила на свалке, на "их" месте не позднее пяти часов вечера.
Глен соскочил с подоконника, поставил черным фломастером жирный плюс под посланием Линды. Затем он снова определил бумажку в коробок и легонько дернул за нитку два раза подряд.
Коробок, слегка покачиваясь, уплыл наверх.
Что там отец и эти... преследователи?..
Глен глянул, и на душе у него заскребли большие когтистые кошки.
Отец и толстяки смеялись. Не просто смеялись - хохотали взахлеб и похлопывали друг друга по плечам. Время от времени они тыкали пальцами вверх - в сторону Глена. Будто видели его снизу.
То, что отец не торопился домой, не торопился давать очередной разнос, не сулило ничего привычного. Ничего привычно плохого.
Назревало что-то новое. Что-то неизвестное и поэтому - особенно мерзопакостное.
Вовремя Линда надумала бежать! Давно бы надо!..
Глен глядел вниз на веселящуюся троицу и изнывал от неизвестности. От предчувствия большой беды...

5.
Когда подъехал белый фургончик с огромными красными буквами на боку - ССК - Глен испугался за Линду...
Служба Санитарного Контроля!..
Они ведь уже были у родителей Линды! Неужели снова к ним?..
Но при чем тут преследователи? При чем тут отец?..
Вот он, суетясь, подбежал к офицерам Службы - жилистым верзилам в камуфляжной форме - и руками замахал не хуже двух толстяков. Глену мерещилась заискивающая улыбка на лице отца, хотя увидеть ее отсюда, из окна, конечно же, было невозможно.
Верзилы что-то приказали, синхронно взмахнув правыми руками. И отец засеменил перед ними, ведя их...
Куда?..
Если к Линде, так они и так должны знать адрес, - дважды уже приезжали! Или, может, приезжали не те, что сегодня?..
А если не к Линде?..
Глен вдруг остро почувствовал, как он мал и слаб. Эти взрослые верзилы, если захотят, смогут с ним сделать все, что угодно!..
Их уже не видно...
Они уже поднимаются...
Сюда?..
Или не сюда?..
Пронеси, Господи!.. Да минует меня чаша сия!..
Это мать его научила молитвам - тайком от отца. Ведь детям, в силу их врожденной преступности, запрещено обращаться за помощью к Богу. Впрочем, у людей просить помощи им также запрещено...
Вот у дверей на лестничной площадке - громкие голоса.
Вроде бы, мимо?..
Удаляются, вроде бы?..
Нет!..
Нет!!..
Нет!!!..
В замке скрежещет ключ.
Дверь взвизгивает, растворяясь.
Почему сюда?.. Зачем им Глен нужен?.. Разве Глен в чем-то виноват?..
Отец входит в комнату с торжествующей улыбкой на лице. За ним - верзилы.
Один из офицеров небрежно отстраняет отца.
- Глен Глоски! - говорит он. - Вы виновны в оказании преступной помощи Линде Клейн! Ваша вина доказана утверждениями трех свидетелей! В силу этого вы подлежите уничтожению на месте, как социально опасный элемент!..
На груди у офицера - толстая и короткая черная трубка, расширенная с одного конца. Это лучемет. Говорят, он сжигает человека целиком за полминуты. От взрослого за тридцать секунд остается кучка пепла.
За сколько же он ребенка испепелит?..
- Спускайтесь вниз! - говорит офицер. - Здесь пачкать не будем! Ваши родители доказали свою лояльность!..
Глен идет к двери... Словно во сне... Словно это не он, а кукла, на него похожая...
Такого не может быть!.. Просто не может быть такого!.. А во сне мало ли что прибредится!..
Глен глядит на отца. Но отец на Глена не глядит - радостный взгляд отца направлен в потолок.
Глен глядит на мать, которая вышла из своей комнаты. Мать стоит молча, безвольно уронив руки вдоль тела. В глазах ее - слезы.
- Мама! - говорит Глен.
У матери на лице появляется испуг. Она качает головой, делает рукой отстраняющий жест.
Глен отворачивается и выходит на лестничную площадку. Один офицер идет впереди него, другой - позади.
Наверху - одним пролетом выше - стоит Линда. Она стоит, не скрываясь, и вид у нее странный. Волосы растрепаны, глаза выпучены, руки с растопыренными пальцами дрожат.
- Одна? - говорит первый офицер с удивлением. - Без сопровождения взрослых? Да это демонстративное нарушение закона!
- Я ее арестую! - говорит второй офицер и выдвигается из-за спины Глена, чтобы взбежать вверх по лестнице.
Но он не успевает ничего сделать. Они оба не успевают сделать ничего.
Линда широко раскрывает рот и начинает корчиться, судорожно извиваться. Вид у нее страшный. На безумную она похожа...
Из ее рта вдруг вылетает черное облако. Словно она выкурила десять сигарет и весь дым от них до поры держала в себе.
Облако не сплошное, - оно состоит из множества точек. Словно это не облако, а комариная стая. Но все-таки и не только из точек. Какой-то бледный туман имеется также. Чуть видные мазки сильно разбавленной серой краски...
Облако движется с поразительной скоростью. Оно даже не движется в обычном понимании. Оно просто занимает все пространство, какое хочет занять...
Миг назад исторглось из открытого рта Линды. И вот уже тут -вокруг офицеров и Глена-Глен никакого неудобства из-за этого не ощущает. Слегка покалывает кожу, к которой приникают "комарики" и "туман", - вот и все. Офицерам же, похоже, приходится туго. Они облеплены черным слоем с ног до головы. Словно в неких коконах оказались. И коконы эти утолщаются, душат...
Все происходит очень быстро. Гораздо быстрее, чем можно об этом рассказать...
Из-под коконов доносятся стоны... Затем вопли, которые быстро затихают...
Глен с ужасом видит, что коконы начинают расплываться, раз-дымливаться. Делаются поначалу полупрозрачными, а затем - снова распадаются на первоначальные точки...
И никого под ними нет... Нет ни первого, ни второго офицеров...
Что произошло?.. Неужели коконы сожрали людей?.. Прямо с одеждой, с пуговицами, с башмаками?..
"Комариная стая" втягивается во все еще некрасиво открытый рот Линды.
И... Линда мгновенно становится нормальной. Всклокоченные волосы сами собой приглаживаются. Выпученные глаза оседают. Приветливая - хорошо знакомая - улыбка появляется на лице...
- Что это?.. - спрашивает Глен. - Как ты это делаешь?..
- Не знаю! - говорит Линда. - Раньше такого не было! Сегодня -впервые!
- Бежим! - говорит Глен.
Линда кивает. И они вприпрыжку несутся вниз по лестнице...

6.
Свалка дымилась. Она дымилась и днем, и ночью. Непрерывно над ней возносились какие-то испарения, хотя чему там было испаряться - непонятно.
Днем воздух над свалкой дрожал и плавился. Очертания искажались. Как будто бы предметы, от которых отказались люди, кривлялись и корчили издевательские рожи.
Хотя, может быть, и наоборот - извивались в мучительных судорогах...
Ночью преобладал запах. Дымно-гнилостный, неприятным он не был. Его можно было назвать даже уютным, потому что похож он был на запах домашней кухни.
По ночам интересно было глядеть на небо. Там, на небе, звезды то дрожали, то перескакивали с места на место. Можно было играть, загадывая, куда - вправо или влево, вниз или вверх - стронется с места в ближайший миг та или иная звезда...
За долгие годы существования свалки все на ней спрессовалось, уплотнилось, слежалось. Вещи не только срослись в единые огромные конгломераты, но и словно бы сами собой рассортировались. Тут - гора телевизорных трупов, там - гора трупов компьютерных. Тут - кухонная техника прошлых лет (не от нее ли запах ночной?). Там - хаотично навалены старинные радиотелефоны и более современные - сотовые. Между "горными вершинами" - промежуточные пространства, заваленные чем ни попадя. Тут можно найти все: от пулевого оружия до лазерных и ультразвуковых автоматов. Теперь, когда все армии вооружены психотроникой, все прошлые страсти-мордасти, включая атомную бомбу, кажутся смешными...
Дети - единственные, на кого психотроника не действует, что, конечно, подтверждает их уродство, их аномальность...
Глен и Линда жили на свалке, можно сказать, припеваючи. Они спали в двух телефонных будках, поваленных навзничь на расстоянии полушага друг от дружки.
На днищах будок были толстым слоем навалены упаковочные картонки. Лежать на них ночью было почти так же удобно, как на домашних кроватях. Картонки были пропитаны какой-то химией и поэтому всегда оставались чистыми - никакая живность завестись в них не могла.
С едой особенных проблем не было, как, в общем-то, не было их нынче ни у кого из живущих. Глен и Линда нашли действующий синтезатор одной из первых моделей. Он был на автономном питании. Из пяти клавиш управления сохранилась только одна. Если на нее нажать, синтезатор спустя полчаса выдавал фунт желтого желе с мясным запахом. Оно было вкусным и питательным. Но если его не съесть немедленно, оно начинало быстро портиться, разлагаться, и тогда запах его делался весьма непривлекательным...
Зачем нужны Генеральная Страховка и надбавка за бездетность, зачем нужны подарки избирателям от кандидатов, если все здесь, на свалке, можно получать бесплатно.
Может быть, пригласить сюда родителей?.. Бредовая мысль, конечно! Но почему-то ведь она в голове появилась!..
Здесь им не хватит развлечений. Ведь развлечения - главная цель жизни любого взрослого...
А у них, у Глена и Линды, единственное развлечение (и никогда не надоедающее, кстати) - обходить свалку. День за днем ее прочесывать, в нее углубляться, запоминать пройденное, предвкушать не виденное.
Жизнь была спокойной, размеренной. Кому-то она, может быть, не пришлась бы по душе, но Глену и Линде - нравилась...
Кончилась их безмятежная жизнь неожиданно и резко - в тот день, когда они встретили Майкла...

7.
Он метался, длинный и тощий, среди обломков телескопических и параболических антенн, и следом за ним тянулась какая-то паутина.
Глен и Линда вовремя его заметили и залегли метрах в двадцати от него.
- Что он делает? - прошептала Линда.
- По-моему, натягивает провода! - сказал Глен.
- Зачем?..
- Спроси у него!..
- Давай подойдем и спросим!..
- А вдруг он псих?..
- Не надо было ходить сюда!..
Они лежали и смотрели. А длинноногая фигура кружила и скакала, карабкалась и ползала. И все время за ней тянулись провода -не менее двух сразу...
Потом вдруг незнакомец пропал. Видимо, какое-то убежище было у него здесь.
Глен и Линда некоторое время подождали.
- Встаем? - спросила Линда шепотом.
- Нет, подожди! - так же, шепотом, ответил Глен. - Мне кажется, он нас заметил. Может, сейчас наблюдает...
- Так убежим давай!..
- Догонит! Видала, какой голенастый!..
Они снова затихли. Ждать им пришлось недолго.
Незнакомец неожиданно вынырнул из глубин свалки, неся в правой руке металлическую коробочку, в один бок которой была вставлена воронка. Коробочка с воронкой была похожа на старинную мясорубку без ручки.
Длинный парень вытянул руку и направил воронку в ту сторону, где затаились Глен и Линда.
Что-то свистнуло, из воронки вылетело тугое облачко, расплываясь на лету.
Вз-зик!..
Облачко оказалось тонкой сетью, которая пригвоздила к месту не только прячущихся детей, но также все предметы вокруг них.
Линда лежала неподвижно, оцепенев от страха. Глен же попробовал подергаться, пытаясь встать, но быстро убедился в безуспешности своих попыток.
Длинный парень приблизился и встал над ними, по-прежнему держа в руке свою коробочку.
- Вы кто? - спросил строго.
- Не видишь что ли! Дети мы! - буркнул Глен. - Зачем нас поймал?..
- Вы сами по себе? Или кому-то служите? - спросил парень.
- Мы убежали! Мы живем здесь! Пожалуйста, отпустите нас! - вежливо попросила Линда.
- Верю! - сказал парень. - Мой детектор говорит, что вы не врете! Он показал пленникам маленький экранчик на боку коробочки, который светился зеленым светом.
- И что дальше? - спросил Глен все еще насупленно.
- Будем дружить! - сказал парень. - Помощниками будете!..
Он нажал невидимую пленникам кнопку, и сеть свернулась, -скользнула в воронку, спряталась в коробочке...

8.
Майкл рассказал свою историю. Она была проста и как две капли воды походила на истории Глена и Линды... Родители, ненавидящие детей... Придирки, упреки, побои... Хочешь жить, хочешь остаться непокалеченным, - беги, спасай себя сам!..
Тогда у Глена и вырвалось впервые:
- Надо всем детям сбежать и вместе собраться!..
Линда на эти слова не обратила внимания. А Майкл задумался...
Свое жилище сам Майкл называл "берлогой". Но Глен, который насмотрелся по телевизору военных фильмов, окрестил его точнее - "бункером".
Бесчисленные экраны и бесчисленные панели управления образовывали стены и потолок. В пол в трех разных местах были вмонтированы три клавиатуры. Остальную площадь пола занимали передние и боковые панели от различных аппаратов.
Майкл своей "берлогой" гордился и этого не скрывал. Он стоял, откинув голову и выпятив грудь, и был похож на принца, который принимает гостей в своем дворце.
- Я могу отсюда подключиться к любому компу!
- Зачем? - спросил Глен.
- Чтобы старпам отомстить!
- Кому-кому?..
- Все взрослые - старпы! Так я придумал!
- Мне нравится!
- Мне тоже! - сказала Линда.
- Пользуйтесь! - разрешил Майкл. - Кстати, вам сколько лет?
- Десять!
- И мне тоже!
- А мне - пятнадцать! И значит, командир у нас - кто?..
- Ты!
- Ты, наверно!
- Слушайтесь меня - дольше жить будете!
- А зачем мстить этим... старпам?
- А чего они!.. - сказал Майкл. И замолк.
- Они нас ненавидят! - сказала Линда.
- А может, их заставляют! - сказал Глен. -Кто?
- Ну, другие старпы!..
- Значит, надо мстить не всем?
- Всем! - сказал Майкл категорично. - Все они одинаковы!
- Можно просто сбежать от них! - сказал Глен. - Сбежать из города! И жить отдельно!..

9.
Вечером, когда стемнело, они забрались в берлогу Майкла, мерцающую десятками экранов и экранчиков.
Посидели, помолчали... Поглядели на вкрадчивую, красивую, наглую рекламу на разных телеканалах.
- Нам хорошо! - сказала Линда задумчиво. - А другим детям -плохо!..
- Нас мало! - сказал Глен. - Наш дом - огромный! А мы с тобой только двое были!..
- Нас много! - сказал Майкл наставительно. - Если в каждом доме по два ребенка, то сколько их будет в миллионах домов? Ну-ка, сосчитай!..
- Много!.. - сказала Линда.
- Если бы все сбежали, как мы! - сказал Глен. - Но как им всем подскажешь!
- Можно обойти хотя бы одну улицу! - предложила Линда.
- И что? - спросил Майкл насмешливо.
- Знакомиться... Приглашать сюда!.. - пробормотала Линда.
- Приглашать сюда?.. - в голосе Майкла вдруг появилась заинтересованность. - Это мне в голову не приходило! Пожалуй, это гениально!..
Линда от похвалы покраснела и опустила голову, а Глен почувствовал смутное недовольство.
- Пожалуй... мы это... можем!.. - приговаривал Майкл, бегая по берлоге, как угорелый. Он явно затевал что-то грандиозное. Глен и Линда глядели на него во все глаза...
Вот он откинул какую-то крышку и извлек старинную видеокамеру... Вот извлек ржавую треногу и водрузил камеру на нее... Вот окутал камеру проводами, которые уходили прямо в стену берлоги, в щели между экранами... Вот, скрестив ноги, уселся перед клавиатурой, вмонтированной в пол, и принялся быстро-быстро пощелкивать клавишами...
И вдруг он вскочил... И завопил так, что и Глен, и Линда вздрогнули от испуга:
- Ура-а!..
И тут же, словно бы от его крика, на видеокамере загорелся красный огонек.
- Подойди! - позвал Майкл Глена. - Смотри сюда!.. Я должен быть все время посредине кадра! Понял?
Глен кивнул и горделиво посмотрел на Линду.
- Что ты хочешь делать? - спросила та.
- Я врубился в районную передающую подстанцию! - возбужденно объяснил Майкл.
- И что? - спросила Линда.
- Сейчас я появлюсь на телеэкранах! - сказал Майкл. - Все! Хватить отвлекать!..
- Подумаешь! - сказала Линда и надула губы.
- Глен, ты - оператор! - сказал Майкл. - Когда я стану перед камерой, поймаешь меня в центр кадра и нажмешь здесь!.. Когда я перестану говорить, снова нажмешь! Понял?..
Глен кивнул.
- Ну тогда давай!..
Майкл вышел на освещенное пространство перед камерой. Он раскраснелся, глаза блистали, неподвижность сохранял с трудом.
Глен взялся за рычаги и чуть передвинул изображение в окошечке влево. Теперь оно находилось точнехонько в центре.
Затем Глен нажал на указанную ему кнопку, а Майкл, увидев это, стал говорить:
- Внимание! - сказал Майкл. - Я обращаюсь к детям! Слушайте меня, мальчишки и девчонки! Вам живется плохо! Вас не уважают! Над вами издеваются! Выход для вас только один! Бегите! Бегите от злобных взрослых! Вы боитесь, что не сумеете прожить без них? Не бойтесь! Вы сумеете, как это сделал я и мои друзья! Мы живем на городской свалке! Приходите к нам! Мы вас встретим, накормим и научим жить самостоятельно!..
Майкл замолк, и Глен снова нажал на ту кнопку, которая была указана...

10.
Через два дня после "телепередачи" появился первый беглец. Это был маленький мальчуган. Совсем маленький, совсем тоненький. Казалось, любой порыв ветра может его подхватить и унести в небо. Большая голова на тонкой шейке была похожа на бутон волшебного цветка. "Волшебность" его облику придавали глаза - огромные и полыхающе синие. Словно в его глазах ровно и мощно горел неземной бирюзовый огонь.
Звали мальчугана Вьюром. Вьюр первым делом рассказал про свою маму - какая она хорошая, пока не выпьет джина. Про папу он говорил меньше, поскольку папа к Выору относился всегда одинаково - начинал бить, едва завидев.
У Вьюра был красивый и сильный голос. Непонятно было, как такой голос умещается в таком заморыше. Когда Вьюр пел, Глен словно бы засыпал наяву. Исчезала свалка, исчезало прошлое, пропадало ощущение собственного тела. Виделись огромные фиолетовые цветы, шевелящие лепестками в такт мелодии. Зеленые искрящиеся водопады с приятным шелестом падали с черных, будто бы отполированных, гор. Два солнца - одно розовое, маленькое, невысокое; другое красное, распухшее, придавившее собой зенит, - висели в небе. Странные, но красивые деревья, состоящие из длинных сиреневых растопыренных игл, росли поодиночке там и тут в окружении цветов. Между цветами неторопливо перепархивали большие бабочки, в прозрачных крыльях которых при каждом взмахе отражались все мыслимые и немыслимые цвета...
Не хотелось просыпаться после песен, которые пел Вьюр. Не хотелось шевелиться, что-то делать, - не хотелось ничего.
Расслабляющая одурь полностью проходила лишь тогда, когда Вьюр начинал смеяться. Стоило зазвучать его частому, словно бы задыхающемуся хохотку, - и к слушателям его песен возвращалась бодрость, возвращалась память, каждый снова становился самим собой...
Затем - после Вьюра - пришли сразу четверо подростков. Они называли себя Безами и были братьями-погодками. Младшему Безу было двенадцать, старшему - пятнадцать. Из дома они сбежали больше года назад. Жили на чердаках, в подвалах, под мостами, под теплоцентралями. По вечерам и по ночам грабили случайных прохожих. Полиция их несколько раз едва не зацапала, но "мелкий" возраст пока что братьев спасал - умели просочиться в такие щели, в какие взрослый не пролез бы ни за что. Каждый из них был вооружен ножом и шилом.
Глен, увидев братьев, решил было, что главенству Майкла в их компании пришел конец. Но Безы, к его удивлению, с первого дня готовы были на Майкла молиться.
Что же касается Линды, она держалась с новичками настороженно. Причину такого своего поведения она открыла Глену не сразу. Но однажды все-таки не выдержала.
- Я не понимаю! - сказала Линда. - Если Безы - бродяги, то как они могли видеть нашу телепередачу? Как они могли узнать про нас?..
- Так ты у них самих и спроси! - посоветовал Глен.
- Их четверо. И нас четверо: ты, я, Майкл и Вьюр, - сказала Лина задумчиво. - Но если дело дойдет до стычки, мы с ними не справимся!
- Какая стычка? Что за бред! - возмутился Глен.
- Откуда же тогда они про нас узнали?..
- Да уймись ты! - посоветовал Глен.
Ему самому братья Безы нравились. Нравились их грубоватость, их спаянность (друг от друга ни на шаг), их всегдашняя насмешливость, их любимая присказка: "Умереть мне молодым!"..
Даже их полное равнодушие к своей внешности, их непричесан-ность и неумьттость были Глену симпатичны.
Поэтому, когда Линда все-таки задала свой вопрос, Глен поморщился и испытал что-то вроде стыда за нее.
- Откуда вы про нас узнали? - спросила Линда однажды утром после того, как все они позавтракали привычным студнем, полученным из синтезатора.
Она обратилась к Безу Первому, самому младшему.
- От верблюда! - ответил тот своим хрипловатым дискантом и ухмыльнулся ей в лицо.
Все Безы дружно заржали, а Линда покраснела и, похоже, готова была расплакаться.
- Да от меня, от меня! - сказал Без Четвертый, самый старший.
Он вынул из кармана своих засаленных и безобразно оттопыренных на коленях джинсов металлические часы-луковицу на цепочке.
- Видела? - он покачал часами.
- Ну и что? - упрямо спросила красная, как помидорина, Линда.
- Ну и что? - поддержал ее Вьюр своим тоненьким голоском. Все Безы опять хором заржали, будто Вьюр сказал что-то уморительное.
- Ну так что же?.. - спросил вдруг и Майкл, до этого момента сидевший с отрешенным видом.
После его вопроса Безы замолкли и переглянулись.
Глен почувствовал, что в этот миг между обитателями берлоги словно бы кто-то провел черту. По одну сторону были Безы. По другую все остальные. Линда, Майкл, Вьюр и он, Глен...
Без Четвертый, видимо, тоже что-то почувствовал. Он нахмурился и резко выговорил:
- Ша!..
Все и так молчали. А тут и вовсе воцарилась мертвая тишь. Без Четвертый щелкнул крышкой часов.
- Видите? - он показал циферблат. - А теперь - так!..
Он зацепил ногтем маленький стерженек и чуть сдвинул.
Циферблат померк. На его месте образовался... маленький телеэкран. Знакомая дикторша что-то попискивала комариным голоском.
Не говоря больше ни слова, Без Четвертый снова вызвал на поверхность циферблат, защелкнул крышку и спрятал часы в карман.
- Понятно! - спокойно сказал Майкл.
После этого все вылезли наружу и отправились в ежедневный обход новых секторов свалки...

11.
Но не успели они разойтись далеко, как услышали истошный вопль одного из Безов:
- Сюда!.. Сюда!..
А когда примчались на помощь, увидели, что помощь действительно нужна.
Без Второй был окружен взрослыми. Самыми погаными взрослыми, каких только можно было вообразить. Их лица были в потеках грязи, - видимо, утренний дождик размочил эту их "косметику". Опухшие, обросшие многодневной щетиной, в синяках и кровавых ссадинах... Бр-р-р!..
Одеты в лохмотья, которых постеснялся бы любой торговец вторсырьем... Щерятся гнилыми зубами... Окружили Беза Второго и неторопливо стягивают кольцо... Видно уверены, что ему никто не поможет...
Вот первый набросился, но Без провел подсечку, и нападающий опрокинулся на спину, коротко взвыв... Вот другие навалились... Вернее, только попытались...
Потому что набежали те, кто спешил на помощь... В первую очередь, конечно, - братья Безы, Первый, Третий и Четвертый. Они так замолотили кулаками, будто в кулаках у них были стальные пружинки...
Вьюр тоже хотел ринуться в свалку. Но Линда крепко схватила его за руку и не пустила. Майкл же подхватил на бегу какую-то металлическую палку и теперь валтузил ею тех, кто достался на его долю. Что касается Глена, тот метался между грязными взрослыми, слышал смрадный запах, от них исходящий, а единственная помощь дерущимся Безам, на которую он оказался способен, заключалась в том, что он изо всех сил толкал то одного, то другого взрослого (то есть, "старпа", к ним очень подходило это пренебрежительное словцо).
Некоторые "толканутые" падали, некоторые - только пошатывались. Но даже тот, кто только пошатнулся, на какое-то время утрачивал наступательный темп...
Драка увлекала. Были в ней какой-то мутный соблазн, какой-то мутный азарт, какое-то мутное самозабвение. Глен вопить был готов от злой радости, видя, как падает очередной старп, сшибленный им с ног. Рядом заливисто и звонко повизгивал Вьюр (видно, Линда его все-таки не удержала). Самой Линды видно не было, но беспокоиться за нее было некогда. Да и не надо было за нее беспокоиться, зная ее боевитый характер...
Вьюр вдруг затих, и отсутствие его щенячьих взвизгов резануло Глена как сигнал тревоги. Глен остановился и оглянулся. Он увидел, как дюжий старп, у которого все лицо было сплошным кровоподтеком, заламывает Вьюру за спину правую руку, а Вьюр почему-то не кричит, не зовет на помощь, а только молча кривится, и слезы текут по его маленькому белому лицу...
Глен наскочил на старпа и с разбега врезал ему кулаком по носу. Нос под кулаком Глена хрустнул и вдавился в лицо с чмокающим звуком. Из него хлынула мерзкая темная кровь с синеватым отливом.
Глен поспешно отдернул руку, чтобы не запачкаться, и с уважением посмотрел на свой кулак. Никогда раньше он бы не подумал, что способен на такие крутые разборки, но теперь будет знать...
Драка длилась...
И вдруг все ее звуки перекрыл другой шум...
Свистящий шелест винтов, разрезающих воздух...
Он становился все громче...
И вот уже загрохотал, защелкал над самой головой...
Вертолет!..
Полиция!..
Глен, задрав голову, смотрел на желто-синее брюхо металлической рыбины, украшенное изображением перекрещенных бластера и пальмовой ветви.
Глен глядел.
Вертолет висел.
И ничего не происходило...
Тогда Глен отвел глаза от вертолета. И обнаружил, что старпов -нет...
Исчезли... Видимо, вертолет их напугал, и свалка их всосала в себя, поглотила...
Только свои остались... Все тут... Линда... Вьюр... Майкл... Безы...
- Уходим! - крикнул Майкл и ринулся между огромными, беспорядочно наваленными ящиками...
Глен бросил последний взгляд на вертолет и увидел, как поблескивает объектив полицейской телекамеры, лежащей на плече у оператора...

12.
Связи, конечно, никакой не было между этими событиями, но визит полицейского вертолета словно открыл какие-то клапаны, распахнул какие-то шлюзы...
Дети потянулись на свалку не иссякающим ручейком. Мальчишки и девчонки... Девчонки и мальчишки... Напуганные и обозленные... Желающие спрятаться и желающие отомстить... Верящие во что-то и не верящие ни во что - даже в самих себя...
Глен поначалу вел подсчет новичков. Но когда их число перевалило за сотню, он бросил свою арифметику. Решил, что теперь их общее количество - много, и ничего конкретнее не надо...
Расселение приходящих происходило само собой. Каждая куча выброшенного барахла обрастала своими поселенцами. В каждой кучке поселенцев выделялся лидер, который становился фактическим хозяином того старья, что было тут свалено.
Бывали, конечно, и драки. Но с помощью Безов их быстро удалось ввести в "культурное" русло. Безы предложили назвать драки "дуэлями" и придумали дуэльные правила. Правила гласили, что дуэлянтов должно быть равное количество как с той, так и с этой стороны. Никакое оружие использоваться не должно. Ничего, кроме кулаков. Зубы и ногти тоже допускаются, поскольку это "естественные" приспособления. За каждой схваткой обязательно должен пронаблюдать кто-то из Безов. Пронаблюдать и запомнить победителей, поскольку из победителей в дальнейшем станут складываться силы охраны порядка и защиты от нападений извне...
С питанием возникло было напряжение. Но оно разрешилось за два дня. Безы порыскали по свалке, нашли несколько полудействующих синтезаторов, и питание после этого перестало быть проблемой...
Жизнь текла достаточно спокойно и даже, можно сказать, счастливо, - пока не выяснилось, что среди новичков имеются предатели, завербованные полицией и Службой Санитарного Контроля...

13.
Долговязый рыжий Бун выдал себя, можно сказать, случайно. С первого своего дня на свалке он был слишком уж любопытным. С утра до ночи шнырял между "обжитыми" кучами и все время что-то вынюхивал, что-то выспрашивал. Прилипал к каждому, кто его не прогонял, и доводил каждого до одури своими монотонными рассуждениями о том, что хорошее - хорошо, а плохое - плохо...
Поскольку все считали Буна за безобидного идиотика, к нему старались относиться терпимо. Отвечали на его вопросы, выслушивали его длинные морали, а если и раздражались, то Буну говорили, что это не из-за его "бунства", а из-за чего-нибудь другого. Блаженненьких обижать нельзя, - хотя, порою очень хочется...
Всего этого, как видно, не почувствовал Турч - совсем новенький, совсем недавно появившийся на свалке. Турч ни с кем не хотел дружить, ни с кем не хотел сближаться. Даже разговаривать не хотел ни с кем, - словцо-другое из него можно было выдавить с большим трудом. Зато обижался он с пол-оборота. Косой взгляд или "не такой" жест наполняли его мгновенной боевой злостью. Ничего не говоря, никак не предупреждая, он тут же кидался в драку на того, кого посчитал обидчиком. Только Майклу поведал Турч о том, что родители заставляли его на пари драться со взрослыми, и бывали случаи, когда он выходил победителем. Хотя чаще, конечно, бывал бит...
После сказанного легко представить, что случилось, когда долговязый рыжий занудливый Бун встретился с молчаливым бешеным Турчем.
Стоило Буну начать занудствовать, как Турч, ни слова не говоря, на него набросился, и началась не драка - началось избиение. И никто не торопился помогать Буну, потому что все от него устали, и всем он успел намозолить уши.
Так и получилось, что Турч колотил Буна сколько хотел. Хотел-то он, конечно, больше, чем смог, но когда Бун сломался и завизжал не своим голосом, Турчу поневоле пришлось прекратить.
- Отстань! - провизжал Бун. - Тебя схватят и убьют! Потому что я - полицейский! Полицейский, - понял?.. На кого укажу - тому кранты!.. А ты первым будешь! Первым!..
- И много вас таких... указующих? - недобро спросил Турч, подкрепляя свой вопрос увесистой оплеухой.
- Много! - провизжал Бун, ненавидяще глядя на Турча сквозь пелену злых слез...

14.
- Что с ним делать? - спросил Турч, пиная связанного гнилой веревкой Буна.
Майкл озадаченно почесал в затылке.
- Почему они от нас никак не отстанут? - сказал он, имея в виду полицию и Службу Санитарного Контроля. - Ведь они сильнее нас! Это и ежу понятно!
- Боятся! - сказал Глен. - Потому что мы - "другие"!
- Почему не уничтожат в таком случае?
- Какие-никакие, мы - тоже люди! Если нас уничтожить, это будет геноцид! А при демократии геноцид недопустим! Все политики полетят со своих постов!
- Как все примитивно у взрослых! - сказал Майкл. - Не хочу взрослеть, потому что не хочу деградировать!..
Глен промолчал.
- Так что с этим делать? - вопросил Майкл в пространство.
- Давайте я ему спою! - вдруг сказал Вьюр своим тоненьким голоском.
Линда рассмеялась, приняв слова Вьюра за шутку.
- Зачем? - спросила она.
- Ты хочешь, чтобы он оцепенел? - поддержал ее Глен. - Но ведь он и так связан!
- Я так спою, что он как бы заснет! - пояснил Вьюр. - Но если спросить его о чем-то, он будет отвечать!
- А если соврет? - сказала Линда.
- Нет! - сказал Майкл. - Это гипноз! В таком сне не соврешь! Он кивнул Вьюру, и тот завел тягучую мелодию, в которой голос то повышался, то понижался.
Связанный Бун глядел вверх. В какое-то мгновение, которое Глен не успел уловить, взгляд Буна стал бессмысленным, а тело, вздрогнув, расслабилось. Было впечатление, что, если бы не одежды и не веревки, оно бы растеклось во все стороны полужидким студнем.
Майкл наклонился над ним.
- Ты из полиции? Говори! Ты из полиции?.. - повторил он напористо.
- Меня заставили! - сказал Бун гнусаво. - Потому что поймали на краже! Обещали, если соглашусь, не давать делу ход!
- Что ты должен делать для полиции?
- Наблюдать! Только наблюдать!
- А как отчитываться?..
- Среди бомжей есть их агент! Раз в неделю - с ним встреча! У входа на свалку! По средам! В полдень!
- Кто еще завербован?
- Не знаю!
- Но есть такие? Или нет?..
- Есть! Они говорили...
- Что?..
- Нельзя-нельзя-нельзя!.. - быстро забормотал Бун.
Тут Вьюр снова запел. Поначалу быстро, подхватив ритм бормотаний Буна, затем - все медленней и медленней.
Бун, слушая пение, затих, и даже подобие улыбки появилось на его лице.
- Что?.. Что они говорили?.. - спросил Майкл, дождавшись, когда затихнет пение.
- Они всех вас уничтожат! - нормальным, не гнусавым голосом внятно проговорил Бун.
- Когда?.. Где?.. - спросил Майкл. - Ну же!.. Говори!..
- На свалке!.. На свалке!..
- Когда?..
Майкл несколько раз это повторил.
И, наконец, Бун дернулся и выдавил из себя:
- Не знаю!.. Подслушал!.. Они между собой!..
Затем глаза его закатились, рот раскрылся, и в левом углу рта показалась медленная струйка слюны.
- Он что, умер? - спросил Майкл, обращаясь ко всем сразу. Никто не ответил, и никто не шевельнулся. Никто, кроме Вьюра.
Малыш подошел к Буну и деловито приподнял у того верхнее веко сперва на одном глазу, потом - на другом.
- В отключке он! Живой! - пояснил Вьюр.

15.
С Буном порешили ничего не делать. Да и что с ним сделать-то можно! Ведь не убивать же его в самом-то деле, зануду долговязого! Так, на свободе оставленный, он, глядишь, еще и пользу принесет. Будет ходить по средам на встречи с полицейским агентом. Будет рассказывать про ребячью жизнь. Если не понадобится соврать полицейским, значит, будет говорить правду. А если понадобится соврать, - соврет, как ему сообща прикажут.
Новички продолжали прибывать почти ежедневно. Причем, из разных районов города, а не только из того, "своего", в котором устроили телепередачу. Глен, глядя на прибывающих детей, частенько подумывал о том, что выход в телеэфир оказался тем камешком на горном склоне, стронуть который означает - вызвать лавину.
По поручению Майкла, Глен организовал пять поисковых групп (два-три человека в каждой), которые занимались поиском и откапыванием старых синтезаторов. Обнаруженные синтезаторы Майкл сразу же активировал и включал в сеть уже действующих.
Жизнь текла спокойно. Однако все понимали, что такая жизнь -до поры до времени. Незначительные бытовые ссоры и стычки регулярно случались, но всерьез их никто не принимал. Все словно бы ждали чего-то большого и страшного...
Как ни странно, спровоцировал резкое обострение ситуации самый осторожный и самый умный из детей. То есть, Майкл... Он научился делать в своей лаборатории лазерные фантомы - подобия человека, сотканные из световых лучей. Первым делом он, конечно, приготовил двойника своего и двойников ближайшего своего окружения - Глена и Линды, Вьюра, Безов. Приготовил и выпустил их на улицы родного и ненавистного мегаполиса. Выпускал он лазедов (лазерных двойников) поодиночке, а не гурьбой и отслеживал каждого. Для слежения у него был "мухолет" - миниатюрная камера на миниатюрном летательном аппаратике.
Лазед самого Майкла появился на главной улице - улице Первого Президента - в полдень среди мрачной раздраженной толпы. Он возник, переливающийся всеми цветами радуги, ослепительно красивый. Как будто сказочная жар-птица среди юрких помоечных крыс.
Его появление было подобно взрыву бомбы. От него шарахнулись во все стороны, закричали, завизжали. Ближайший полицейский, тяжело топоча, мчался от перекрестка, размахивая дубинкой...
Перекошенные лица... Бранные выкрики... Воздетые кулаки...
Вот два амбала набросились, не дожидаясь, пока подбежит страж порядка.
Набросились, ударили... И заорали, потрясая обожженными пальцами...
После этого на улице началась настоящая паника. Всеобщий гвалт раскатился, как волна цунами. Взрослые бросились в разные стороны. Некоторые - прямиком под колеса машин.
Полицейский же только подбавил масла в огонь. Он взмахнул своей дубинкой и замолотил ею с привычной сноровкой профессионала.
И... призрак взорвался (с помощью Майкла, естественно). Хлестанула по глазам свидетелей вспышка, что была во много раз ярче солнца. Грохотнул воздух, заполняя пустоту, оставшуюся после фантома. Взрывная волна разметала тех, что были близко, приведя в полную негодность их одежду...
Майкл хохотал, наблюдая за "своей" гибелью. Ему понравилась собственная придумка. Поддразнить взрослых было приятно...
У лазедов Глена и Линды судьба была иная. Как в жизни реальной, так и в жизни призрачной они действовали совместно.
Возникнув посреди густого потока автомобилей, они не успели сделать и десяти шагов. В них врезался ближайший автомобиль -огромный бронированный лендровер. Какой-то миг они могли видеть злобно-радостный оскал шофера, уверенного, что сейчас он их раздавит. Затем шофер исчез, поскольку вакуум, бывший внутри фантомов, засосал его и разъял на атомы. Л никем не управляемая махина врезалась в другую. А в две намертво сцепленных груды металла врезались третья, четвертая... И так далее, и так далее-Посреди улицы за несколько секунд образовалось невообразимое месиво, железная Джомолунгма. Ни один компьютер не взялся бы сосчитать, сколько там было машин...
Что же касается Вьюра, - с его лазедом произошло вот что. Едва он появился на улице, по нему открыли огонь "дружинники мира" -бородатые мужчины с нагрудными значками в виде желтых звезд. Они успели сделать по паре выстрелов, не причинив лазеду вреда. И тут к малышу кинулась какая-то старуха и попыталась поднять его и прижать к себе, чтобы защитить.
Пули "дружинников мира" ее изрешетили, и она упала возле ног "Вьюра" - жалкий комочек праха в черном платье и черном платке. Только так и надо поступать с предателями "взрослых" интересов!..
Ну а Безы, конечно же, возникли в городе вчетвером. Майкл, эксперимента ради, постарался придать их лазедам какую-никакую плотность. И поскольку характеры двойников повторяли характеры оригиналов, Безы-2, в ответ на попытку их избить, стали активно обороняться.
Ну и драка там была! Взрослые втыкались в Безов, как в резину. "Резине" от их втыканий было ни холодно, ни жарко. Когда же она, "резина", ударяла по кому-то, - это было гораздо больнее...
Надо отдать должное сообразительности взрослых. Один из них вцепился в "Беза Первого" зубами и вырвал-таки порядочный кусок, после чего фантом потерял устойчивость и бесследно растворился.
Другие драчуны, увидев это, повыхватывали ножи и быстро перерезали остающихся Безов...
Таков был эксперимент Майкла. Таковы были его результаты...

16.
Для Майкла создание лазедов было своеобразной игрой, своеобразным приколом. Подоплекой всего этого было элементарное желание зло подшутить над дурацкими взрослыми, попугать их насколько получится. Никакой пользы для себя Майкл не планировал.
А вот взрослые - старпы окаянные - сумели извлечь из его игры колоссальные дивиденты. Сумели повернуть выходку Майкла против него же и всех его юных соратников.
Майкл понял это, просматривая в своем бункере блоки телевизионных новостей.
Ему сразу же вспомнилось понятие "холодная война", о котором он знал из книг. Похоже, старпы хотят развернуть против него и всех остальных детей самую настоящую холодную войну.
"Дети - исчадия ада!", "Дети нам угрожают!", "Дети хотят нас уничтожить!" - взахлеб вопили дикторы и дикторши с экранов. "Детей - в тюрьмы!", "Детей - в концлагеря!", "Детей - на эвтаназию!.."
Майкл слушал, холодел от ужаса и понимал: вот оно, то серьезное, чего все втайне опасались... Надвигается... Надвинулось...
Через неделю после начала "антидетской" телевизионной истерии в городе начались расправы. Камера подробно показывала, а Майкл сжимал кулаки от бессилия, - вот багровомордые мужики выволакивают из парадной упирающегося мальчишку... Вот сбивают его наземь ударами кулаков... Вот пинают ногами... Пинают долго и с удовольствием...
Когда они прекращают - наконец-то прекращают! - на улице лежит что-то скомканное, неживое... Изодранная тряпичная кукла...
Вот новые кадры... Орущая, потрясающая кулаками толпа стариков и старух. Старух гораздо больше, чем стариков. Они ждут возле тюрьмы. Ждут недолго - видимо, какой-то режиссер заранее разметил все действия по времени.
Подъезжает тюремная машина. Старческая толпа, бестолково и суетливо дергаясь, начинает ее забрасывать камнями. Камни, оказывается, принесены с собой. И не тяжело же им было тащить булыжники в хозяйственных сумках! Видать все тот же режиссер приказал!..
Камни стучат градом в борта машины. Камни выбивают стекла. Из машины выскакивают полицейские и, прикрывая головы руками, убегают. Слишком поспешно, слишком трусливо, слишком "театрально" убегают...
Старики и старухи - аи да божьи одуванчики! - вытаскивают из машины двух полумертвых (видимо, крепко избитых заранее) девчонок. Справиться с такими нетрудно. Старческие кулачки молотят ничего не понимающих и почти ничего не чувствующих девчонок.
Некоторые бабки орудуют зонтиками как шпагами. Некоторые колотят по жертвам своими сумками. (Наверное, по камешку-другому там оставили для тяжести)...
Итог удручающе однообразный во всех показываемых эпизодах. Неживые распластанные исковерканные тела...
Майкл выключает телевизор и чувствует, что его тошнит. Против них, детей, существует заговор - Майкл в этом уверен. Заговорщики хотят их уничтожить. Уничтожить руками толпы. И ногами толпы. И камнями...
Майкл выскакивает наружу, и его выворачивает в не просыхающую грязную лужу.
Защищаться!.. Нужно защищаться!.. А может быть, и нападать?.. Да, может быть, и нападать!.. Только не сдаваться!.. Не позволять себя уничтожать безропотно!..
Майкл трясет головой, потому что в ушах шумит. Никак не избавиться от этого шума! Он усиливается - такой знакомый, такой свистящий...
Майкл поднимает голову и видит над собой полицейский вертолет. Сквозь прозрачную пластмассу видны пилот и стрелок-пулеметчик рядом с ним. Телеоператора со съемочной камерой на плече на этот раз нет.
- Дети! - гремит с небес механический голос. - Вы должны покинуть свалку! Снаружи вас встретят полицейские патрули и отвезут в специальные детские интернаты, которые уже организованы правительством! Там вам будет хорошо! Там вы будете в обществе себе подобных!..
Потрескивание каких-то железяк под чьими-то ногами отвлекает Майкла. Майкл видит, как из-за груды металлоконструкций выползает стайка бомжей. Бомжи присмирели после того, как дети заполонили свалку и обычно стараются не показываться на глаза. Но эти какие-то чересчур смелые...
Вот один из них вскидывает руку, и Майкл видит, что в руке у него - лазерный пистолет.
Откуда у бомжа такое оружие? - успевает удивиться Майкл.
И тут бомж стреляет.
И после его выстрела из вертолетного брюха показывается тонкая струйка дыма.
Но вертолет не улетает. Не спасается бегством.
Наоборот, шум его возрастает. Словно бы удваивается.
Майкл поворачивает голову и видит, что в небе появился второй вертолет. И там, во втором - все как было раньше! - рядом с пилотом сидит телеоператор с камерой на плече.
И как только появляется второй вертолет, дым из первого начинает валить гуще. И первый вертолет открывает огонь.
Крупнокалиберные пули врезаются в груды всякого старого барахла, доламывая то, что еще не доломано полностью. Свалка корчится, стонет, скрежещет. Осколки разлетаются во все стороны.
Майкл видит, как пулеметная очередь перерезает надвое лежащую на боку ржавую телефонную будку...
Затем он ныряет в спасительные железные глубины и больше не видит ничего...

17.
Бун, перевербованный-стукач, опознал полицейского агента в бомже, стрелявшем в вертолет. Глен, который тайком сопровождал Буна на его конспиративные встречи, также подтвердил полицейскую принадлежность бомжа.
Таким образом доказано было наличие масштабной провокации. Доказано наличие заговора взрослых против детей...
Полицейского агента взяли без труда. Высмотрели пути его передвижения. Как бы случайно в нужное время оказались на одном из его путей. И когда он проходил мимо, - навалились на него всем скопом. Хоть и тренирован он был, конечно же, да детская реакция всегда опередит реакцию взрослую. Так быстро его свалили с ног и обмотали веревкой, что он и рукой-то дернуть толком не успел.
Поначалу говорить он не хотел ни в какую. Готов был пытки перенести и не сказать ни слова. Героя из себя изображал...
Но стоило Вьюру напеть ему свои песни, и твердолобый агент раскололся как перезрелый орешек. Все рассказал о своей служебной принадлежности, о встречах с Буном, о провокационной стрельбе по вертолету...
Майкл все это аккуратно заснял на видеопленку, а потом устроил новую телепередачу и все, что записал, показал всем, кто захотел увидеть. Закончил свой выход в эфир Майкл такими словами:
- Мы не хотим воевать со взрослыми! Не собираемся приносить взрослым никакого вреда! Но и покорными овцами, безропотно идущими иод нож, мы быть не хотим! Если нас заставят, мы будем защищаться, мы будем отвечать ударом на удар! Поэтому прошу вас, взрослые, и предупреждаю - больше никогда не травите детей! Никогда на них не нападайте! Любое нападение на ребенка вне свалки мы будем расценивать так же, как нападение на нас, на свободных! Повторяю, мы не хотим воевать! Мы будем только защищаться и защищать! Не вынуждайте нас к этому, пожалуйста!..

18.
Вместе с полицейским агентом, которого звали Рой, была вся детская верхушка - Майкл, Глен и Линда, Вьюр и Безы. Они вышли на окружную дорогу и точнехонько попали в лапы полицейского патруля.
Командир патруля - медведь в желто-синем кожаном реглане и такой же расцветки мотоциклетном шлеме - знал Роя и, увидев его, по-приятельски облапил.
- Рой, дружище! - заревел, выпучив глаза от полноты чувств. -Зачем ты таскаешь с собой проклятых недомерков? Давай прикончим их на месте!
- Отставить, сержант Малки! - заревел Рой ответно и так же старательно выпучил глаза. - Капитан просил этих не трогать! Они -главари! Уж не знаю как, но капитан с ними расправится отдельно!..
- Ух я им не завидую! - захохотал сержант Малки, выпуская приятеля из медвежьих объятий.
- Отвези нас в участок, сержант! Можешь всю заслугу по задержанию приписать себе! Я подтвержу!..
Физиономия сержанта Малки от таких приятных и перспективных для него слов расплылась, как блин на сковороде, и стала вдвое шире.
Сержант подвел задержанных к четырехдверному полицейскому "метеору", за рулем которого дрых водила.
На задних сиденьях разместились Безы, да еще и для Вьюра место осталось.
Впереди - рядом с водилой - уселись Глен и Линда.
Сам сержант взгромоздился за руль мощного Бикси-200 - любимого им и незаменимого мотоцикла.
За его спиной уселся Рой. Ну а для Майкла осталось самое удобное место - в коляске.
Возглавлял кавалькаду, естественно, Бикси-200, поскольку на нем находился сержант
Въезжая в город, включили сирены, и резкие пульсирующие взрывы покатились по улицам, как тяжелые колючие холодные шары. Они придавливали людей, и люди, настигнутые ими, словно бы приседали, словно бы съеживались.
У тех же, кто успевал заметить, что полиция везет детей, реакция была иная. Лица перекашивались в злобных гримасах, вздымались кулаки, а то и просто растопыренные пальцы - словно звериные лапы с когтями.
"Почему они ненавидят нас?.. Почему мы ненавидим их?.." - думал Глен, вертя головой...

19.
Посмотреть на плененных детей сбежался весь полицейский участок. Лысый коротыш - капитан Клосс - позвонил телевизионщикам, и те обещали через пятнадцать минут подъехать. Затем Клосс принялся обзванивать редакции крупных газет, а полицейские громко обсуждали, есть ли у кого-нибудь из них шансы попасть на газетные полосы.
Глен чувствовал себя каким-то монстром из зверинца, ощущая на себе любопытные, издевательские, злые взгляды.
- И ты хотел с такими договариваться? - шепнул Глен Майклу.
- Не о чем нам разговаривать! - шепнул Майкл ответно, презрительно выпятив нижнюю губу.
Майкл кивнул Вьюру, но Вьюр не отреагировал - он словно бы спал с открытыми глазами, погруженный в какие-то свои мечтания.
Тогда Майкл толкнул Вьюра кулаком в бок. Малыш встрепенулся и смешно завертел головой, словно не понимая, где он находится, и как здесь очутился...
Глен и Линда переглянулись, и оба, не сговариваясь, одновременно захохотали. Их громкий хохот прекратил тщеславные пересуды полицейских, поскольку был непонятен, а все непонятное -тревожит...
- Ну давай же! - сказал Майкл нетерпеливо, обращаясь к малышу.
Вьюр потянулся, словно окончательно просыпаясь, и шепнул виноватым голосом:
- Сейчас!..
Он открыл рот, как голодный воробей; взмахнул тонкими ручонками, словно сам собой дирижируя, и запел.
Тягучие сильные звуки, казалось бы, никоим образом не совместимые с маленьким слабым мальчиком, плотно заполнили помещение полицейского участка. Все, кто здесь находился, увязли в этих звуках, словно мухи в меду. Ни одна "муха" не могла пошевелиться, ни одна не могла сделать хотя бы шаг.
Глен, отсмеявшись, глядел на Вьюра, как зачарованный, и думал о том, что ради песен Вьюра можно жизнь свою отдать без сожаления.
Они, "верхушка со свалки", не оцепенели в отличие от взрослых. Не оцепенели только потому, что перед выходом на окружную дорогу Вьюр спел для них другую песню, которая их сейчас выручала.
Глен поймал взгляд Майкла, и они вместе подошли к капитану Клоссу.
- Где хранится оружие? - спросил Майкл.
- В оружейной комнате! - сказал капитан Клосс "сонным" голосом.
- Где она? - спросил Майкл.
- По коридору первая дверь налево!..
- Она закрыта на ключ? -Да!
- Где можно взять ключ?
- В моем кабинете! В верхнем ящике стола!
- Где ваш кабинет?
- Следующая дверь после оружейной!
- Он тоже закрыт на ключ?
- Нет!
- Идем! - позвал Майкл своих.
Они кучкой вышли в коридор, оставив Вьюра допевать его песни.
Найти ключ от оружейной и открыть оружейную не составило большого труда. Когда знаешь, где взять ключ и куда его вставить, живется как-то легче.
В оружейной пахло железом и смазкой. В деревянных стеллажах рядами притулились карабины М-17 и автоматы УЗИ-2С. В фанерном коробе без крышки навалом лежали пистолеты разных марок.
- Быстрей! - подстегнул Майкл.
- На чем поедем? - спросил Глен.
- Во дворе - "носатый"! На нем!.. - сказал Майкл. "Носатым" называли полицейский автобус - из-за его вытянутой и как бы заостренной кабины.
- Носим туда? - спросил Глен.
- Да! - сказал Майкл.
- А ключи от "носатого"? - спросила Линда.
- Вот! - Майкл достал из кармана связку ключей и побренчал.
- Откуда взял? - спросил Глен не без зависти.
- У водителя! Когда мимо шел! - гордо сказал Майкл...
Они принялись лихорадочно таскать карабины, автоматы и коробки с патронами во двор и грузить их в объемное нутро "носатого".
Устали, перемазались в смазке, но возбуждение придавало дополнительные силы.
В конце попробовали приподнять короб с пистолетами, но это было им не по силам.
Тогда стали напихивать пистолеты в карманы и за пазуху и таскали их в автобус таким способом.
Короб перегрузить полностью не успели, потому что подъехали телевизионщики в двух фургонах.
- Быстро позови Вьюра! - шепнул Майкл Глену.
Глен помчался как молния и, схватив за руку упирающегося Вьюра, поволок его к выходу. Вьюр был, видимо, сам немного заворожен своим пением, - поэтому и упирался...
Возле "носатого" в это время уже вовсю кипели страсти, - там происходила настоящая пресс-конференция. Две телекамеры, фиолетово поблескивая линзами, нацелены были на Майкла. Несколько журналистов с микрофонами, похожими на гранаты, нетерпеливо переминались на месте, ожидая своей очереди спрашивать.
- Возможен ли мир между вами и нами? - выкрикнул один журналист. - Добрый мир без камней за пазухой!
- Если у вас не будет за пазухой ничего, то у нас - тем более!..
- Сколько всего детей собралось на свалке? Вы можете сказать?.. - выкрикнул другой.
- Единственное, что могу сказать, - очень много!
- Чего они хотят? - прозвучал новый вопрос.
- Спокойной жизни, и ничего больше! Чтобы никто не издевался!..
- Вы хотите быть взрослым? - выкрикнул белоголовый - самый старый из журналистов.
- Нет! - резко ответил Майкл.
- Но ведь вы повзрослеете! Что тогда? - настаивал старый. - Будете ненавидеть детей?..
- Я никогда не буду взрослым!' - резко сказал Майкл.
- Почему вы так уверены? - не отставал журналист.
- Слишком велика ненависть! - сказал Майкл тихо. - Взрослые мне никогда не простят, что я был ребенком!
- Почему начались новые рождения? Как по-вашему? - продолжался допрос. - Ведь дети не рождались более трехсот лет! С тех пор, как ученые научились "зацикливать" людей, - то есть, делать их практически бессмертными!
- Мне кажется, бессмертие не в том, чтобы вечно функционировать! Бессмертие в том, чтобы своей душой, своей любовью разбудить другую душу - неопытную, чистую! Ибо ребенок рождается со спящей душой!..
Тут Майкл наклонился к уху Вьюра и что-то ему шепнул. Вьюр вскинулся и умчался куда-то. Глен посмотрел ему вслед, но поскольку его никуда не позвали, и ничего ему не велели, он остался на месте.
- Но все-таки, почему начались рождения? - спросил белоголовый.
- Да потому что людям, настоящим людям, хочется бессмертия не механистического, а такого, о котором я только что говорил!.. Новые рождения - протест против "зацикленного" бессмертия!
- Вы думаете, их будет больше?
- Их будет гораздо больше! - убежденно сказал Майкл, и тут среди собравшихся прошелестел смешок. Но не словами Майкла был он вызван. Вызван он был тем, что все увидели - из полицейского участка вышел Вьюр, ведя за руки сержанта Малки и Роя. Два детины, ведомые малышом, похоже, с трудом переставляли ноги. Вьюр провел их сквозь расступившихся журналистов и показал на открытую дверь автобуса.
Полицейские один за другим полезли внутрь, не возразив ни единого слова. Сержант Малки уселся за руль. Рой примостился рядом.
- Как вы смотрите?.. - начал было кто-то. Но Майкл прервал довольно бесцеремонно:
- Глазами смотрю!..
И все с готовностью заржали.
- Извините, нам пора! - сказал Майкл, пропустил впереди себя Глена и Линду, забрался в автобус сам и захлопнул дверцу.

20.
Теперь у них было оружие. Теперь они могли себя защитить. Что же касается умения этим оружием пользоваться, то кто же нынче не умеет стрелять! Стрелять - то же самое, что ходить, дышать, видеть. Любой, даже самый злой, родитель уж чему-чему, а стрельбе свое чадо пусть нехотя, да обучит обязательно. Говорят, что планета дика, полна опасностей, неблагоустроенна. Только Мегаполис -великое и главное достижение цивилизации - позволяет людям проживать свое бессмертие более или менее комфортно...
Но дети Мегаполису явно не нужны. Дети - какой-то каприз, выверт природы, развилка эволюции, уводящая развитие человечества в сторону, в тупик...
Эволюция, в лице полицейских сил, защищается от этих монстров, называемых детьми, от этих отходов Природы, от этих выродков Господа Бога...
Так думал Рой - полицейский агент, внедренный на свалку. Так думал и сержант Малки. Так думали все, кого правительство послало эту дурацкую свалку очистить от этих дурацких детей...
Рой и сержант Малки шли в первых рядах целой армии полицейских, брошенной против детей. Кроме них в первых рядах были также все полицейские того участка, из которого дерзкие юнцы украли оружие.
Даже капитан Клосс, несмотря на свои прошлые заслуги, был условно разжалован до окончания операции "Свалка", в ходе которой ему предложено было себя реабилитировать...
Окружение свалки совершали в три часа по полуночи - в то время, когда на планете властвует Бык - темное, губительное начало. Вся амуниция была тщательно подогнана, - чтобы не звякнула, не брякнула, чтобы двигаться можно было совершенно бесшумно.
Рой и сержант Малки чувствовали себя униженными и оскорбленными. Их использовали для того, чтобы перегнать автобус с похищенным оружием. Ими прикрылись как щитами. И кто?.. Какие-то недомерки, называемые детьми! Триста лет их не было в стране, и пусть бы их еще не было триста раз по триста лет!
Самая большая обида заключалась в том, что их потом отпустили. Отпустили - значит, сочли не опасными. Сочли не опасными -это как раз и значит смертельно обидели. Рой и сержант хотели мстить. Хотели смыть свой "позор" кровью. Не своей кровью, естественно, а кровью своих обидчиков...
Сейчас им такая возможность предоставлялась. Ночь была темной из-за того, что небо было затянуто сплошным облачным покровом. Но для нападающих тьма не была помехой. В шлемах полицейских костюмов были инфракрасные очки и мощные налобные прожектора. Прожектора пока не требовались, а вот очки выручали, показывая - в зеленоватом мерцании - все, что скрывала ночь...
Казалось, плотно зашторенное небо держится только на этих высоченных, беспорядочно наваленных грудах ненужного барахла. Словно льдины, вздыбленные во время ледохода, смутно посверкивали экраны телевизоров и мониторы компьютеров. Раскрытые дверцы СВЧ-печей гляделись хищно разинутыми пастями. Устарелые костюмы пожарников и летчиков-высотников были свалены вперемешку с костюмами подводников-атомщиков. Электронные чайники, кастрюли и сковороды соседствовали с плазменными резаками и соковыжималками. Неисчислимы были образчики всякой немыслимой аппаратуры, когда-то услаждавшей изощренные вкусы капризных потребителей...
Рой припомнил место, занимаемое свалкой на генеральном плане Мегаполиса - очень даже немаленькое место - и поежился. Это какую же массу полисменов нужно задействовать, чтобы такую махину окружить достаточно плотным кольцом! Это, конечно, и гордость вселяло - сколько же нас много! - но и невольное почтение перед свалкой, перед ее размерами - тоже...
Вот они вошли, вторглись на ее территорию. И... ничего не произошло. А ведь Рой да и многие другие - и сержант Малки в их числе - были настроены так, что после кражи детьми оружия без выстрела не удастся по свалке ступить ни шага...
С первых же шагов появился первый вопрос - то ли огибать эти огромные кучи, то ли - перелезать через них?..
Лезть вверх никому не хотелось - ни рядовым, ни командирам. Был отдан приказ - огибать. И вот они крались и крались, спотыкались и беззвучно матерились, держались за стволы и приклады, замирали и напрягались от каждого шороха и скрипа...
Чем дальше шли, тем меньшим становилось напряжение. Слишком много сил надо было тратить на эту самую ходьбу. На то, чтобы не разбить себе башку и не расквасить физиономию...
Так они до рассвета двигались в холодных грудах спящих механизмов, от которых пахло чем угодно - озоном, металлом, пластиком, - но нисколечко не пахло жилым духом человеческого - детского - становища. Ведь должны же проклятущие дети ну, скажем, костры жечь, или там огрызки да обертки выкидывать... Не духом же святым они питаются, в конце-то концов!..
Рассвет разгорелся, и солнце засияло, как стосвечовая лампа накаливания. Рой устал, и сержант Малки устал, и все участники спецоперации - устали тоже. Не получилось у них, не сложилось, не вышло на этот раз. Не состоялась грандиозная и, казалось бы, тщательно спланированная, операция...
Скорее всего те, кто должны были стать жертвами, просто-напросто ускользнули, опередив своих преследователей. Хотя, может быть, и не ускользнули, а хитроумно затаились и сейчас поглядывают из своих тайников да посмеиваются.
От такой мысли Рой готов был скрипеть зубами. Он прекрасно помнил места свалки, в которых обитал, будучи по легенде бомжом. Сейчас эти места были пусты. Ни детей, ни других бомжей. Никого!..
А ведь никаких агентурных предупреждений о готовящемся бегстве детей не было! Значит, на месте они! Где-то тут! Затихарились! Зарылись в какие-то норы! И поди их оттуда выкури! А что!.. Выкурить - это мысль!..
Рой покинул цепь и подошел к капитану Клоссу - своему капитану, который, правда, был временно разжалован, но все-таки оставался привычно "своим".
Рой нашептал на ухо капитану то, что хотел, и снова занял в цепи свое место.
А капитан, обрадованный подсказкой, заорал, забыв, что разжалован:
- Огнеметчиков сюда!..

21.
Огнеметчиков было трое. Свои же парни из ППС - патрульно-постовой службы. Все трое - старые служаки, которым за то, что долго и честно тянули лямку, и дарована эта привилегия, эта легкая работа - жечь.
Хотя, если разобраться, не такая уж она совсем легкая. Поскольку МТО-4 (мобильный турбинный огнемет, 4 модель) весит как-никак семь килограммов, и похож он на жилет из металлопластика с присобаченным к нему ранцем и двумя соплами, выпирающими из-под мышек слева и справа, словно какие-то уродские рога.
Ветераны, сопя как носороги, рассредоточились и по команде ударили из своих "турбинных". Длинные струи синего газового пламени воткнулись в высокую гряду старых телевизоров и подожгли ее. Огненные пальцы словно бы щупали брошенные аппараты - трепеща, бегали по ним вверх и вниз, влево и вправо.
Телевизоры лопались, взрывались, тихо тлели, буйно полыхали. Экраны некоторых из них перед кончиной успевали на миг-другой осветиться изнутри. Словно "ящики" вдруг ненадолго оживали, возвращались из небытия - только затем, чтобы снова -окончательно - в нем раствориться...
Подожженная гряда оживала на глазах - ворочалась, кряхтела, шипела, испускала скрипы, скрежеты, вопли. Там она оседала, там - вспучивалась, там - истекала черным жирным дымом.
Языки пламени играли друг с дружкой, словно толпа сумасшедших чертенят. Гонялись один за другим, свивались в спирали, подпрыгивали и растворялись в небе, окрашивались в разные цвета, словно примеряли на себя модные наряды. В общем и целом смысл того, что совершалось, был краток - вакханалия, бедлам, куролеси-ца и полный бардак...
Однако вся эта какофония не оставалась неизменной - отдельные разрозненные звуки постепенно сливались в единый чудовищный хор, и хор этот выревывал жуткую кантату во славу смерти, разрушения, тлена...
Детский звонкий крик должен был бы потеряться в бешеном шуме огня. Но он не потерялся. Он взмыл над беснованием палящей стихии, повис над ней, пытаясь вырваться за ее пределы - и не смог вырваться, упал в нее, чтобы сгореть, исчезнуть...
И как только он исчез, - будто затем, чтобы отомстить за него, -ударили выстрелы, направленные в полицейских. Один... Другой-Потом - автоматная очередь...
Огнеметчики упали, пораженные меткими пулями... Упали также двое полицейских... Остальные залегли... И вставать не торопились, будто собрались тут, на окраине свалки, хорошенько отоспаться...

22.
Неделю продержалось вокруг свалки полицейское оцепление. Потом его заменили оцеплением армейским. Единственное исключение сделали для того участка, который проштрафился. Всех, кто в нем служил, оставили на месте - пусть кровью смывают свою вину.
Армия свысока смотрела на полицию. Полиция исподлобья смотрела на армию. Поэтому никаких особо дружеских контактов у наказанных полицейских с соседями по оцеплению быть не могло. Те развлекались по-своему, эти - по-своему. Военные по ночам постреливали зажигательными и крупнокалиберными пулями, и огонь занявшихся пожаров их веселил. Полицейские слушали военную "музыку" и поносили соседей на чем свет стоит. Ну а детишки -маленькие монстрики - извлекали из ситуации свою выгоду, поскольку, видимо, пронюхали о неоднородности сил, их стерегущих. Детишки, подобные кротам, прорылись под полицейскими и сделали подземный ход. Но ход не со свалки на волю, как следовало ожидать, а наоборот - с воли на свалку. И по этому ходу туда, в оцепленную зону, шли и шли, а в иных местах протискивались, проползали новые и новые мальчишки и девчонки.
Что ими двигало? Что заставляло их присоединяться к обреченным? Какая неведомая сила принуждала их срываться со своих мест, покидать свои семьи?
Об этом думали-гадали и сержант Малки, и агент Рой, и капитан Клосс - после того, как подземный ход был обнаружен. Обнаружен же он был чисто случайно.
Дело было так. Армейская танкетка привезла колючую проволоку на "полицейский" отрезок оцепления. И вдруг правая ее гусеница стала сама собой вдавливаться, проваливаться, погружаться. Танкетка накренилась. Большущая катушка, на которую "колючка" была намотана, шлепнулась на землю, едва не придавив двоих полицейских, которые должны были принять груз...
После того, как тайный ход был обнаружен, детей, проходящих по нему в "зону", стали перехватывать. Их помещали в армейских брезентовых палатках, также огороженных проволокой. Велись интенсивные допросы, армейские психологи придумывали сложные тесты. Но все равно оставалось непонятным многое (то есть, практически - все). Руководит ли кто-то детьми? Как осуществляется связь с Центром, если он есть? Почему не работают внедренные агенты? Почему дети не желают безропотно подчиниться и принять свою судьбу из рук взрослых?..

23.
Поводом к возведению изгороди вокруг свалки послужил такой случай. Однажды на полицейских набрела женщина. Была она стара и беловолоса. И все-таки однозначно назвать ее старухой было нельзя. Что-то неуловимое в ней сохранилось в достаточной степени - то неуловимое, что с непреодолимой силой притягивает мужчину к женщине.
- Сыночки, зачем вы тут? - спросила она, шаря по постным полицейским лицам тускло-зелеными, словно выцветшими от долгой жизни, глазами.
Копы заухмылялись, услышав такую речь. Смысл слова "сын" был забыт за три века бессмертия и бездетности. Но само слово в языке осталось, как остаются слова "мастодонт", "ихтиозавр" и им подобные.
Речь этой женщины выдавала в ней безумную. Но безумную тихую, неопасную, которой не следовало бояться.
- Матушка! - передразнил сержант Малки интонацию пришели-цы. - Ты-то тут зачем?..
- Напомнить вам, сыночки, напомнить!.. - сказала женщина.
- О чем?.. - хохотнул агент Рой, радуясь неожиданному развлечению.
Но женщина не отвечала. Только глядела своими широко раскрытыми тусклыми и безостановочно перебирала пальцами - словно пропускала сквозь них невидимые нити.
Так она стояла, а время шло. Секунды превращались в минуты, минуты дослуживались до "часового" статуса. Часы прибавлялись один к другому, превращаясь в маленькую толпу...
- Ты бы шла отсюда! - поначалу предлагали женщине. - Еще подстрелят ненароком!..
Потом вслух поразмышляли на тему: не вызвать ли ССК?.. Но всесильную Службу Санитарного Контроля побаивались даже копы. Да и лень было возиться с оформлением бумаг на безобидную свихнутую...
В общем, ее перестали замечать. И стояла она себе не тревожимо, - будто какой-нибудь фонарный столб. Стояла долго. Может быть, о чем-то думала. Может быть, о чем-то вспоминала. Может быть, считала, что кому-то о чем-то и впрямь своим видом "напоминает"...
Когда же все-таки ее хватились, она уже далеко углубилась в свалку.
- Стой! - заорали в несколько глоток. - Вернись, дура! Убьют!.. Женщина остановилась ненадолго. Покачала отрицательно головой - меня, мол, не убьют. И пошла себе дальше...
- Стой! Стрелять будем! - заревели те же глотки.
И действительно, пальнули из трех стволов. Сержант Малки, агент Рой и капитан Клосс. Пальнули, конечно, в воздух. Потому что не стрелять же в самом деле в эту убогую!..
Женщина не остановилась. Исчезла в многоцветном обилии ненужного барахла. Растворилась в нем. Словно сама была ненужной, выброшенной за ненадобностью вещью...
Капитан Клосс доложил по команде об этом эпизоде. Ему, конечно, досталось на орехи. Но он огорчился не очень, поскольку и к превратностям судьбы привыкаешь, - а не только к ее подаркам...
Инцидент с сумасшедшей и вызвал к жизни приказ о взведении вокруг свалки ограды из колючей проволоки...

24.
Когда подземный ход случайно нашли и завалили землей и залили цементом, Майкл сказал Глену и Линде, что, может, оно и к лучшему. Детей на свалке стало слишком много. Бомжи, которые существовали тут же, свирепели, постоянно на детей натыкаясь, но вынужденно помалкивали, потому что сила была не на их стороне. Некоторые послушались призывов, ежедневно передаваемых через мегафоны:
- Выходите с поднятыми руками, без оружия, - и вам ничего не будет!..
Они вышли, они исчезли, но свободнее и веселее на свалке от этого не стало. Среди детей ходили слухи, что взрослые будут их травить газами или бомбить напалмовыми бомбами. А может быть, даже сбросят бомбу кислородную, после взрыва которой все они задохнутся...
Оставшиеся бомжи, мерзко хихикая, старательно эти слухи поддерживали и раздували. Но с каждым днем бомжей становилось все меньше, и наступил-таки день, когда никого кроме детей на свалке не осталось...
Одна взрослая, правда, все-таки присутствовала. Но ее присутствие ни у кого протестов не вызывало. Мать Миранда - так она просила себя называть - была сумасшедшей. Дети понимали это не хуже взрослых...
Она никогда не отдыхала - все время была в движении. Была везде...
Вытирала носы самым маленьким, перевязывала раны, порезы, прикладывала к синякам и ушибам какие-то травы. По вечерам рассказывала сказки, и чтобы все могли их слушать, Майкл наколупал откуда-то крошечных кругленьких динамиков, которые можно было вставлять в уши. А в ворот ее платья вставил передатчик в форме иголки с плоской головкой...
Любила Мать Миранда также рассказывать о том, как жили люди "до бессмертия". Ей не верили (откуда она может это знать!), но охотно слушали, поскольку было интересно.
- Если бы все взрослые сошли с ума и стали такими, как мать Миранда, я был бы рад! - сказал как-то вечером Глен Линде.
- Я бы хотела их всех с ума свести! - согласилась с ним Линда...
Так они жили-поживали. Майкл вел видеонаблюдение за внешним миром. Более всего его внимание притягивал палаточный лагерь, куда - после обнаружения подземного хода - помещали детей-беглецов.
Похоже, там затевались какие-то подлости. Детей учили строиться и рассыпаться, атаковать и окапываться в обороне, стрелять и драться в рукопашном бою. Из них явно готовили наступательную силу против детей же, - но других, свободных.
Приехали какие-то машины с излучателями, похожими на ракетные сопла, и, человек за человеком, плененные дети протягивались чередой мимо этих излучателей...
Во всем этом была прямая и явная угроза, и что-то, конечно, надо было делать, но что же делать конкретно, никто не знал. Майкл устраивал "совет" за "советом", но все они заканчивались ничем, так как натыкались на непреодолимую преграду - предпринимать какие-то действия, направленные против своих же - против детей -никто не хотел. И уж тем более никто даже помыслить не мог, чтобы против детей воевать...
Они не смогли об этом помыслить, зато другие смогли - да еще как распрекрасно...

25.
Однажды утром все, кто жил на свалке, проснулись от звуков музыки. Звуки были очень громкими. Визжали трубы. Бухали литавры. Колотились в эпилептическом припадке барабаны. Все это било по ушам и заставляло невольно передергиваться.
- Что?.. Что случилось?.. - витали в воздухе недоуменные вопросы.
- Сейчас узнаем! - пообещал Майкл и включил обзорные экраны.
То, что они увидели, заставило их окаменеть от изумления.
Дети из палаточного лагеря тремя шеренгами, построенными друг за дружкой, шли в атаку на том участке оцепления, который был занят полицейскими.
Все атакующие были одеты в кричаще яркие наряды: желтые шаровары, синие блузы с оранжевыми кругами на спине и на груди. У каждого в руках был универсальный лучемет - оружие космической войны, не применяемое (до сих пор) на поверхности планеты. Лица у всех детей-воинов были так вызывающе раскрашены, что превратились не в лица, а в зверские рожи.
- Что делать? Что делать будем? - посыпались вопросы, обращенные к Майклу и Глену.
- Отступать! - сказал Майкл.
- Или отступать, или пропускать их, не принимая боя! - уточнил Глен.
- Мы можем выйти к ним для переговоров! - предложили Безы.
- С этим повременим! - сказал Майкл...
А дети-лагерники шли в атаку с прямолинейностью машин. Три их шеренги продвигались сквозь свалку, все на своем пути сжигая лучеметами. Жители свалки расступались, раздвигались перед ними, образовывали пустой коридор. Пустой - в смысле безлюдный.
Таким образом, атакующие старательно сжигали всякие отбросы цивилизации, не причиняя никакого вреда жителям свалки.
- Давайте нападем на их лагерь! - вдруг осенило Глена, и его предложение было всеми тут же подхвачено...

26.
Нападение осуществляли семь троек - двадцать один человек. Небольшое количество хорошо вооруженных нападающих, разбитых на тройки, обеспечивает внезапность и мобильность. Так порешили Майкл и Глен, которые всеми детьми признаваемы были за главнокомандующих.
Безы вместе с Майклом и Гленом как раз и составляли две тройки из семи.
Палаточный лагерь охватили полукольцом, открытым в сторону мегаполиса. Лагерь был окружен "колючкой", но окружен хило, несерьезно. Проволока была закреплена на тонких металлических кольях в четыре ряда. Судя по тому, какой она была ржавой, ее доставили с какого-то очень старого склада.
Натяжение проволоки было слабым. Обычный нож легко ее перерезал. Глен проделал эксперимент - попробовал переломить проволоку пальцами. Эксперимент оказался удачным. Видимо, кто-то загреб хорошие денежки, поставляя полиции ржавую проволоку под видом хорошей.
Часовых было мало - по двое возле каждой палатки. Часовые были беспечны, поскольку знали, что охранять-то, собственно говоря, некого. Все дети-боевики перемалывают свалку, палатки пусты, можно расслабиться.
Перебить часовых не составило труда. Таков был приказ для нападающих - уничтожать только взрослых, детей - щадить.
Едва закончили с часовыми, подожгли палатки и заложили заряды под излучатели, как удача - капризная дама - от них отвернулась. Облако пыли взметнулось вдалеке, затем превратилось в пылевой столб, и столб стал приближаться.
Рысьи глаза Безов первыми разглядели - по дороге, ведущей к свалке, движется грузовик, наполненный солдатами.
Нужно было или немедленно отходить, или принимать неравный бой.
Конечно, предпочтительнее был первый вариант. Нужно удирать, ибо ввязываться в бой - глупое самоубийство.
Исходя из этого, в спешке взорвали уже заложенные заряды и в спешке закидали гранатами те излучатели с реактивными соплами, под которые заряды заложить не успели.
И вот тут случилось...Всегда, в любом деле, особенно - в деле рискованном - присутствует это всемогущее "вдруг"...
Дымящееся сопло, извилисто обломленное взрывом с одной стороны, упало рядом с Гленом и уставилось на него, как железный указующий перст. Что-то в нем, в покареженном излучателе, включилось от взрыва и сейчас работало в автономном режиме. Холодное синее конусовидное свечение периодически вспыхивало то с одного конца излучателя, то с другого...
Периодичность ускорялась... Делалась лихорадочно быстрой... Безумное мелькание было непереносимым...
Глен закрыл глаза... Но видеть не перестал... Он неожиданно обнаружил, что обладает каким-то иным, "вторым" зрением...
Этим новым зрением Глен не воспринимал обычные предметы. Только излучение - синее, холодное, конусовидное излучение - было ему доступно. Но то, что открылось ему; то, что стало доступным внутри синего излучения, его ошеломило...
Он обнаружил, что тот конус, что падает на него, всасывает, вбирает, извлекает. Конус же противоположный - передает, посылает вовне...
И передает первый конус не что-нибудь, а его, Глена, бесплотные копии. Да, множество образов Глена, идентичных оригиналу, с невообразимой быстротой втягиваются, впечатываются в синий поток и с такой же быстротой уносятся таким же синим потоком в небеса, в пространство, куда-то...
Сотни... Тысячи копий... Сотни тысяч двойников...
Забыв обо всем на свете, Глен лежал, очарованный, перепуганный, удивленный, и смотрел на эту картину закрытыми глазами...
Потом он ощутил, что его подняли с земли и куда-то несут, спотыкаясь и больно встряхивая...

27.
Когда Глен открыл глаза, он обнаружил себя лежащим в логове Майкла. Майкл спиной к нему колдовал у слабо светящихся экранов.
- Зайди ко мне! - вполголоса приказал Майкл кому-то.
Глен хотел спросить, кого он позвал. Но обнаружил, что сил на то, чтобы шевелить языком - нет... Боли никакой нигде не ощущалось, но двинуться было невозможно.
Приятно было безвольно валяться и воображать, что вся эта энергия от Майкловой техники впитывается в тебя, тебя подзаряжает...
Спустя некоторое время появился Турч.
- Ну что? - спросил Майкл нетерпеливо.
- Все мертвы!.. Все погибли!.. - сказал Турч.
- Как они погибли? - спросил Майкл. - От чьих рук?..
- От своих! - сказал Турч. - Похоже, они перебили друг друга!
Перестреляли и перерезали!..
- Почему?.. - спросил Майкл недоуменно. Турч молча пожал плечами.
- О чем вы? - сумел Глен спросить слабым шепотом, видимо, немного поднапитавшись энергией.
- А! Ты очнулся! - сказал Майкл радостно. - Мы о тех несчастных!.. Из палаточного лагеря!..
- Я знаю! - прошептал Глен. - Излучатели держали их на поводке! Без поводка они растерялись!
- Правильно! - сказал Майкл. - По-другому это называется "самоликвидация системы"!..
- Чего же спрашивал? - сказал Турч недовольно. - Если все знаешь!..
- Только сейчас дошло! - улыбнулся Майкл. - Пока Глен говорил!..
- Могу идти? - спросил Турч.
- Проследи, чтобы собрали все их оружие! - сказал Майкл.
- Тела захоранивать? - спросил Турч.
- Прямо там! На месте! - сказал Майкл. - Нам надо срочно уходить! Я подумаю над этим!..
Глен хотел рассказать про свои бесчисленные копии, которые он видел "вторым" зрением. Но это требовало слишком больших и долгих усилий.
- А солдаты?.. Ну те, в грузовике?.. - спросил он шепотом.
- В белый свет постреляли! - сказал Майкл. - В небе дырок понаделали!
- Куда же мы пойдем? - прошептал Майкл.
- Когда отсюда выберемся, тогда и посмотрим! - сказал Майкл уклончиво...

28.
Динамики удалось установить незаметно. Сонное оцепление, размякшее на солнце, не ожидало никаких пакостей изнутри свалки. Лазерные лучи, подведенные к каждому динамику, при свете дня были неразличимы, а на ночь их можно было отключать.
Но отключать их не понадобилось. Потому что все прошло без сучка и задоринки. Прошло так, как было задумано.
По сигналу Майкла зазвучала песня. Эту песню пел Вьюр, который был вместе с Майклом в его берлоге.
Звуки заунывной песни, преобразованные в ряд электрических импульсов, пронеслись по лазерным лучам. В динамиках импульсы были преобразованы "обратно", и песня Вьюра, усиленная в десятки раз, услышана была всеми, кто был в пределах достижимости динамиков - и полицейскими, и солдатами.
Действие и на тех, и на других песня оказала как раз такое, какое и была должна. Полицейские оцепенели, солдаты тоже превратились в восковые персоны. Замерли все, кто не был детьми и мог слышать песню Вьюра...
И начался Исход.
Дети покидали свалку, на которую они были загнаны сознательной или подсознательной волей Города. Дети покидали Город, ибо свалка и была последней его частью, для них доступной. Дети покидали взрослых. Бессмертных взрослых, озлобленных своей бессмертностью...
Впереди и по бокам шли те, что постарше, вооруженные до зубов. Под их защитой шли те, что помладше, - не имеющие никакого оружия.
Колонна детей медленно выползала из свалки, как длинная толстая гусеница. Малыши двигались, опустив головы, не глядя по сторонам. Некоторые шепотом спрашивали друг у дружки:
- А где Мать Миранда?..
И не получали ответа, потому что этого никто не знал.
Свалка дымилась - как обычно.
Да нет, враки!.. Ничего обычного в ней сейчас не было!.. Как уродливые усики уродливых растений вились концы перекушенной колючей проволоки... Как напоминание о прямой и явной угрозе торчали окаменевшие фигуры полицейских...Как тяжелая рана, как глубокий ожог на бугристом теле свалки тянулся след, оставленный нападением юных зомби...
Вьюр шел за спиной Майкла. А песня Вьюра - запись этой песни, поставленная на бесконечное воспроизведение все звучала и звучала... И звучать ей до тех пор, пока кто-то извне не догадается отключить автономное питание аппаратуры, оставленной Майклом...
Колонна двигалась...
Песня звучала...
Колонна двигалась...
Песня звучала...
Солнце катилось по небу...
Гусеница уползала...
Заунывные звуки ползли ей вслед, все более и более отставая...

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ > > >Часть 2