Владислав Казеко (16 лет, школа № 671)

МОИ ПИСЬМА НА ВОЙНУ

Я живу в век космических полётов и других не менее удивительных достижений человеческого разума. И мог бы многое рассказать об успехах науки и техники в моей стране и о том, сколько радостных и счастливых минут они принесли лично мне. Взять хотя бы запуск очередного космического корабля, строительство современного спортивного комплекса в моём городе Санкт-Петербурге, или даже покупку нового цветного телевизора нашей семьёй.
Я восхищён созидателями этих больших и малых чудес. Но прежде всего хотел бы обратиться со словами признательности к тем, благодаря кому это стало возможно сделать. К тем, кто победил когда-то в кровавых сражениях тёмные силы зла и спас будущее моей страны и других стран, а значит и моё будущее от господства чёрной свастики.
Я говорю о Великой Отечественной Войне.
Хотя с тех пор прошло немало лет, в семьях её участников свято чтут память о сражавшихся на её многочисленных фронтах защитниках Родины.
И в нашей семье многие её члены побывали на полях сражений. Я их не знал, видел только на фотографиях и мне известно о них лишь по рассказам близких. Мы помним о них и гордимся ими.
Обращение к ним называется:
"Мои письма на войну" - к тем, о ком мне известно больше, чем о других.
И ещё у меня возникает вопрос:
"Достоин ли я того, что они отдали свои молодые жизни и здоровье, защищая меня - их потомка?"
Хотелось, чтобы это было так. Кем бы я ни стал в жизни, хоть самым скромным членом общества, постараюсь не огорчить вас своими поступками, мои родные и все те, кто участвовал в той Великой Войне.

ПИСЬМО ЖУРНАЛИСТУ

B . C . Тямкову, дяде моей бабушки, работавшему в редакции газеты "Северо-западный водник" в 1941 году

Василий Степанович, в нашем семейном архиве хранятся 3 твоих письма из блокадного Ленинграда. Ты не успел получить на них от­вета, потому что местожительства адресатов менялись часто в то тре­вожное время, а военная почта доставляла письма с задержкой, и ког­да весточки от твоих эвакуированных родных дошли по назначению, было уже поздно - твоя короткая блокадная жизнь оборвалась.
Позволь мне, хоть и с опозданием на 60 с лишком лет, отве­тить тебе.

Из письма первого (матери Тямкова) 19 августа 1941г., Ле­нинград

Здравствуй мама! Извини, что так долго не писал. Время тре­вожное, работаю много, порой о письме и не думаешь. Два с поло­виной месяца я находился на военном сборе. Сейчас снова рабо­таю в редакции, а что будет дальше, не знаю.
Может быть завтра уже меня призовут в Армию...
"...Время тревожное..." Дядя Вася, (так называет тебя моя ба­бушка), я мысленно представил себе любимый мной город в те далёкие дни: золотой шпиль Адмиралтейства, затянутый чем-то серым, аэростаты над крышами домов, окна домов, заклеенные крест-накрест полосами белой бумаги, чёрные тучи самолётов, с воем роняющие бомбы на прекрасные здания.
...Настроение у нас боевое. Думаем, что скоро немца погоним, но пока он к Ленинграду подошёл очень близко. Придётся вплот­ную защищать наш прекрасный город. И думаю - защитим...
Из твоего письма видно, что у ленинградцев - боевой дух.
Журналист Тямков, ты стремился на фронт, но тебя оставили в редакции, чтобы было кому ободрять словом балтийских моря­ков, защищавших город.

Из письма второго (жене и сыну), Ленинград, 6 декабря 1941 г. (за 25 дней до смерти)

Здравствуй моя ненаглядная! Здравствуй, Лёвочка! Наконец-то мы получили первую, хотя быть может, и невер­ную весточку о том, куда занесла вас судьба... Вы остановились в местечке Барда Молотовской области... (сообщил коллега- жур­налист, прим. В.К.).
...Веемы пока живы, здоровы и таскаем ноги. Дед (тесть В А. Букин, примеч. В.К.) дежурит на дровяном складе...
...Яработаю в "Северо-западном воднике"... Антонина (про- бабушкаТося, примеч. В. К.) прихварывает. Да и есть от чего. Недавно в их дом упала бомба. Под Антонининой комнатой - пустота и провал, но её комната чудом спаслась от разруше­ния ... Антонина и Олечка (моя бабушка, примеч. В.К.) в это время были в другой части этого дома... (Они были контужены, примеч. В.К.).
"...Таскаем ноги..." "...Работаем..." Василий Степанович, ты не рас­сказываешь об истинном положении дел в городе, чтобы не трево­жить своих родных. А перед моим мысленным взором предстаёт кар­тина (из рассказов моих близких): молчаливые очереди за хлебом на улицах, часами ждущие, когда его привезут; люди, везущие на саночках своих умерших от голода близких; дома ленинфадцев без отопления, света и воды; непрерывные обстрелы и бомбардировки днём и ночью. По карточкам на человека выдавали " 125 блокадных грамм" хлеба, состоящего в основном из коры, жмыха, целлюлозы и небольшого количества муки. В день умирали от голода тысячи людей. В нашей большой семье из 16 человек, оставшихся в городе, выжили 5.
Но передо мной возникла и другая картина.
День и ночь работают заводы, выпускающие вооружение и военную технику. Работают хлебозавод, редакции газет, школы, госпитали и библиотеки. Не остановлена даже главная водопро­водная станция, подающая воду на предприятия. Ослабевшие от голода женщины, старики, подростки (в их числе мои родные) не покидают своих постов и часто ночуют прямо на рабочих мес­тах. Они, к изумлению врагов, на втором дыхании трудятся для фронта и для спасения города.
Я представил себе и тебя, высокого, в чёрной морской шине­ли, каждый день проделывающего долгий путь по заснеженному Невскому, от Полтавской ул. до ул. Герцена, чтобы выпустить газету для балтийских моряков с рассказом о положении на фрон­те и о подвигах их боевых товарищей.
...Положение, повторяю, очень тяжёлое, но все мы не теряем надежды вновь увидеть вас в мирной обстановке и отпраздновать разгром окаянного Гитлера.
Василий Степанович! В твоих письмах нет ни отчаяния, ни паники. Только вера и надежда на лучшее. Ты пишешь "все мы", значит так думали и поступали остальные ленинградцы.

Из письма третьего (жене и сыну) 22 декабря 1941г., Ленин­град (написано за 10 дней до смерти)

..Живём мы так, как живут все в условиях осаждённого города. Части Красной Армии рвутся к Ленинграду, стремясь прорвать кольцо блокады. Успехи их в этом деле немалые. Но мы пока конк­ретно улучшения своего положения не ощущаем. А положение наше очень тяжёлое... Про себя почти нечего писать. Пока что рабо­таю в "Северо-западном воднике". Очень ослаб, так как приходит­ся много ходить пешком при неудовлетворительном питании (трамваи не ходят, примеч. В.К.). Но я надеюсь, что мы ещё уви­димся с тобой и Лёвочкой и отпразднуем разгром Гитлера. До сви­данья. Если бы ты знала, как мы скучаем о вас!

Из письма В.А. Букина (тестя В. Тямкова) своей дочери:

"Здравствуй, Аня. Я написал заказным и послал тебе справки о смерти Василия (еёмужа, примеч. В.К.). Он работал до последне­го дня, но был очень слаб. Положили в больницу 31 декабря 1941 г. и 1 января он помер... Он не думал умирать..."

Из письма Е.М. Букиной (жены В.А. Букина) 9.04.42г.

Здравствуйте, Аня и Лёвочка!
Сообщаю вам, что сегодня в 9 час. утра помер папа (В.А. Букин, прим. В.К.). Всю ночь звал вас.... Дочка, я одна осталась и слаба.
Благословляю вас жить, мама.
PS . В. А. Букин до последних дней жизни дежурил на крышах зданий, чтобы тушить зажигательные бомбы.
Е. И. Букина умерла в июне 1942 г. До конца жизни ухаживала за ослабевшими жителями своего дома. (По сведениям работни­ков домоуправления).
Дорогой Василий Степанович! Мне известно, что ты ходил на работу до самого последнего дня своей короткой жизни. Тебя считали талантливым журналистом. Ты не знаешь, что все сотруд­ники газеты в дальнейшем тоже погибли, кроме одного старого наборщика. Твои друзья потом рассказали, что ты делился сво­им дополнительным пайком, который вам изредка выдавали, то с ослабевшим сотрудником до с сестрой жены и её маленькой дочкой (моей бабушкой, примеч. В.К.).
После твоей смерти тесть В.А. Букин принёс в семью моей ба­бушки твои вещи - кокарду с морской фуражки и перочинный но­жик для передачи на память о тебе маленькому сыну Лёве. Больше­го ослабевший дед не мог донести. Это было выполнено, так как прабабушку Тосю с дочкой (моей бабушкой, примеч. В.К.) вскоре вывезли на "Большую землю" по льду Ладоги - по "Дороге Жизни". Город наш выстоял и страна победила фашистов, во что ты и участники той войны свято верили.
Из приведённых писем видно, что до самой смерти тебя не покидало мужество и надежда на жизнь и Победу. Благодаря этим письмам мне стало ясно, почему Ленинград выстоял в то страш­ное время. Потому, что до последнего вздоха жители города не опускали руки и делали каждый своё дело. Сила духа возоблада­ла над слабостью и отчаянием.
И я понял, что в войне не всегда побеждают танки, пушки, са­молёты и сытые солдаты. В Ленинграде победителями оказались изнурённые боями и голодом наши войска и вместе с ними безо­ружные женщины, старики и подростки, не оставившие своих по­стов.
На Пискарёвском кладбище и других, подобных ему в городе, лежат не жертвы. Здесь похоронены мученики и герои.
Вечная им память!

Рассказ о моём прадеде Кармышеве В.И.

Мой прадед - инженер-строитель Кармышев Виктор Ивано­вич - дед Витя, как называют его в семье, ушёл на фронт добро­вольцем на 8-й день войны и сражался в 80-й дивизии народного ополчения.
Он участвовал в кровопролитных боях под Красным Селом, Гатчиной, защищал Петергоф, был участником обороны Ле­гендарного Ораниенбаумского плацдарма. Участвовал в прорыве блокады в январе 1944 года, и потом с боями дошёл до Берлина.
Каждый год 9 мая мы с семьёй ходим на мемориал "Приморс­кий" в память воинов, погибших в боях за Петергоф.
Мы кладём цветы на ту плиту, где выбиты строки о 80-й диви­зии. Совсем рядом здесь находилась траншея, в которой, по рас­сказам прадеда, они держали оборону вместе с моряками из мор­ской пехоты. Тогда погибли почти все. Сейчас на этом месте - трава и ромашки.
Мне вспоминается и другой его рассказ о танковом бое, кото­рый деду Вите пришлось выдержать.
На лежащих в окопах двигались фашистские танки, а у наших солдат из вооружения имелись лишь винтовки и бутылки с горю­чей смесью - плохая защита против "тигров". Но танки, обнару­жив на пути сопротивление, повернули назад, не стали рисковать, не зная, что могут выкинуть эти непонятные неистовые русские. Они не прошли тогда ваш рубеж, дед Витя, как не удалось им сде­лать это и в других многих местах огромного фронта больше 1000 км длиной.
Прадед, демобилизовавшись, очень редко говорил о войне, тем более о своих заслугах, хотя его мундир украшают множество орденов, а спустя много лет после войны его разыскивали "крас­ные следопыты".
Я прочёл его письма с фронта и как будто немного окунулся в ту непривычную и напряжённую атмосферу. В них нет ни отчая­ния, ни ропота, ни жалоб. Только оптимизм и вера в Победу.
Он с большой нежностью и любовью обращается к своим близ­ким, подбадривает и утешает их. К моему удивлению, даже вос­торгается окружающей природой.
Письма эти зачастую написаны на клочках бумаги, часто ка­рандашом, многие неразборчивы.

Я привожу отрывки из некоторых его писем с фронта.

9.9.41 г. Дорогие мои родные!

...Гитлер дал приказ своим войскам занять Ленинград 9 сентяб­ря. Однако ещё ни один солдат его не коснулся нашего родного го­рода. Он, конечно, может бомбить город, разрушить дома, выз­вать жертвы, но войти в город ему не удастся.
Мы целый день и ночь в грохоте разрывов и выстрелов - при­выкли к грому как к звуку маятника часов.
Как здорово немцев разгромили под Смоленском!
...Недавно мы зашли в один лес и под ногами у нас были кучами грибы - вот бы нам их вместе пособирать. Ну авось успеем ещё вкусить эту радость.
Будьте здоровы, Витя.
8 сентября 41г. началась блокада Ленинграда. И 9 сентября ещё никто - ни солдаты, ни командование, ни жители, ни автор письма не знали, что предстоят беспримерные 900-дневные ис­пытания. Но с самого начала и до конца все верили, что город врагу сдан не будет.

30.3.42 г. Дорогие Тоня и Олечка!
Почти месяц, как я расстался с вами и не знаю, где и когда те­перь снова встречусь. А встреча прошла как сон счастливый... В минуту освобождения от условий войны, мысленно, я бесконечно люблю вас, о чём говорю вам с радостью...
О себе писать нечего. Кочуем, с боями продвигаемся вперёд. Это поднимает настроение... Ленинград сейчас приводится в порядок - чистота, уже начинают ходить трамваи...
4.03.42 г. мой прадед встретил жену и 5-летнюю дочь - мою бабушку по другую сторону Дороги жизни, их эвакуировали на Большую Землю. Двое его младших детей, тесть, тёща, тётя, шу­рин - журналист В. Тямков погибли в блокадном Ленинграде. Ему самому ещё предстоял долгий путь до Берлина.

5.02.43 г. Мои любимые!

Я пока благополучен. Сейчас это редкость у нас и большое сча­стье. Мы в боях. Ну авось всё обойдётся.
Дочку и сынка (осиротевшего племянника жены) крепко при­жимаю к груди и целую...
...Вашу всё расширяющуюся семью живности я приветствую.
Как приятно мне носить на руках ваши перчатки - не выра­зить.
Крепко любящий вас Витя.
Это письмо эвакуированной семье под гор. Тотьму Вологодс­кой обл. Жена прадеда Вити - прабабушка Тося работала там в колхозе. Чтобы прокормиться, пришлось развести коз и овец. Пер­чатки, посланные на фронт, были связаны из шерсти своих овец.

28.03.43 г. Дорогие Лнтониночка и все!

Простите, что долго не писал. Мы сейчас в тяжёлых условиях. На днях был в Ленинграде по служебным делам.
Тяжело мне было приехать в город, где прожил 17лет и не най­ти даже ни одного родного дома, ни одной родной семьи. Л было их до войны 5 (дома: своей семьи, двух братьев, тёти, родителей жены. Примеч. В. Казеко).
Первый раз после 1926 г. пришлось быть бездомником. Даже не­где было по-свойски ночевать, ночевал у товарища, с которым при­ехал. Был в своём доме. Комната в таком же виде, как в ноябре 1941 г. (в ноябре дом был разрушен авиабомбой, их комната на пятом эта­же повисла над пустотой, одна стена её отвалилась. Жена и дочка прадеда остались при этом живы. Примеч. В. Казеко).
С улицы Декабристов видны наши голубые двери, печь и вися­щий на стене счётчик...
Оставшиеся в живых члены его семьи - жена (прабабушка Тося) и дочка ( моя бабушка) - эвакуированы, братья - на фрон­те, остальные умерли во время блокады.
Прадед Витя приехал в Ленинград в 1926 году из деревни Орловской обл., поступил и окончил инженерно-строительный институт, работал до войны на стройках города, где встретил Тосю. Они поженились.

25.5.43 г. Мои любимые!

Весна в самом разгаре и от неё столько чувств охватыва­ет, что становится тяжело от того, что не умею их выра­зить живыми словами. Как хорошо в природе и как плохо дела­ют люди!
Сейчас сравнительно благоденствуем. Лес, река близко, живём в деревянном домике-срубе, правда, промокаем от дождя, но ведь тепло. Работаем много, Но иначе я и не представлю жизни те­перь. Это единственное условие равновесия. Я даже иногда удив­ляюсь нашей способности держаться. Почти уже два года, без перерыва, без выходных, почти без разрядки; напряжения и на­пряжения, иногда доходящие до предела, до грани жизни.
В это время готовилось наступление наших войск, т.е. в армии большая работа по подготовке к нему. Он пишет, что люди уста­ли от напряжения, но до конца войны ещё целых 2 года, и они это выдержали.

22.12.43 г. Мои родные!

Живу пока благополучно, не скажу, что спокойно, потому что работа у нас такая постоянно беспокойная.
...Вчера поймали немца - языка, как у нас говорят. Какая про­стота и незлобивость заложена в натуре русских людей! Этого немца сразу после боя, когда немного остыла горячка, наши солда­ты напоили водкой, накормили, уложили спать и потом охраняли его покой и сон. Сколько он, может, унёс наших жизней и пролил крови! И вот как-то смягчаются наши люди. Правда, кровь и ему пролили - в бою его ранили. Но здоров он как бык. Одежда и обувь у него из эрзацев: валенки сделаны так - голенища парусиновые, со­юзки брезентовые и подмётки деревянные, разглядывали и ощу­пывали его как диковину. Какие мы богатые против них, имея доб­ротные натуральные валенки из шерсти, полушубки на меху, шапки, рукавицы. У него на груди имеется медаль "За зиму 1941-42 гг." Это их награждали только за то, что они перенесли эту зиму. Куда они против нас годятся после этого?
...Оленькипы рисунки смотрю с удовольствием, целую её малень­кие пальчики. Желаю успеха. Витя.
Я думаю, наши солдаты понимали, что простым людям Гер­мании - мастеровым, рабочим война не нужна и чужая земля не нужна, поэтому они, познав на себе беды войны, посочувствова­ли плохо одетому зимой пленному, призванному на войну, ско­рее всего, насильно, к тому же раненому.
На фронте идёт подготовка к наступлению - снятию блокады, поэтому - "работа у нас беспокойная". Интересно, что дед Витя называет войну - работой.

18.2.44 г. Мои любимые!

Мы так сейчас стремительно продвигаемся, что уже стоим на пороге вступления в одну из новых братских республик. За это время завоевали Любань, продефилировали через места наших первых боёв в эту войну: через Сиверскую, Гатчину и др. Это и грусть наводит, и радость вселяет. Отвоёвываем. Грустно по­тому, что из таких милых мест, где жизнь улыбалась в своё вре­мя (прадед и прабабушка до войны любили проводить выход­ные дни в пригородах Ленинграда, примеч. В. Казеко) немец сделал развалины. Грустно и потому, что всё это стоит нам жизни и крови.
В одной деревне мы увидели ещё не остывшие грудгя трупов наших раненых пленных красноармейцев и офицеров, которых фашисты перед уходом заперли в вокзале и сожгли. Какое изувер­ство! Это разжигает такую ненависть!..
...Письма ваши тёплые и любимые получил. Спасибо.
Как я по вас грущу в минуты отвлечения от боевых дел.
Витя.

27.01.44 г. блокада была снята, захватчиков отбросили от Ле­нинграда на сотню километров и началось стремительное наступ­ления по всем фронтам на Запад. А с пленными так поступили не воины, это - подонки.

28.4.44 г.
...Мы всё-таки из породы живых. Невзгоды победили и ещё бу­дем счастливы. У нас недавно было беспокойное время, немец крепко обрушился на нас. Но получил ответ по заслугам и притих. Меня можете поздравить с наградой - орденом "Красной звезды". Счи­таю, что частичка в этой награде принадлежит и вам - моему тылу, обеспечившему мне сравнительное спокойствие и поддер­живающему меня горячей любовью...
..Дочку мою любимую целую, очень доволен её рисунками. Всего хорошего, Витя.

28.4.45 г. ...Мы пока благополучны, находимся в самом центре Германии, сломленной и разбитой, но ещё кусачей и злой.
До окончания Великой войны осталось меньше двух недель. Фашисты ожесточённо сопротивлялись, понуждая свой народ нести ненужные жертвы.

7.5.45г. Мои любимые!

У меня сейчас такая работа, что можно писать. Л раз так, то уж естественно куда устремились мои мысли - к вам.
Какие мы счастливые, что смогли сохранить такую чистоту на­ших чувств в такое тяжёлое, длительное и неустойчивое время! На­верно нас бог. за это наградит ребятишками и такими же хорошими, как были первые. (Умершие во время блокады, примеч. В. Казеко).
...Вот когда всё кончится, уедем куда-нибудь специально про­греться на солнышке, ведь мы всё это любили. Оно целительное...
На этом заканчиваются письма с фронта моего прадеда.

9 мая 1945 года весь мир праздновал Победу над фашизмом. Германия капитулировала 8 мая, но, видимо, на боевом участке прадеда всё было закончено 7 мая, поэтому у него появилась "та­кая работа, что можно писать". "Работа" войны кончилась, и для всех наступил долгожданный мир.
Дед Витя, когда демобилизовался, вернулся на работу в свой строительный трест и трудился там до конца. У них с прабабуш­кой Тосей родился после войны сын Дима. Верный своему обе­щанию организовать для семьи место, где можно греться на сол­нышке, он попросил у властей выделить участок земли под застройку на месте былых боёв в районе бывшего Ораниенбаум­ского плацдарма, и выстроил дом. Там я живу летом, и там есть специальная площадка, где можно загорать, и на которой мы в солнечные дни благоденствуем. Яблони, которые он посадил, да­рят нам до сих пор прекрасные яблоки.
О войне здесь сейчас ничто не напоминает, окопы почти за­росли, старый дот за забором порос мхом, а старые гильзы и об­рывки пулемётных лент из земли мы вытащили.
Сам прадед давно покоится на сельском кладбище неподалё­ку, рядом с братской могилой, где похоронены его погибшие при защите плацдарма боевые товарищи. Он сам попросил перед смер­тью похоронить его рядом с ними.
На братской могиле всегда венки и цветы.
Могилу прадеда мы не забываем, на ней тоже цветы.

Вечная ему память!