Татьяна Кочина (11 класс, школа № 557, СПб)

ЭТО НЕ МИР ЛИЦЕМЕРА,
ЭТО МИР ПРОСТО ЗАЩИЩАЕТ СЕБЯ

Заходи. Смотри — здесь все как всегда: бесцветные бетонные шершавые стены. Безоблачное чистое небо, никакого цвета. Пустота. Думаешь, он мертвый? Нет, стены здесь теплые, видишь, за каждым поворотом начинаются другие стены и углы? Друг мой, это лабиринт. Ты в большом лабиринте. Ты думаешь, ты найдешь выход? Нет, ты придешь ко входу. В моем лабиринте выхода нет. Можешь здесь прогуляться, мысли придут в порядок. Здесь всегда так тихо, величественно, спокойно. Но тебе кажется все так просто. Слишком просто для его создателя. Нет, ты ошибаешься, смотри — это дикие бесцветные розы, а это плющ вьется по стенам. Чувствуешь приятную прохладу… или неприятную... Это ветер. Жизнь пытается растворить все это спокойствие, порой ничто не может удержать вход закрытым и сюда что-то проникает. Видишь, я иногда плачу, капли не бесцветны, у них есть вкус. Держи. Соленая, да? Да, она разъедает этот мир, обнажая нежное истинное и чуткое нутро. Вот, видишь, сюда упали капли моих слез: эта зеленая трава, она выросла теперь здесь. А вот тот терновник, который колет твои ноги — это кто-то меня обидел. Смотри, на моих ногах тоже проступают бурые пятна, этот бурый цвет иногда пробивается и оставляет неизгладимые пятна на серых дорогах. А эта ржавчина на вылезающих прутьях из стен? Видишь? Это жизнь медленно окисляет меня, постепенно они сотрутся и останется незащищенным все, что они прячут. Ты хочешь посмотреть, что там? Мой друг, иногда здесь бывает весна. Как видишь, здесь нет времени года, все блекло и тихо. Но порой весна врывается в сознание, люди обзывают это, кажется, любовью. Каждый раз, когда весна врывается, я думаю, что весна может быть, потому что я ее вижу. Все расцветает, появляется солнце, это чей-то свет греет мой мир, пробуждая в нем светящуюся жизнь. Но каждый раз весна уходит, оставляя за собой множество кустов терновника, видишь, сколько бурых пятен, представь, это весна оставляет их мне. Потому здесь и выросли стены. Они держат мир живым.
Кто тебе сказал, что я лицемер? Я никогда не вру. Видишь, я тебя впустила в этот мир. Просто он боится жить открыто, ведь ты понимаешь, что весь сад, прячущийся за лабиринтом, никогда не выживет без серых молчаливых стен. Но иногда он просвечивает сквозь стены...
Если тебе не нравится, увы. Выхода здесь нет, только вход. А я полетаю. Меня не растворить, я ветер, главное — не удариться о собственные стены.
Да, да это здесь я живу. Вот та зеленая трава и эти бесцветные дикие розы.

ОТЧЕГО ВЗГЛЯД СТАНОВИТСЯ СЧАСТЛИВЫМ

А ты посмотри, какая же там все-таки осень... шептал ей внутренний голос, когда балерина беглым взглядом смотрела в окно и хотела туда, на улицу, где весело и хорошо...
Она отошла от станка и подошла к большому, почти в ее рост окну. Ее усталый от многолетних ежедневных тренировок и выступлений мозг отказывался воспринимать происходящее и рисовал собственные картины…
Девушка приподнялась на носочках, встала в первую позицию и красивым лебединым жестом вытянула левую руку вперед, танец ее мысли начался...
Быстро-быстро перебирая ножками, она прошлась по холодному светлому паркету и в конце дорожки грациозно подняла руки вверх Несложное па, легкий поворот, и тройной поворот вокруг себя. Глаза девушки закрылись, и ее мысли расслабились...
Тихо ступала балерина по сырому черному от воды снегу и переступала с ноги на ногу, оступаясь на камнях... Ее легкое тело воспарило над землей, и она уже летела над талыми темными дорожками, ловя руками свежий морозный воздух, легко хрустящий в ее белоснежных пальцах... Маленькие капельки начинающегося дождя падали ей на лицо, и она внутренне улыбалась прохладе этих приятных капель. Ее грудь вдыхала все более чистый воздух, девушка уже была за городом. Легким движением изящных рук она поднялась выше, и уже ее серые перламутровые, мягко блестящие в вечернем свете, балетки еле касались верхушек елей... Она с упоением вдыхала ароматы леса и засыпала под приветливый лесной шепот, ее лицо уже расслабилось, будто она спала, изогнутые всегда строгой дугой брови теперь легли ровно, сухая пуговка губ растаяла в полусонной улыбке.
Она смотрела закрытыми глазами на людей и видела лишь сияние, окутывающее их... Она моргнула и, открыв глаза, попыталась увидеть свое сияние, но сияния не было......
Она моргнула еще раз и удивилась тому холоду, который внезапно окутал ее волосы, голову и все ее тело, будто распахнули окно...
Резко ее мысли провалились в черную глубину, и она уже очнулась от своего путешествия... Стоя в серых, мокрых от прикосновений еловых лап балетках, она грустно смотрела на суетную картину перед ней. У открытого окна лежала хрупкая девушка-балерина, кто-то из прохожих с улицы заметил ее, лежащую там. Люди смотрели на ее бледное лицо и тонкие две волосинки, небрежно упавшие на лоб, они смотрели и видели известную всем приму, лучшую танцовщицу и не видели ее золотого сияния, не видели сияния, совсем не видели...
Кто-то опустил руку на глаза балерины и закрыл их, единственный счастливый взгляд в ее жизни был закрыт чьей-то грубой рукой...
— Не надо, — балерина бросилась к телу на полу, и слезы крупными градинам стекали по ее детскому лицу, — не надо, пожалуйста, слышите, я же, я же, я же не могла умереть вот так просто, просто...
Она подняла заплаканные глаза вверх и увидела лестницу, улыбнувшись ей, девушка приподнялась на носочках, встала в первую позицию и красивым лебединым жестом вытянула левую руку вперед, ее последняя дорога началась...

ПРО ЗАКРЫТУЮ ДУШУ

— Мой дорогой, мне к тебе никак недостучаться
— А здесь нет никого, чтобы открыть тебе дверь.
— А кто же мне отвечает? — Автоответчик.

В темной комнате было холодно и пахло сыростью. По влажным стенам, распространяя запах гнили, прорастал мох. Но эта заброшенная полусгнившая и затхлая комната вовсе не пустовала. В углу валялись, отодвинутые чьей-то небрежной ногой, высокие мечты. Поверх них были забыты кем-то мелкие радости, некогда яркие — они выцвели без света и улыбки, теперь блеклые — они хоронили под собой мечты. В паутине углов можно было разглядеть благие намерения.
Там валялось желание выучить английский, вот здесь лежит желание сказать какому-то парню комплимент. Паутиной покрылось все, что здесь было.
Посреди комнаты возвышалась гора безответных симпатий к десяткам ребят. И там, прибившись к стене, сидела девочка, зажмурившая глаза и нежелающая все это видеть. Она никогда не открывала глаза, лишь изредка подкидывая в центральную кучку новые пополнения. Темно, холодно и одиноко. Кто-то постучал в дверь. Девочка безразлично посмотрела в сторону запертой двери и снова закрыла глаза, прислонившись затылком к холодной шершавой стене. Кто-то снова настойчиво постучал. Надо было открывать, но она медлила, никто кроме нее не заходил в эту комнату, она боялась впускать сюда кого-либо и не хотела, чтобы эта спокойная темнота была нарушена. Каждый раз, когда кто-то стучал, она делала вид, что никого нет, дверь же была крепко заперта.
Если дверь откроется, то можно будет увидеть эти отвратительные сгнившие мечты, испортившиеся желания, блеклые и покрывшиеся паутиной радости. Не было в этой комнате ничего, что могло бы заставить ее открыть глаза.
Пустите, — мужчина настойчиво дергал ручку двери.
От мужского голоса она вздрогнула и, словно проснувшись подошла к двери:
— Что вам нужно, уйдите — она уже собиралась отойти от двери.
— Я хочу увидеть вас
— Меня, отстаньте, есть более интересные личности.
— Не знаю, я хочу это проверить.
— Не стоит, отстаньте.
— Вы не будете мне открывать?
— Нет
— Тогда я сам открою эту дверь, — кто-то разбежался за дверью
— Хах, — она пошла к своей стене. Неожиданно об дверь ударилось что-то сильное, и дверь с грохотом упала.
В комнату ворвался свет, он бил по стенам и всему, что в ней находилось. Девочка прищурилась, так как с непривычки ничего не видела. На пороге вырисовывался мужской силуэт.
— Ну вот, я к вам, — он отряхнулся и огляделся кругом. — Мда, у вас тут, кажется, беспорядок, — сказал он и подошел к одному из углов комнаты. — Глядите-ка!
Он с улыбкой посмотрел на девушку и поднял с пола оранжевую коробку.
— Что здесь?
— Не знаю.
— Как не знаете?
Он подошел к ней, сдул с коробки пыль и открыл ее.
— Листья? — спросил он.
— Ну да, — она несколько оживилась, — мы когда-то в парке играли ими, вот так, — она взяла горсть листьев и кинула её в парня.
— Ах, так, он ответил ей тем же, и по некогда мертвой тишине полетел заразительный, живой смех, буквально растворяющий пыль вокруг и одевающий стены комнаты в яркие, радужные обои.
— Ну что, будем прибираться? — улыбнулся он и посмотрел на девушку. — А дверь оставим открытой.
— Будем, — задорно ответила она и улыбнулась в ответ.

ЧТО РАССКАЗАЛА ТЕМНОТА

Мы с ней сидели ночью и разговаривали. Я спрашивала, отчего я не умею доставлять людям радость, дарить им тепло и отчего другие люди не хотят дарить тепло. Она рассказала мне о тихих снах и волшебных мечтах, рассказала о силе, которая есть у каждого внутри и о том, что мы вольны ею пользоваться. И я согласно кивала головой. Она медленно гладила мои волосы и успокаивала: «Ты справишься, все будет хорошо».
— Смотри, — сказала она мне, взяла мою руку и прислонила ее к холодной стене.
— Что ты чувствуешь?
— Холод.
— Это значит, что внутри тебя живет тепло, и ты живешь, — она продолжала держать мою ладонь на стене, и вскоре стена стала теплой. Потом она взяла другую мою ладонь и прислонила ее к тому же месту.
— А теперь что ты чувствуешь?
— Тепло.
— Значит, ты умеешь его дарить, не сомневайся.
— Но ведь так может делать любой человек, — возразила я
— Вот именно, любой человек может дарить тепло. Любой, — повторила она.
— Ты не права, некоторые люди не дарят тепла, совсем не дарят, — сказала ей я, и слезы блеснули в моих глазах
— Это значит, они не умеют его дарить и им можно помочь.
— Как?
Она молча снова прислонила мою ладонь к теплому пятнышку стены.
— Я, кажется, поняла, — сказала я и посмотрела на нее вопросительно.
— Верно, — улыбнулась темнота, — наклонилась надо мной и тихо поцеловала меня в лоб, — спи.

ОДИН ЕДИНСТВЕННЫЙ ЛУЧИК

По дороге быстро семенила молодая мамаша и волокла за собой маленького сына лет 5-6, на секунду она остановилась поправить юбку, ребенок, ухватив момент, отбежал в сторону, достал из кармана большой желтый мел и начал рисовать солнце. Солнце было уже почти дорисовано, когда мамаша вдруг обернулась и крикнула:
— Иди сюда, быстро.
— Сейчас, дорисую, — крикнул он, спешно завершая линию круга.
Мамаша сорвалась с места и, схватив ребенка за руку, потащила его за собой, он корчился и упирался, цепляясь рукой за асфальт и оставляя за собой желтый след от мела. Вскоре он нехотя выпрямился и угрюмо поплелся за мамой.На асфальте, улыбаясь настоящему солнцу, лежало маленькое из мела, с одним единственным, длинным лучиком.