ДОЖДЬ

Всё живое замерло в душной, пустой, но отчего – то звонкой тишине, ожидая прохладного, шумного дождя и окутывающей влаги. Воздух сгустился и раскалился. Жаркое, ослепительное солнце чуть побледнело, когда многочисленные невесомые, почти прозрачные облака затмили его, казалось бы обжигаясь. Но вот за теплой зеленью сопки показалась долгожданная гостья.
Густая, мягкая, как вата, тяжёлая туча, она несла, оберегая, каждую каплю, словно мать, большая мама, заботливая. А потом ей совсем трудно стало, и она отпустила свои крошечные хрусталики, каплю за каплей, такая большая, грозная.
Капля - будто бриллиант, чистая – слеза Божия, рождённая дать жизнь, она долго летела к земле. Молодой лист берёзы, полный соков, цвета, покачнулся, когда капля разбилась о него и разлетелись брызги, хрусталики, рассыпались бриллиантики, раскололись, играя светом.
Падали слезы небесные на глухой, густой лес, и веяло в воздухе прелым листом, часто покрывавшим влажную землю. Шальной ветер то несся по лесу, пуская деревья бешеным танцем, то вдруг плыл меж берез, обнимая и целуя каждую ветвь. Воспрянул лесной ручеёк, потек, нежно, чуть слышно шепча низким травам о чем–то своём, гулко перекатываясь по точеным камням. И лес говорил, говорил тихо, совсем тихо… Невнятный лесной шум ложился в длинную, монотонную, печальную песнь. Дождь все лил, и в каждой большой, светлой капле отражалось темное, тяжелое небо, оно разбивалось о землю, до конца растворяясь. Не было слышно лесных обитателей, те незаметно скрылись в лесном безмолвии, с опаской поглядывая на грозный небосвод… Появилась замирая на секунду тонкая белая стрела в небе, разрезая его на части, и разлетелись рваные отзвуки грома на многие расстояния, а потом…потом туча исчезла, отдала всё что было у неё и пропала.
Природа канула в безмолвие, и каждое дуновение ветра было слышимо. Последние капли катились по упругим листьям к земле. Казалось бы волшебная паутина, ловко устроенная меж двумя осинками, сплошь осыпана серебром. Омывшийся лес начал новую, светлую жизнь, заново задышал, хранимый чем–то вечным, самым сильным…самым прекрасным.

ЧИТА

Чита – наверное, не каждый сможет ее понять. Шумная площадь, или сонные переулки, погрузившиеся в свои думы – все это наш, может, не самый большой, но такой уютный, тёплый и любимый городок. Прекрасна Чита в любое время года.
Зима – удивительная пора нашей красавицы. Снег, гуляя по её улочкам, сам становится Читой и, покружив, печально и безутешно ложится на грубый асфальт. Зимой городу отведено время для своих размышлений, отдохновения. В это время она словно замирает, стихает и на людей опускается её глубокое, холодное молчание.
Но оживает Чита весной. Словно бы девушка прекрасная расцветёт, широко-широко улыбнется, смоет туман и весна отправиться танцевать по её воскресшим ото сна улицам. Тёплая, сухая свежесть обнимет Читу, и скоро потечёт по дорогам, невнятно журча и переливаясь талый снег.
Скоро нежное весеннее солнце, так часто дарившее свои поцелуи простым прохожим, озаряя лица невнятным светом, сменится изнуряющей жарой. Чита пестрит всевозможными пышными цветами, густой зеленью, охваченными едким дымом лесных пожаров. А потом пойдет дождь. Огромные тучи медленно подползают, громогласно оповещая город о своем долгожданном прибытии, земля с жадностью хватает каплю за каплей, каплю за каплей…пока небесный источник не иссякнет.
Однако и лето внезапно пронесется, и вот уже хрустящий, жёлтый лист лёг на мёрзлую землю. Забайкальская осень вольна и безмятежна. Её распахнутые, большие серые глаза можно заметить, долго вглядываясь в тучное, печальное небо. Бродя по городу осень, подымает листву над землей и та, что-то напевает ей, кружа сухие хороводы.
Каждый горожанин вложил в свой город часть себя, пусть даже самую малую, но свою, и оттого Чита – город любимый больше всех других.

ЯБЛОНИ

У крохотной аллеи, чуть поодаль от дороги росли стройные, прекрасные в своей хрупкой тишине, яблони. Каждый день они провожали меня раскидистой своей тенью, чуть резкой и столь приятной. Но проходя по этой аллее я всё старалась быть ближе к этим, до того знакомым деревьям, к их сухой, зыбкой тени. Однако вовсе не всегда они цвели в моих глазах, и избегать их сочной, светящейся, словно, листвы мне всё же приходилось.
Раннею весною, как после дивного омовения, рождённые вновь, предстали чудесные яблони новой жизнью на пыльных улицах Читы. И каждый день деревья наливались всё новым цветом, цветом волшебного воскрешения. Ловили яблони, лелея, каждое мгновенье, когда робкий луч весеннего солнца лился сквозь изумрудный лист, озаряя деревья неясным сиянием дивного свежего дня. Укрыла талую сырую землю густая крона, где у самого подножия яблонь устроилась пышная лукавая крапива. Своей трепещущей листвой вторили деревья и душному, густому замершему воздуху, и лепетали робко вслед блудному ветру, и тихо – тихо шептали что – то утруждённым, увлечённым прохожим, вопрошающе склонившись было над ними. А чуть позже яблони зацвели, да зацвели сказочным, небывалым цветом, почти прозрачным и до того нежным. Но лишь настала томящая пора лета, как изменились яблони, открывая теперь неприятный взору облик, заставляющий всякого шедшего мимо человека, вскинув голову, с неприязнью отпрянуть.
Листья, чарующе светлые, чистые, теперь свернулись и сморщились, спрятав в себе нечто жуткое, отвергающее. Уж вскоре чудная крохотная аллея странно побелела и помутнела, при взгляде на несчастные яблони можно было приметить несметное количество паутин и скользких червяков, устроившихся в каждом листке, что пожелтели и осунулись. Прекрасная жизнь, только начатая, загублена существом извне, пусть небольшим, но столь частым и назойливым, что укрыться от этого наваждения уже не видится возможным. Каждый день становился деревьям пыткой, мучительной и страшной. Но и страхам может прийти конец и даже бессильные, казалось, деревья смогли противостоять ужасным гусеницам.
Настиг Читу прохладный, сухой поцелуй печальной осени, освободительный для яблонь. Одним дыханием своим она сбросила с поникших деревьев всю мерзость, осевшую на лёгких воздушных листиках. Пусть яблони остались беззащитны перед непогодой, но червяки больше не терзали нежной листвы. Каждый опавший лист был тихой радостью и шелестом пожелтевшей высокой травы. Ах, как спасительна пора эта для деревьев, как долгожданна! Усталые, встряхнув кроною, снимут яблони свои старые лохмотья, полные дыр, которые уже нельзя заштопать.
Настала пора тихого, хрупкого сна под поразительно чистым, волшебным покрывалом из хрустальных снежинок изумительно не схожих друг с другом. То покрывало очищало, словно готовило к новой жизни.
Удивительно, как схожа человеческая жизнь с невзрачной жизнью природы! Схожа с ворчливой листвой, трепещущей травинкой, крохотной мышью и храбрым львом. Ведь человек, не замечая истинного мира, не замечая ничего, лишь топчет жизнь так близкую своей.