Александра Калиниченко (17 лет, 1 курс филфака)

* * *

Нынче дождь гулял по граду — Петербургу,
Отбивал чечетку под веселый звон.
Тучи, хмурые подружки, на прогулку
Вслед за ним летели с музыкой динь — дон.

Улыбался свежим каплям милый лучик,
Лить дождю на город молча разрешал.
Убаюкивала песня грустных тучек,
Дождь по улицам заснувшим все гулял.

Ангел бедный на Дворцовой — Он без крыши,
Не слететь Ему, крылатому, с поста.
И молитву вековую тучи слышат,
И спасает город наш молитва та.

Петербург в дожде прозрачен и невинен,
Снова чистый и омытый будет он.
Облака уйдут, и небо станет синим,
И от города прогонит тихий сон.

ПРО ОСЕНЬ, ВЕТЕР И МЕЧТУ

Отголоски бродят лета,
Осень проседью задета
И целует ветер клен до хрипоты.

Он подымет ворох легкий
И рассыплет по дороге
И шагнет в пространство зимней мерзлоты.

Ветер летний стал осенним,
Беспорядочным круженьем
Листьями укутал землю и меня.

Кто ты, вечный мой знакомый?
Отчего в полет влюбленный,
В танцы кленов пестрых красного огня?

Унеси меня отсюда
В ту страну, где сможет чудо
Души склеить перекрестьем двух дорог.

Я мечты хочу, как хлеба!
Паруса надуй в полнеба,
Заалеет пусть небесный в них чертог.

В КЕЛЬИ

На полу пред книгою раскрытой,
В дрожи тела, с бледностью лица,
На губах с пронзительной молитвой
Вопрошала схимница Отца.

Ночь хитон спустила черноокий,
Глохнет свет безудержный планет.
Мрак и луч — их спор идет жестокий,
Но молитвы — не колеблем свет.

Та монашенка как столб стояла,
В слабой плоти — Духа торжество.
И слезами стены освещала,
Паче звезд — молитвы рождеством.

Ты о чем, монашенка седая,
Изливала скорбь свою в ночи?
Ни в твоем ли образе святая
Плачет Мать-Россия у свечи?

Ночь, рассвет — минуло время быстро,
Все один земной круговорот.
По тропе на кладбище росистой
Сына поминать она идет.

* * *

Невинноубиенным Отцам Церкви

Вдаль увозил монахов на расстрел
Корабль завесою тумана.
И Соловецкий берег уж белел
Снегами убранный так рано.
Ни осени, ни лета, ни весны —
Он целый год зимой обвитый.
И людям были издали видны
Его замерзшие ланиты.
Гудок последний, длинный потонул,
И призрачный корабль — невидим.
Но тот слепящий сердце, жуткий гул
Застыл в дыму святым наитьем…

ЗАВАЛИТ СНЕГ ДОРОГИ

Послушайте, если звезды зажигают,
значит это кому-нибудь нужно?
В.В. Маяковский.

Завалит снег дороги. Вновь непроходимо,
А я по воскресеньям в храм хожу.
Ведь нужно так, ведь так необходимо
Горели свечи чтоб — и я спешу.

Вчера метель хлестала воздух нестерпимо,
Он бедный выл, качая провода.
Все замело. Но так необходимо
Горели свечи чтоб — спешу туда.

Как утренняя манит непреодолимо
Прекрасная и светлая звезда.
И воздух чист. И так необходимо
Горели свечи в храме чтоб всегда.

Но крыльев нет, я в поднебесье не летаю.
Я человек, не птица, человек.
И зная это, по сугробам убыстряю
Я к храму Божьему пингвиний бег.

Бьет колокол. Как на деревьях блещет иней!
Вот церкви показались купола,
Шатер над ними небосклона синий-синий.
Крестов сиянье грусть сожжет дотла!

Я захожу. Как в сердце торжествует радость!
Как долог был мой неумелый путь.
Ну что ж…теперь свечу поставить мне осталось,
И отдохнуть. Душою отдохнуть.

Да почему же так необходимо важно,
Чтоб загоралась хоть одна свеча?!!
За каждой свечкой теплится отважно
Любовь ко всем, что так же горяча.

* * *

Не наговориться мне с тенистой гущей,
Не наговориться с кленом под окном.
Не наговориться! И все тянет пуще
Мне мечтой закрыться, как большим зонтом.
Отчего-то стали мысли листопадом:
Непонятным эхом кружатся во мне.
Распрощался август пеньем птиц и взглядом,
Зелень с позолотой теплится в огне.
Вдруг угаснет лето шорохом застылым,
Обнажатся ветви трепетом стыда.
Погребенье жизни ветром златокрылым,
Не усни, надежда первого листа!

* * *

Я же говорила, что не я пишу,
Я записываю строки только.
Просто свечку по ночам я не гашу,
Вместе с птицами встречаю зорьку.

Я же говорила, что не я сама,
Вы меня послушать не хотели.
Знают это Фета, Пушкина тома,
Как грустят-поют со мной метели.

Поздним утром снова солнце в янтаре
За столом опять меня разбудит,
И заснеженное небо в серебре
Вновь расскажет искренне о чуде.

Гость желанный и мой вечный друг февраль
Надиктует мне в блокнот сонеты,
Сквозь узоры перламутровую даль
На стекле оденет в силуэты.

Вечер. В руки я возьму свою тетрадь,
Так теперь увидите вы сами:
Если я свечу зажгу и буду ждать —
Спустится мой Ангел небесами.

НЕПОСТИЖИМОСТЬ ВЕЧНОСТИ

Отрываюсь от земли,
Отрываюсь от печали.
Уплывают корабли —
Мысли в солнечные дали.

Там где за руки взялись
Все планеты в хороводе,
Там стада-кометы в высь
Устремляются на взлете.

Выпадает звездный дождь,
Черных дыр клокочут сети.
Голубой гигант, что вождь,
С белым карликом соседи.

Притяженье, вечный спор,
Созиданье, разрушенье,
Двух галактик разговор,
Малой звездочки рожденье.

Бесконечность два крыла
Распростерла над Вселенной,
Спор идет добра и зла,
Вечности и плоти бренной.

Что там год? И что там два?
Нет ни времени, ни судеб,
Будет мысль одна жива,
Когда нас уже не будет.

* * *

Посвящается моей Матери.

Я верую в Любовь, что сердце не обманет,
Я верую в Любовь, что заставляет жить.
Не требует для эгоизма клятв и дани,
Не просит как златым кумиром дорожить.

Я верую в Любовь, что не боится брани,
Что в смерть не верит, правой шествуя стезей.
Я верую в Любовь, что не имеет грани —
И боль чужую, как свою, смягчит слезой.

В ДОМЕ ПУШКИНА

Я в доме Пушкина читаю,
А у самой струна дрожит в груди:
Еще так мало понимаю,
Что будет там, что будет впереди.
Как тишина прозрачна, ясна…
Печалью русской сводит сердце мне:
В такой стране людей напрасно
В кровавом сколько сгинуло огне!!!
Читаю робко и отважно,
Набрала воздуха я больше в грудь.
О прошлом думать очень страшно,
Но безрассудно — зачеркнуть.
Проносятся перед глазами
Те люди, что уснули вечным сном.
Они чуть-чуть недосказали,
Увы, и не допели о своем.
Но нет, не о своем, о нашем,
Они всю боль страны спокон веков
Несли, всю тяжесть той поклажи,
И рабства иго, ссылки, сталь оков.
Покорствовать властям не стали
Ни в нищете, ни в горестной судьбе:
Так Пушкин и Есенин пали,
Их жизнь прошла в безжалостной борьбе.
Не пресмыкались, спин не гнули,
Строкой тоски молились за народ.
И реки лжи под слова пули
Переходили как Высоцкий — вброд.
Цветаева — была в опале.
Ахматова — скорбела за страну.
Платонов и Шмелев рыдали
Над сыновьями. Судьбы шли ко дну!
Перед глазами вереницей
Они проходят стройной чередой.
Как хочется за них молиться,
Ошибки все исправить жизни той!
Я в доме Пушкина читаю…
Тернистый путь — в наследстве он у всех.
Стою, как-будто отвечаю
За не успевших все сказать, за тех…

* * *

Памяти погибших поэтов.

Ты живешь в моем воспоминанье.
Нет, не умирал ты никогда.
Знай же, что всей мыслью, до дрожанья,
Слово «быть» любила я всегда.

Ты не умер. Ты живой. Ты ветер,
Что вздохнет печально надо мной.
Пронесется, как мгновенье светел,
Скакуном долиною степной.

Побегу за ним — и не успею.
«Подожди, прошу!» — я крикну вслед.
Он ответит: «Только миг имею,
Чтоб запомниться как вечный свет».

* * *

Передо мной невиданная сила
На страшный бой поднялась, роковой.
За все, что сердцу дорого и мило
Иду сражаться, жертвовать собой.

Мой щит — упрямая в спасенье вера,
Мой меч — то Истина крылатая в словах.
Насквозь Она под маской лицемера
Увидит, как под блеском бриллианта — прах.

Под фальшью слов, любезностью улыбок,
Под разукрашенностью внешней бытия
Таится гордости незримой глыба,
Непобежденная там гордость и моя.

В ОЖИДАНЬЕ...

Раскалилось небо в ожиданье:
Из глубинной вечности времен
Оживают Истины преданья,
Растоптав забвения закон.

Нет веков. Они сокрыты бездной.
Лента лет отмотана назад.
Рождества великий день, чудесный,
Под лучами звезд небесных злат.

В межпланетных ли пространствах света,
В начертаниях ли путей комет,
Перекрестком тайны и ответа
Вновь сверкнет светило прошлых лет.

Разрываясь, будто на осколки,
Ослепит звезда людей, зверей:
Мыши, птицы, рыбы, львы и волки –
Все замрут у вечности дверей.

Не угаснет дивное сиянье
Вифлеемской радужной звезды…
Раскалилось небо в ожиданье
Пред Рожденьем Бога высоты.

В ТОТ ДЕНЬ...

В тот день, когда земля немая
Вся переполнилась от слез,
Смиренно долю принимая,
Взошел на крест наш Бог – Христос.

Тяжел был крест…и сколько воли
Таил в себе Господь – Христос,
Когда Он, еле жив от боли,
Его на гору в муках нес.

Спина устала, ноги ныли.
В мозолях, крови, и поту,
Но, не боясь грязи и пыли,
Босой Он шел на гору ту.

Его томил не крест, но дума
Сжимала тяжестью оков.
Была душа Его угрюма
От мыслей и людских грехов.

Качаясь, шел Он, шаг за шагом,
Под гул безжалостной толпы.
Его надежда стала флагом,
Мечом безропотной борьбы.

И кто-то вскрикнул в отдаленье:
-Рабы Свободного ведут!
Глупцы! Мильоны поколений
Суд вечный вам произнесут.

О, этот голос был так нужен
Ему в смертельный, страшный час!
Бог обернулся: - Верь мне, друже,
Я крест несу за всех, за вас!

Он – Мой. Он стал Моею частью.
И с ним Я буду до конца,
Чтобы проснулся мир для счастья,
Чтоб разбудить людей сердца.

И наступило злое время,
Когда оделось небо в сталь,
Когда Христа распяло бремя,
Распяли тяжесть и печаль.

Когда народ из уст Иуды
За правду принял клевету.
Когда придали лизоблюды
Невинность чистую кресту.

Но, в третий день, назло преградам,
Воскрес Господь в Святой Любви.
И засиял Он паче злата,
Омытый Истиной в крови.

* * *

Увы, и по сей день невинность предается
Устами тех, кто лицемерит и смеется.

КОШАЧЬЕ ОБЛАКО

На полнеба растянулось
Белым пухом вширь и в рост,
По-кошачьи улыбнулось
И закинуло свой хвост.

Что за облако смешное
Растопырилось котом?
Говорит оно со мною
Непонятным языком!

То шипит, то выгнет спину,
То смеется, то молчком,
То такую скорчит мину,
Шерсть взъерошило торчком.

Моську хитрую с усами
В шерсть густую окунет,
И помчится небесами
Мой хвостатый белый кот.

Подмигнет с мурчащей лаской,
Обернется чудный зверь,
И откроет дивной сказкой
Мне на небе в детство дверь.