Степан Кабанов (18 лет, г. СПб)

ДОЛЖНО БЫТЬ РАЗРУШЕНО…
(Фантастическая повесть)

Продолжение (Читать начало>>> Глава 1 , Глава 2.)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СЕЛИЩЕ

1.

Нумор пинком разбудил Гига и поставил перед ним на пол миску с похлебкой.
Гиг зашевелился, звякая цепями. Затем встал на четвереньки и привычно заложил руки за спину.
Нумор в два перехвата стянул ему запястья веревкой, отступил и осклабился, не говоря ни слова. Он всегда был таким бессловесным, суровый Гигов тюремщик.
Миска была полна до краев, - старпы на похлебку не скупились. В коричневом вареве плавали обрывки и мясные, и листвяные. Что пошло в котел для пленников, - какие звери и какие травы - узнать было невозможно, так все было выварено.
Запах над похлебкой плавал, в общем-то, неплохой, аппетитный. Но все-таки тухлятинкой отдавало явственно, и это было уже привычно.
Гиг наклонился к самому краю миски и начал губами и языком вбирать в себя варево.
Зрители по другую сторону решетки возбужденно зашелестели голосами. Для них начиналось самое интересное - их игра. Они делали ставки - сумеет ли Гиг сегодня опустошить миску целиком или не сумеет. Потные рожи, выпученные глаза, мясистые пористые носы, кустистые брови. И кольца, кольца… На каждом пальце каждой руки. Наверное, и на пальцах ног - тоже…
Кольца и перстни - любимые украшения старпов. Кольца - для тех, кто попроще. Перстни - для богатеев.
Но поскольку богатеи забредают сюда редко, сейчас перед клеткой толпились только кольца.
Нумор, встав перед решеткой, принимал ставки - бумажки, на которых нарисованы были цифры. В его руке уже колыхался пучок таких бумажек.
Гиг насыщался, примечая краем глаза знакомую картину.
Сначала он отпил жидкость от края, чтобы не пролилось ни капли. Затем стал, вытягивая губы трубочкой, прицельно вылавливать самые крупные кусочки. Нависал над выбранным, охватывал его губами и с силой втягивал в себя. Это была самая приятная часть завтрака, не требующая ни больших усилий, ни большой ловкости.
Покончив с густым, он брался за более жидкое. Приставлял вытянутые губы к влажной поверхности и с силой всасывал.
Но цепи расчетливо были натянуты так, чтобы дотянуться губами до дна миски он не мог. Выход был единственный: надавливать впадинкой между подбородком и нижней губой на край миски и осторожно наклонять, наклонять, чтобы жидкость потихоньку подбиралась к нему. А уж когда она подойдет, надо ее в себя вглатывать, не пропуская ни капли. Потому что за пищу, пролитую на пол, Нумор может наказать - попросту отстегать плеткой. А если все вылакаешь досуха и ничего не прольешь, Нумор - в поощрение - снимает цепь и дает погулять по клетке свободно.
Но все-таки самое главное побуждение к еде аккуратной, к еде до последней капе-льки - это, конечно, голод. Здесь, в тюрьме, голод стал навещать Гига что-то слишком уж часто. Гораздо чаще, чем там, в Травности, которая теперь вспоминается как случайно приснившийся волшебный сон.
Из-за частого голода любой здешний прием пищи вызывает неумеренный восторг, наслаждение и - не странно ли! - чувство симпатии к своим тюремщикам. Пока Гиг насыщается, он ничего не имеет против старпов, и Нумор с его плеткой кажется добрейшим и милейшим существом…
Сегодня повезло. Миска не выскользнула, не опрокинулась, похлебка не пролилась на пол. Опустив губами край опустошенной миски, Гиг поднял голову и посмотрел на Нумора глазами старательного щена.
Поймав его взгляд, Нумор захохотал и, помахивая теми бумажками, которые в результате игры остались у него, приблизился.
Гиг напрягся, ожидая пинка, но Нумор просто остановился рядом и неторопливо пересчитал бумажки один раз и другой. Затем засунул их в карман своего одеяния, которое - Гиг это усвоил - называлось комбинезоном.
Лишь после этого Нумор наклонился и освободил руки Гига.
Зрители за решеткой, разочарованно гомоня, разбредались.
Начинался обычный день заключенного…

2.

Между приемами пищи Гиг был предоставлен самому себе. Мог делать что хотел. Разумеется, в тех пределах, которые продиктованы были цепью и клеткой. Но и это можно воспринять как свободу, если над душой не торчит тюремщик…
Что он знал?.. О чем думал?..
Не знал ничего. И не думал ни о чем. Вернее, не хотел знать и не хотел думать…
После еды по телу разливалось сонное блаженство, и Гиг всеми силами за него цеплялся, старался его продлить.
Может быть, в пищу подмешивали что-то нагоняющее сон?.. Если они так делали, они делали правильно. Гиг был им благодарен…
Единственное, что его порой задевало, - почему старпы отделили его от всех остальных юнаков?.. И еще… Порою, когда голод начинал просыпаться, Гиг осознавал, что скучает без своей четверки - без Лины, Малка и Звенты.
Видимо, в чем-то он был особо виноват, если уж его отделили, отсадили от прочих. Но вот в чем?.. Гигу порой хотелось вспомнить. Но голод вырастал и забивал все чувства и мысли. И оставался единственным хозяином юного существа, сидящего на цепи…
А Лине, Малку и Звенте, должно быть, лучше сейчас, чем ему. Ведь они втроем получают пищи втрое больше, чем он!..
Пища - главное!.. Пища - все!.. Только пища способна занимать ум и тешить сердце!.. День - это три приема пищи и пустые промежутки между ними!..
Зрители Гига не интересовали. Ну, мелькают какие-то рожи… Ну, пялятся, шумят о чем-то… Никакого значения они не имеют. Ведь они не способны ни накормить, ни напоить…
Дни скакали, как лягвы. Пища появлялась периодически. Но голод возникал гораздо чаще. Голод сидел рядом на тюремном полу и поглядывал жалобными глазами…
Наверное, от голода стал нарушаться сон. А может быть, просто в пищу перестали подмешивать то, что подмешивали раньше.
Посреди ночи - резко, толчком - Гиг начинал ощущать себя. Начинал ощущать приближение яви.
Для того, чтобы в явь войти, нужно было открыть глаза. Но веки будто были намазаны клеем паука-птицееда.
Так и оставались они по разные стороны сомкнутых век: по эту сторону - Гиг, по ту сторону - явь…
Гиг слышал легкий скрип тюремной двери, - когда явь проникала в галерею, идущую вдоль камер. Гиг слышал чуть приметный шорох, - когда явь приближалась к нему. Гиг чувствовал на себе внимательный взгляд, - когда явь ожидала, что он откроет глаза…
Не сразу, не в один день понятие яви заменилось в ночных полуснах понятием о ком-то…
Кто-то живой приходил по ночам… Кто-то живой разглядывал Гига, стоя возле его камеры…
Поняв это, Гиг испытал первое человеческое чувство после многих дней бесчувствия - он разозлился.
Как может кто-то мешать ему по ночам! Ночь - единственное время, когда он свободен! Когда он может во сне унестись куда угодно, и никакие засовы ему не помеха!
Злость помогла ему собрать волю. Не сразу это получилось, - не одна ночь понадобилась для собирания. Но все-таки однажды, почувствовав присутствие кого-то, он смог приоткрыть глаза…
Он приоткрыл глаза и сразу пожалел о том, что их приоткрыл.
Перед его клеткой был не кто-то - было нечто.
Взлохмаченная лепешка белого сверкающего тумана - вот как выглядело нечто поначалу.
Присмотревшись, Гиг заметил глаза. Они были еле намечены. Полувидимы они были. Цвет их был неопределимым. Размер - тоже. Они как будто постоянно и очень быстро меняли свое положение. Вот они близко. Вот они далеко. Вот они дальше, чем раньше, но ближе, чем прежде…
Их вертикальные зрачки тоже постоянно менялись: то уплощались, то становились бездонно глубокими…
Что в них таилось?.. Как разгадать то выражение, с которым глаза глядели на Гига?..
Да и на Гига ли они были направлены?
Может быть, сквозь Гига смотрели - на что-то свое, только им ведомое?..
Давай-ка мы у них у самих спросим!..
Гиг приподнял голову. Затем рывком сел.
- Что тебе надо? - спросил хриплым шепотом.
Нечто, увидев, что Гиг не спит, забеспокоилось. Туман заискрился, из лепешки превратился в колобок. Потом снова раскатался в лепешку.
Крошечные молнии стали змеиться, ветвиться во всевозрастающих количествах. Потом резко - все разом - исчезли.
Глаза начали медленно наползать, наплывать. От них исходил СОН.
СО-О-ОН и-с-х-о-д-и-л о-т н-и-х…
Так сладко расслабляющий… Обессиливающий так нежно…
Гиг хотел поддаться, потому что поддаваться сну было привычно.
Но злость оказалась сильнее. Злость напрягала каждую жилку, и расслабляющий сон плескался о Гига бесплодно, как будто маловодный ручей…
Для злости нужны были действия, поступки.
Гиг сидел назло и таращился назло, и эта его бессонность была самым главным по-ступком, какой он мог сейчас совершить…
Видимо, нечто сумело понять, что терпит поражение.
От него - вместо усыпляющих волн - стали исходить волны угрозы.
Ничего худшего для себя противник Гига придумать не мог. Угроза падала в Гигову злость, как дровишки в костер.
И Гиг упрямо сидел, упрямо пялился, и хищный оскал появился на его лице.
Так продолжалось некоторое время.
Затем волны угрозы исчезли.
Нечто задергалось, посерело и поползло к выходу.
Но боги Травности! - как оно медленно, как мучительно это делало!
Сотрясаясь каждым клочочком своего тумана, оно собиралось, сжималось, чтобы затем на чуть-чуть, на крошечный кусочек пространства себя передвинуть отчаянным рывком.
Затем начинались новые хлопотные приготовления к следующему “шажку”…
Гиг смотрел на эти муки, и ему хотелось и плакать и смеяться одновременно. Он чувствовал, как долговременная сонная одурь навсегда опадает, слетает с него… Как осенние листья… Как скорлупа с хрум-ореха…

3.

Видимо, почувствовал “пробуждение” Гига и еще кто-то. Потому что на другой день к нему явились необычные гости.
Было их четверо. Все были длиннобородыми, согбенными. С лицами, похожими на смятые листы подорожника. Но глаза у всех четверых глядели остро и словно бы Гига царапали.
Одеты все были в длиннополые черные балахоны. На груди у каждого висело желтое полукружие на длинной цепочке. Видимо, знак избранничества, понятный для посвященных.
Самый длинноносый был самым главным из четверых. Говорить первым начал именно он.
- Кто ты? - спросил он сурово.
- Я человек! - сказал Гиг.
- Это неправда! - возразил длинноносый. - Не человек ты! Или не совсем человек!
- Кто же я? - спросил Гиг насмешливо.
- Не знаем! - было ему отвечено. - И потому боимся!..
- Это ты уничтожил наш летабль? - неожиданно вмешался второй, у которого на обеих щеках были косые коричневые шрамы.
- О чем вы? - не понял Гиг.
- О погибшем летательном корабле! - пояснил первый. - Мы должны найти виновного и наказать!
- А наказание какое? - спросил Гиг.
- Смерть! - рявкнули хором все четверо.
- Это сделал не я! - заявил Гиг.
- Скажи кто! - приказал второй.
- Думаю, это сделал не человек! - сказал Гиг.
- Значит, ты! - воскликнул второй. - Ведь ты и есть не человек!
- Но почему? Почему?..
- Ты не просишь пощады, когда другие уже попросили бы сто раз! - сухо перечислял второй. - Ты не умираешь от отравы! Ты усваиваешь пищу, которая годится только круксам! Ты не плоскуешь, когда другие плосковали бы с утра до ночи!
- Это, конечно, ужасно! - сказал Гиг.
- И мы так думаем! - серьезно сказал третий, у которого были большие оттопыренные уши.
- Ты должен признаться! - визгливо заявил четвертый, у которого борода была самой жидкой, но зато слегка вилась.
- Признаться и быть убитым? - спросил Гиг.
- Если не признаешься, мы все равно тебя убьем! - сказал четвертый.
- Это утешает! - сказал Гиг…
- Отрицать свою вину бессмысленно! - сказал первый.
- Каждый в чем-то виноват! - сказал второй.
- А вы, вечники, особенно! - сказал третий.
- В чем же? - с улыбкой спросил Гиг.
- В том, что вы - не такие, как мы! - визгливо закричал третий.
- А ты - не такой, как все вечники! - с угрозой прошипел четвертый.
- И, значит, ты крайне опасен! - сказали все четверо хором, будто выполняя некий обряд.
- Мне кажется, все как раз наоборот! - сказал Гиг, стараясь не поддаваться гневу, внезапно его охватившему. - Это вы, старпы, не даете нам жить! Охотитесь за нами, как за зверьми! Навязываете свои порядки! Отвергаете пресветлого Юна! Слу-жите своим мерзким прихотям! Превращаете в богов свои волосатые тела! Таким, как вы, на этой планете не место! Вас надо уничтожить! Ваше Селище должно быть разрушено!..
Слова Гига были выслушаны в ледяном молчании. Затем все четверо хором, будто продолжая выполнять некий обряд, сказали:
- Ха! Ха! Ха!..
- Ты осудил сам себя! - сказал первый.
- Ты сам себя разоблачил! - сказал второй.
- Ты выдал свои тайные помыслы! - сказал третий.
- И поэтому ты приговорен! - сказал четвертый.
- А судьи кто? - спросил Гиг.
- Мы! - сказали хором все четверо.
После этого они - опять же все разом - три раза хлопнули в ладоши. И перед клеткой Гига появились новые лица.
Это были двое верзил в красных балахонах и красных масках. Под масками блестели выпученные, словно готовые выпрыгнуть из глазниц, безумные глаза.
Двое “красных” пришли не с пустыми руками. Они поочередно, сменяясь через каждые пять шагов, толкали перед собой тяжелую железную тележку. Тележка повизгивала и постанывала, но все-таки продвигалась вперед. Когда она остановилась, Гиг смог подробно рассмотреть все, что на ней было.
А было на ней много чего всякого.
Сверху был аккуратно выложен целый ряд клещей. Клещи были расположены по убыванию. От самых больших, которыми, возможно, сдавливали голову или захватывали за бока, - до самых маленьких - уши дробить или язык вырывать.
Второй ряд сверху составляли молотки и молоточки вперемешку с иглами разной величины. А в третьем ряду лежали какие-то непонятные железные чаши с острозубчатыми краями…
“Красные” верзилы остановили тележку напротив клетки Гига и встали по ее бокам, сложив руки на груди.
- Кто ты? - снова сурово спросил длинноносый. Черный балахон его колыхнулся, словно подтверждая важность его вопроса.
“Человек я!” - хотел ответить Гиг по-прежнему.
Но внутри него кто-то быстро прокричал: “Нет-нет-нет!”, пресекая еще не произнесенный ответ.
И Гиг промолчал, замялся.
- Он смущен! Он не знает, что сказать! - сказал тот из четверки, у которого были шрамы на щеках.
- Смущение - признак вины! - сказал тот, у кого были оттопыренные уши.
- Он признался! - заявил тот, у которого слегка вилась бородка. - Он подлежит на-казанию!
- Приступайте! - сказали хором все четверо.
Это, видимо, относилась к двум верзилам в красном.
Поначалу они словно не услышали произнесенной команды. Как стояли, так и остались неподвижными, сложив руки на груди.
Затем тот, что стоял слева, подошел к решетке, как-то по-хитрому повернул запорную загогулину и отодвинул решетку ровно настолько, чтобы образовался проход для его объемистой туши.
Второй верзила передал ему самые маленькие клещи. Клещи словно бы утонули в грубой лапище, поросшей рыжими волосками.
Затем, когда первый “красный” надвинулся на Гига, клещи, как злобный маленький зверек, высунули из волосатой лапищи свою мерзкую зубастую мордочку.
- Дай руку! - услышал Гиг рокочущее рычанье.
Стало страшно. Гиг напрягся, преодолевая страх.
- Какую?.. - спросил внешне спокойным голосом.
- Любую! - рявкнул верзила. - Какую не жалко!..
Он хохотнул, - словно в большом котле взбулькнуло варево.
- Обе дороги! - сказал Гиг, стараясь потянуть время.
Верзила протянул лапищу.
Гиг помедлил. Затем - будь что будет! - вложил в нее свою левую руку.
Верзила, не торопясь, наложил клещи на большой палец Гига.
Гиг напрягся до предела, ожидая сильную боль.
Но боли не ощутил, - только тупое давление.
Верзила сжал рукоятки клещей мохнатой пятерней.
Гиг с удивлением посмотрел на своего мучителя.
Клещи не впивались… Клещи не калечили палец…
Гиг подумал, что, видимо, четверка “черных” и пара “красных” исполняют какой-то тайный обряд. И он в нем тоже участвует на роли мучимого. И поскольку все это - притворство, верзила только делает вид, что сжимает клещи изо всех сил.
А что же делать ему, Гигу? Что делать ему, как участнику непонятного обряда?..
Может быть, надо кричать во все горло, изображая страшную боль?..
Но тогда кто-нибудь из этих должен как-нибудь подсказать, намекнуть. Мол, давай, участвуй, делай вид…
А они не подсказывают… Никаких знаков не подают…
Гиг смотрел в лицо своему “мучителю” и удивлялся тем переменам, которые с ним происходили.
“Красный” кусал губы… С остервенением… Снова и снова… Будто изо всех сил старался сам у себя их отгрызть… Кровь по ним текла… Раны на них зияли…
Затем он стал гримасничать… Смешно надувал щеки… Морщил лоб… Перекашивал все лицо то влево, то вправо… Извивался, как червяк между земляных комьев…
Гигу даже казалось порой, что “красный” колышется в воздухе и может улететь, если отпустит рукояти клещей…
Странно это было и непонятно…
Гиг пожалел, что рядом нет Малка… Тот со своим жадным интересом ко всему, что вокруг, если бы не нашел объяснение происходящему, то, по крайней мере, придумал бы его…
Надутые щеки “красного” вдруг стали багроветь и вскоре превосходили цвет его одежд. Было впечатление, что это не щеки, а два мешка, переполненных кровью.
- Чфухх! - вдруг выдохнул “красный” громко и разомкнул щипцы.
Гиг подумал, что уж теперь-то он признается в своем притворстве и скажет, для чего было нужно все это…
Но “красный” глядел на Гига с ужасом и молчал.
Затем он протянул сквозь решетку клещи, и его напарник подал ему другие - побольше…
И снова - с новыми клещами - повторилось все то же. Кусанье губ, гримасы, приплясывание на месте, багровое, впадающее в фиолетовость, лицо…
И еще это повторилось не один раз, - пока не был опробован весь ряд клещей, выложенных на тележке…
Когда “красный” снял с Гига - с его головы - самые большие клещи, на “красного” страшно было смотреть. Он трясся непрерывной мелкой дрожью. Лицо и волосы были мокры от пота. Глаза - и так выпученные, и так безумные - словно достигли пределов безумности и выпученности. Да к тому же побелели, выцвели.
Лицо побледнело и внезапно обвисло, стало дряблым. Словно бы захотело стечь с черепа и упасть на пол скомканной тряпкой или мутной лужицей…
- Что происходит? - спросил длинноносый, первый из четверки “черных”.
Остальные “черные” кивнули головами, как бы подтверждая важность вопроса.
- Его ничто не берет! - прохрипел верзила.
- Слабак! - сказал второй верзила презрительно. - Давай я покажу, как надо!..
- Покажи! - недобро оскалился первый.
У него, у первого, был такой измученный вид, будто Гиг его терзал, а не наоборот.
Второй верзила заменил в клетке первого, держа в руках увесистый молоток и дли-нную железную иглу.
Он вперевалку подошел к пленнику, приставил иглу к его горлу и с размаха ударил по ней молотком. Игла отскочила от горла Гига, словно горло было каменным.
Гиг недоумевал. Ему надоело притворство этих глупых старпов. Он устал от их дурацкого непонятного обряда.
Зачем старпы перед ним выплясывают ?.. Неужели после “красных” еще и “черные” будут заниматься тем же самым?..
Если так, то это очень плохо… Он этого просто не вынесет…
- Вынесешь! - вдруг прошептал внутри Гига чей-то утешающий и бодрый голос.
- Кто ты? - радостно вскричал Гиг, и от его громкого крика верзила отшатнулся, выронив молоток.
И те, что были снаружи, тоже отшатнулись, и на их лицах, полускрытых капюшонами, появился страх.
И тогда - при виде страха на лицах старпов - Гиг ощутил, что его словно что-то подтолкнуло изнутри.
Что-то его подтолкнуло, и он все понял…
Это гамелин!.. Это симбиоз, который гамелин образовал с ним, Гигом!.. Гамелин изменил его человеческое естество!.. Гамелин перестал быть гамелином, соединившись с Гигом… Но и Гиг перестал быть таким, каким был до встречи с гамелином!.. Другим стал Гиг!.. Неуязвимым! Несокрушимым!..
Гиг понял это и захохотал… Каким же он был дураком!.. Как долго не понимал очевидного!..
Гиг захохотал, и смех его словно вымел всех - и “черных”, и “красных”…
Галерея опустела…

4.

Два дня никого не было. Пищу не приносили.
Но Гигу не хотелось есть. Он лежал на спине и в полуяви – в полусне видел стран-ные видения.
Он видел, что за стеной притаился тот нелепый, неуклюже ковыляющий по полу свет с глазами, который посещал его ночью. Та лепешка сверкающего тумана.
Этот свет, этот туман был главным врагом Гига - так казалось в видениях, - и замышлял против Гига какие-то коварства. Лучи его, поначалу прямые, добираясь до Гига, искривлялись, образовывали петли. Петли захлестывали Гига, обвивали его. Гиг бился в этих петлях, словно шорш в паутине…
На третий день явились те же “черные”, что приходили раньше.
- Ты, что не являешься человеком! Выслушай нас! - возгласил длинноносый.
- Мы ничего не смогли с тобой сделать! - продолжил тот, что со шрамами на щеках.
- И поэтому мы тебя приговорили! - сказал тот, у которого были оттопыренные уши.
- Выслушай наш приговор! - сказал последний, у которого бородка слегка вилась.
После такого вступления все четверо взялись правой рукой за желтое полукружие, что висело у них на груди.
- Ты будешь в этой клетке - всегда! - произнесли в один голос.
После этого сняли руки с желтых полукружий. И снова заговорили порознь.
- Даже если ты вечник! - произнес первый с сомнением. - Все равно когда-нибудь твоя вечность кончится!
- Ты захочешь есть! - сказал второй. - Но мы не будем тебе давать пищу!
- В голоде, холоде и тоске - сказал третий, - ты умрешь, покинутый всеми!
- Смерть твоя будет страшной! - сказал четвертый. - Но мы должны оградить от тебя Селище!..
Высказавшись, они сделали шаг назад и замерли, явно чего-то ожидая от Гига.
Стояли и смотрели.
И молчали.
- Чего вы от меня хотите? - не выдержал Гиг долгого молчания.
- Ты должен сказать, что услышал наш приговор! - возвестил первый.
- Ты должен поблагодарить нас! - возвестил второй.
- Я услышал! Я благодарю! - сказал Гиг. - Селище должно быть разрушено!..
Четверо “черных” некоторое время неразборчиво перешептывались после его слов. И осуждающе покачивали головами.
Затем замолкли. Повернулись. И удалились гуськом, глядя в затылок друг другу…
А Гиг остался один… И его одиночество было огромным, как вселенная… И вся вселенная уместилась в его одиночестве…
С ним, со своим одиночеством, Гиг слился… В него превратился полностью… Исчез, растворился…
Но это его не ослабило. Не превратило во что-то беспомощное.
Наоборот, с каждым мигом одиночества все более сильным становился Гиг.
С отдаленных и ближних уголков вселенной стекалось к нему ручейками то, что словами неназываемо, что составляет самую потаенную суть мироздания.
Гиг знал, Гиг понимал - опять же бессловесно, - что, когда он очнется, он позабудет свое нынешнее ощущение, и заранее сожалел об этом…
В реальной жизни невозможно существовать с тем, что сейчас в нем происходило, что сейчас его переполняло…
От реальной жизни в нем сейчас сохранилась одна только мысль, - как нить, как мостик, что поможет вернуться…
И эта мысль была: “Селище нужно разрушить!..”

5.

И все-таки в себя он пришел от чувства голода. Чувство голода и еще воспоминания - вот и все, что связывало его с тем прежним Гигом, каким он теперь не был.
Он открыл глаза… Воспоминания сразу отодвинулись, потеснились. Голод был глав-нее, чем они.
Знакомая клетка… Знакомая галерея за ней… Никого… Где же эти, с кольцами и перстнями?.. Почему не делают ставки на него, на Гига?.. На то, как он будет ла-кать из миски?.. Где молчаливый злобный Нумор, который теперь кажется таким желанным, таким “своим”?..
Гиг поднялся… Пошатнулся… Прислонился к стене…
“Неправда! - сказал сам себе. - Я сильный!..”
Туман в голове постепенно рассеялся.
Гиг подошел к решетке. Взялся за соседние прутья. Постоял, будто ожидая следующей неслышной команды.
Видимо, она поступила. Потому что Гиг встрепенулся и начал тянуть прутья в разные стороны.
И они поддались… Они поддались!.. Скрипнули под его руками и стали раздвигаться…
Гиг возликовал… Он пролез сквозь образовавшуюся дыру и хотел пуститься в бегство… Но, сделав несколько шагов, остановился. Словно опять услышал чью-то беззвучную команду…
Остановился и оглянулся… Оглянулся и снова подошел к своей постылой клетке… подошел и, взявшись за прутья, снова их спрямил…
Теперь клетка выглядела так, будто прутьев ее никто не касался. Поди догадайся, как он вылез!..
Гиг захохотал, довольный своей (или не своей?) выдумкой. Потом пошел к выходу.
Ударом кулака вышиб замок из двери, и тот с грохотом упал с ее обратной стороны.
По длинному пустому коридору Гиг дошагал до очередной железной двери, которую охраняли четверо дюжих старпов в красных балахонах и при дубинках.
Старпы на него с яростью набросились, но Гиг ощущал удары их дубинок не как удары, а как легкие поглаживания.
Это его забавляло. Проверяя себя, он не двигался, ожидая боли.
Но боли не было…
Тогда Гиг, отмахиваясь от “красных”, как от назойливых шоршей, рванул железную дверь на себя, и она отворилась, и вырванные засовы висели на ней, покачиваясь, как перебитые лапки ядовитых тварей…
Отворенная дверь вела на свободу…
То есть, нет, не на свободу…
Она, конечно, выводила из узилища…
Но не в Травность она выводила…
Нет, в самый центр Селища…
На улицу, битком набитую старпами…
Гиг выскочил наружу и остолбенел…
И все старпы, сколько их там было, замерли на миг и уставились на него…

6.

А затем произошло нечто, безмерно Гига удивившее.
Какой-то шепоток прошелестел…
И еще раз - погромче…
И еще раз…
Потом шепоток превратился в ропот, состоящий из разрозненных выкриков…
Гиг вертел головой, стараясь понять эти выкрики. Стараясь понять, что вообще происходит, почему старпы так ведут себя…
Старпы сами ему помогли.
Разрозненный ропот слился, превратился в единый вопль многих глоток.
Гиг услышал. Гиг понял, что они вопят.
- Чудовище!.. Чудовище!.. Чудовище!.. - вопила толпа.
Крик толпы, словно налетевшая волна, возвысился до предела, слитный, а затем снова раздробился, ослабел, отхлынул, превратился в неразборчивое бормотание.
Затем толпа и вовсе примолкла.
Примолкла и раздалась…
Вокруг Гига образовалось пустое пространство.
Некий заколдованный круг, переступать через который не осмеливался никто.
Толпа клубилась, молчала и глядела. И от ее взглядов Гигу хотелось поежиться.
Он постоял, озираясь, выискивая хоть одно приветливое лицо.
Волосатые… Морщинистые… Обвисшие…
Они были противны…
Гига вдруг поразила мысль, что он, юный, чистолицый, полный сил, наверное, кажется этим уродам таким же противным, какими они кажутся ему…
Эта мысль освободила его, разрушила скованность, им овладевшую.
Он шагнул вперед…
Заколдованный круг, которым он был огорожен, дрогнул и тоже сдвинулся на шаг.
- Ненавижу вас! - крикнул Гиг.
Ответом ему был глухой шелест. Словно ветер взметнул кучу опавших листьев…
Гиг решительно двинулся на толпу.
Старпы послушно расступались, не нарушая той зоны, которая образовалась вокруг освободившего себя пленника.
Едва он вышел из тюремной тени, Селище впервые открылось перед ним.
Открылось перед ним в высь и в даль…
Он увидал огромные каменные громады, сравнимые по высоте с той башней, в которой побывал с Малком, Звентой и Линой.
Но эти громады не были круглыми.
Они были длинными и выстроились в длинный ряд по обеим сторонам улицы.
Издырявленные пустыми оконными проемами, они походили на соты невообразимо больших шоршей. Кое-где из проемов свисали пучки лиан-шершавцев. Кое-где - це-лые космы.
Ветер их пошевеливал. Это было единственным движением, происходящим в мертвых громадах…
У подножия каменных великанов приютились жилища старпов. Они были сложены из каменных обломков разной формы и размера, скрепленных затвердевшим вордорьим пометом.
Сделанные пещеры… Сделанные гнезда… Некрасивые и неудобные, на взгляд Гига.
Консы в станах юнаков и вечников - гораздо милее сердцу. Гораздо приятнее для жизни…
Гиг шел по Селищу, окруженный старпами, но свободный, и думал о своих.
Где они?
Что с ними?
Как их найти?..
И вдруг…
Гиг поначалу не понял, что произошло.
Потом до него дошло, что увидел знакомое лицо.
Увидел Нумора - своего тюремщика.
Нумор из-за спин других старпов какие-то знаки подавал глазами. И головой подергивал, указывая куда-то вбок…

7.

Гиг свернул туда, куда Нумор указывал. Свернул в тупичок, образованный кособокими каменными норами.
В конце тупика была башня, похожая на ту, в которой Гиг был со своими, но гора-здо меньших размеров.
Башня была украшена лианами. Несколько рядов вертикальных снизу доверху. И несколько рядов косых - высоко, возле макушки. Косые ряды лиан справа и слева примыкали к вертикальным.
Если издалека смотреть, как смотрел сейчас Гиг, получалось, что на теле башни изображена стрела, острием направленная вверх.
- Что это? - спросил Гиг у ближайшего старпа.
- Гля-ка! - пробормотал тот, испуганно округлив глаза. - Чудище вякает!..
- Что это? - заорал Гиг, обращаясь к другому и указывая на башню.
- Хде?.. - спросил другой и, ковырнув пальцем в носу, стал разглядывать палец.
- Эй ты! - Гиг через головы обратился прямо к Нумору. - Подойди!..
На лице Нумора появилась угодливая улыбка. Расталкивая толпу, он протиснулся в первый ряд.
- Что это? - снова спросил Гиг.
- Дом Очищения! - ответил Нумор, присоединяя к угодливой улыбке угодливый голос.
Его слова были для Гига неожиданны и неприятны. Как? Неужели эти волосатые и морщинистые старпы тоже поклоняются Юну, его живительному и очищающему свету? Старпам подходит Олма, богиня ночи, но никак не пресветлый и пречистый Юн, которому подобны юнаки и вечники!..
Такой знакомый, такой нужный, такой важный Обряд Очищения, с которого у юнаков начиналось каждое утро, словно бы потускнел, поблекнул из-за того, что существовала у старпов эта Башня. Или, может быть, их в Селище много?..
Видимо, лицо Гига помрачнело, и Нумор это заметил. Потому что Нумор вдруг заторопился и стал говорить быстро.
- Такие башни (значит, все-таки их много?) только для женщин, Господин! Некоторые женщины подвержены тяжелой болезни. Они толстеют непомерно, передвигаются с трудом, часто плачут. Если таких оставить без помощи, они погибнут неминуемо. Для того, чтобы им помочь, и существуют Башни Очищения.
- И что там с ними происходит? - спросил Гиг.
- Они действительно очищаются, Господин! - сказал Нумор. - Очищаются, выздоравливают и возвращаются к нормальной жизни!
Гиг подошел к двери, ведущей в башню, и потянул на себя ручку.
Дверь отворилась, и он увидел, что за нею стоят те же четверо в черном, что приходили к его клетке. За их спинами в коротком изгибе коридора, который просматривался снаружи, стояли “красные” здоровяки. Их тоже было четверо.
- Ты не можешь идти дальше! - сказал первый черный - тот, у которого длинный нос.
- Ты все можешь, Господин! - прошептал Нумор так тихо, что услышать его мог только Гиг.
- Я все могу! - повторил Гиг. - Но получилось это у него не очень уверенно, и он сам это почувствовал.
- Тогда ты должен нас убить! - сказал первый черный. - Не убив нас, ты дальше не пройдешь!..
- Убей их, Господин! - прошептал Нумор.
- Не хочу! - прошептал Гиг.
- Приходи сюда, когда появится Олна! - чуть слышно сказал Нумор и, отступив на шаг, растворился в толпе…

8.

Ночь была неуловимо прекрасна. Зеленая Олна возлежала на желтых тучах, словно на шкурах убитых вордоров. Свет ее до Травности, до Селища долететь не мог - обессиливался, рассеивался по дороге.
Над Селищем реяли бесчисленные тени. Свет Олны едва мерцал между ними - робкий, усталый, засыпающий.
Тени пошевеливались, изредка колеблемые слабым ветерком. В такие моменты свет Олны набирался храбрости и проскальзывал, проливался, отсверкивая то зеленым, то голубым, то синим, то фиолетовым.
Гиг забыл обо всем, вглядываясь, вслушиваясь, внюхиваясь в ночь. Глаза тешились игрой теней и переливами небесного света. Уши впитывали шелесты, шорохи, трепеты. Нос жадно вбирал запахи цветов и нагретой за день земли, прилетевшие издалека - из безграничных родимых просторов.
Легкое прикосновение оказалось настолько неожиданным, что Гиг едва не подпрыгнул. Он взглянул на слабо видимое в темноте лицо Нумора и увидел на нем гримасу, которая, должно быть, означала улыбку.
- Ну что?.. - спросил Гиг, пряча свой невольный страх за грубоватостью тона.
Нумор не ответил - молча поманил Гига за собой.
Они обогнули Дом Очищения, который сейчас, в ночи, казался каменным пальцем, уставленным в небо. То ли этот палец на что-то указывал. То ли что-то предлагал. То ли пытался привлечь внимание Высших Сил…
Оборотная сторона башни ничем украшена не была. Никаких лиан, изображающих стрелу. Ничего нарядного…
Только черная железная дверь, нижняя часть которой была ниже уровня земли. Чтобы дверь могла открываться, земля вокруг нее была подкопана полукругом.
Нумор, удивляя Гига своей быстротой, ловкостью и бесшумностью, скользнул в густой кустарник, росший в некотором отдалении от башни.
Гиг старательно повторял все действия своего проводника и повиновался его жестам.
Когда оба залегли рядышком, отгороженные от взгляда извне частоколом извитых стволиков, Гиг шепнул:
- Зачем все это?..
- Молчи и смотри! - прошипел Нумор и напряженно уставился вперед.
Гиг последовал его совету.
Оборотная сторона башни сквозь кусты была как на ладони. Кусты придавали ей то, чего у нее не было - праздничность. Косые, перекрученные линии ветвей накладывались на башню, разукрашивали ее. В их переплетениях Гигу виделись какие-то звери, какие-то птицы…
Гиг встряхнулся и затряс головой, обнаружив, что засыпает. Сон едва не обманул его. Еще бы чуть-чуть, и звери, нарисованные кустами, ожили бы. А птицы пустились бы в полет. Перелетели бы прямо в его сновидения…
Гиг покосился на своего соседа. Голова Нумора была неусыпной, глаза - широко раскрытыми.
Нумор, почувствовав взгляд, шепнул, по-прежнему глядя перед собой:
- Будь все время в тени!..
Он немного подвинулся, поглубже вползая под листья.
Гиг себя оглядел и обнаружил, что половина его тела освещена Олной.
Двигаясь боком, он подтянул себя вправо, почти вплотную к Нумору.
Едва успел это сделать, как на затылок ему легла невидимая ладонь Нумора и повернула его голову лицом вверх.
Гиг открыл рот, собираясь прошептать очередной вопрос, и… так и не закрыл его. Он увидел, как свет Олны словно бы мигнул.
Что-то появилось, что-то промелькнуло между Олной и глазами Гига.
Гиг напрягся, готовый и драться, и бежать прочь.
Напряжение росло… Ожидание стало невыносимым…
И тут он увидел…
Он увидел, что это было…
Это была летучая лодья… Такая же, как те, что напали на Стан вечников…
Как ее называли те, в тюрьме?..
Летаблем, кажется?.. Да, его тогда спрашивали, не он ли уничтожил их летабль…
Может быть, напасть и сейчас?.. Хотя сейчас едва ли получится… Тогда, у вечников, в нем были гнев, злость, желание отомстить, наказать… А сейчас ничего кроме любопытства…
Летабль приближался, оставляя Олну справа от себя…
Приближался и снижался…
Снижался и становился все больше, все грозней…
Свет Олны словно сгущался вокруг него и плескался упругими волнами. В парусах он был настолько густым, что сияние его выглядело самостоятельным, от Олны не зависящим. Словно в парусах - в каждом - висели маленькие “олнышки” и подтал-кивали летабль своим светом.
Когда летучий повис возле башни на высоте человеческого роста, Гиг усомнился в том, что когда-то смог уничтожить такую громадину…
Это было не с ним… Это ему приснилось… Он на такое не способен…
Гиг отвлекся от летабля, уловив краем глаза движение возле башни.
Дверь башни была распахнута. Из нее один за другим выходили старпы в черных одеяниях. А может, это были одеяния красные, которые в темноте черными только казались…
Цепь выходящих из башни была бесконечной - все тянулась и тянулась. У каждого в этой цепи в правой руке была длинная палка.
- Зачем у них палки? - шепнул Гиг.
- Не палки - агниты! - поправил Нумор.
Гиг хмыкнул, ничего не поняв. Но просить разъяснений не стал, понимая, что сейчас - не время и не место.
“Черные” огородили все свободное пространство перед башней. Начинаясь от распахнутой двери, цепь к ней же и вернулась, - но с другой стороны.
Летабль, висящий на высоте человеческого роста, видимо, ожидал, когда оцепление закончится.
Гигу подумалось, что все тут совершается не просто так. Каждое движение здесь - частичка непонятного и важного для старпов обряда.
Спереди, сзади и по бокам летучей лодьи зажглись факелы. Пламя на них было невысоким, но очень ярким и разноцветным. Спереди и сзади - красным, а с боков - не просто зеленым, а зеленущим.
Гиг никогда не видел такого пламени и поневоле подумал о могуществе старпов.
Мысли эти вызвали в нем досаду, и от досады он невольно дернулся.
Легкий шелест, который он при этом издал, едва не оказался для него роковым.
“Черные” стояли в трех шагах от кустов - спиной к затаившимся.
Двое ближайших уловили подозрительный звук.
- Слышал?
- Слышал!.. - перекинулись они быстрыми словами.
Затем одновременно повернулись, поднося к губам свои палки.
Гиг хотел опустить голову по примеру Нумора, вдавившегося в почву. Но любопыт-ство пересилило - понадеялся, что густая листва прикроет от враждебных взглядов.
Палки оказались не палками, а трубками. Из трубок вылетели струи пламени - такого же яркого, как пламя факелов, но не красного, не зеленого, а желтого.
Пламя пролетело так близко, что почти мазнуло Гига по щеке. Тут уж Гиг поневоле вдавился в землю еще старательней, чем Нумор.
Обожженную щеку он приложил к прохладным травинкам и листьям, которые под ней оказались, и ему сразу стало полегче.
Повторных попыток сжечь затаившихся стражи не делали. Видно, посчитали, что какой-то мелкий зверек прошмыгнул рядом с ними.
Пение послышалось с летающей лодьи. Высокие женские голоса дружно выводили медленную жалобную мелодию. Словно просили о чем-то.
Снизу им ответило слаженное мужское пение, - “черные” возвещали на непонятном языке что-то грубое, резкое.
Перекличка женских и мужских голосов продолжалась некоторое время, и темп ее постепенно убыстрялся. Затем - так же внезапно, как началась, - она прекратилась.
Тут Нумор ткнул Гига локтем в бок, и Гиг осмелился снова приподнять голову.
То, что он увидел, поразило Гига до крайности. Поразило так, что он рот открыл и едва не вскочил на ноги. Нумор помог опомниться - уловил порыв Гига и вовремя припечатал ладонью его спину.
Летабль приземлился. Стоял на двух рядах толстых подпорок, выдвинутых из его днища.
С палубы спущена была лестница, свитая из пучков лианы-шершавца. На этой лестнице стояли три женщины - внизу, вверху и посредине. Женщины были в длинных зеленых одеяниях. Все они были немолоды, но красивы. При их движениях одеяния пошевеливались, и на них появлялись красноватые отсветы.
Но не женщины на лестнице так поразили Гига.
Он увидел, как из раскрытой двери вышли другие женщины, одетые в белые полотняные рубахи без рукавов. На руках у каждой лежал… Да, ошибки быть не могло… На руках у каждой лежал малыш… Голенький младенец лежал на руках у каждой…
Гиг смотрел на розовеньких спокойных юнят, которые таращились в небо, слюни пускали, сосали свои кулачки… Смотрел и не верил своим глазам…
Откуда здесь юнята?.. Откуда здесь юнята да еще в таком количестве?.. И другой вопрос: куда их собираются увозить на этой летучей лодье, на этом летабле?..
Женщины в белом, медленно и торжественно совершая каждый шаг, приближались к женщинам в зеленом.
Вот первая дошла. И протянула руки с лежащим на них человечком.
И прилетевшая, что была на нижних ступеньках лестницы, согнувшись, приняла ценный груз и на вытянутых вверх руках передала следующей…
Та же, стоя спиной к перилам, слегка присела и на расставленных ладонях передала малыша выше…
А у третьей его приняли с борта летабля. Приняли, во что-то белое завернули и ку-да-то унесли…
Так продолжалось долго, поскольку двигались все очень медленно. Как понял Гиг, передача младенцев была не просто передачей, а была неким важным таинством. Губы всех женщин, его совершающих, беззвучно шевелились. Каждая наверняка произносила про себя какой-то заговор или какую-т о молитву.
Гиг смотрел на длинный ряд высоких шестов или мачт, идущий вдоль всего летабля. Паруса, свернутые в трубочки, висели на них, почти не отражая света Олны, и поэтому были почти невидимы. Неподвижные вертушки казались простыми поперечинками.
Может быть, как-то прицепиться к огромному летуну и подсмотреть, куда он унесет попавших в его чрево юнят?.. Но, во-первых, как прицепиться? И во-вторых, это ли сейчас самое главное?..
Нет, не это, - решил для себя Гиг. Самое сейчас неотложное - найти своих юнаков и освободить их.
Решив так, он смотрел на окончание непонятного обряда спокойнее. Он узнал, что существует тайна, связанная с юнятами. И он постарается эту тайну раскрыть. Но потом, потом. Позднее…
Женщины в белом, передав последнего младенца, вошли во Дворец Очищения.
После того, как они исчезли, летабль снова приподнялся на высоту человечьего роста. Массивные подпорки, которые удерживали его прямо, втянулись внутрь днища. Паруса взвились, и снова в них заплескался сгущенный свет Олны. Зашевелились вертушки над шестами.
Летабль развернулся и направился туда же, куда, скользя по небу, устремлялась Олна. Едва началось его движение, факелы на его бортах, носу и корме один за другим погасли.
И все… Он слился с небом… Стал облачком… Клочком тумана…
Гиг повернул голову, собираясь заговорить. Но Нумор пресек его попытку, прижав палец к губам и указав глазами на стражей…
Те в это время неторопливо брели друг за дружкой, втягиваясь в башню. Их палки (или трубки) лежали у них на плечах и вовсе не казались грозным оружием…

9.

- Что это значит? Откуда берутся юнята? Куда их девают? - Гиг закидал Нумора стремительными вопросами, задаваемыми шепотом.
Они стояли в густой тени двух полусросшихся стволами толстых деревьев. Свет Олны не мог пробиться сквозь кожистую листву. Лишь два тусклых, едва заметных пятнышка на окраине древесной тени подтверждали, что Олна старается изо всех сил…
- Мы не знаем, что это значит! - сказал Нумор. - Мы не можем об этом думать! Если попытаться поразмыслить, сразу голова начинает сильно болеть.
- Почему? - спросил Гиг.
- Не знаю! - сказал Нумор. - Знаю, что наше большинство всем довольно и само по себе ни о чем думать не желает. Но есть недовольные. Они чувствуют: в жизни что-то неладно, и хотят улучшить жизнь с помощью Древних Машин.
- Ты из таких, да? - спросил Гиг.
- Я из таких! - подтвердил Нумор.
- А злой тюремщик - это что? Притворство? Маска?..
- Узников сторожил и буду сторожить. Ради пропитания. Ради прикрытия!
- Зачем прикрытие? От кого?..
- За нами, за недовольными, кто-то наблюдает!
- Кто?
- Не знаю!
- Не этот?..
Гиг подробно описал своего неуклюжего и странного гостя, - то есть, лепешку светящегося тумана, едва способную с трудом ковылять по полу.
- Не знаю! - повторил Нумор задумчиво. - Я в тюремщиках давно. Но такого ни разу не видел!..
- Почему же я увидел?
- Потому что ты не человек!
- А знаешь, почему я такой?
- Знаю! Ты - юнмелин! Симбиоз юнака и гамелина!
- Откуда ты узнал?
- От тебя же! Ты часто бредил по ночам! А я слушал твой бред!
- Что я могу как юнмелин!
- Не знаю точно! Судя по легендам, - очень многое! Почти все!..
- Где наши?
- В тюрьме, конечно!
- Ты меня проведешь к ним?
- Да, если тебе это надо!..
- А что тебе, вообще-то, надо от меня?
- Хочу, чтобы ты нам помог!
- Недовольным?
- Да!
- Как я могу вам помочь?
- Найди тех, кто нами управляет! Уничтожь их!
- А как же ваши Древние Машины?
- Мне кажется: для этого они бесполезны!
- А как же наша вражда? Чтобы юнаки или там вечники помогали старпам? Это что-то небывалое!
- Почему бы не попробовать! Может быть, мы не так уж и далеки друг от друга!
- Мы лучше! И нами никто втайне не управляет!
- Кто знает! Иди погляди на своих, и тогда ты усомнишься!..
Эти слова отозвались в Гиге дрожью непонятного ужаса. Вроде бы, Нумор не пугал Гига впрямую, но все-таки чем-то безгранично и безнадежно страшным от него повеяло.
Гиг шел за Нумором по ночному Селищу, старательно ни о чем не думая.
Олна расплывчато светила сквозь тонкие тучи, заткавшие небо сплошной пеленой.
Ветер, словно змеец, пошуршивал в траве и, как свиница, посвистывал в пустых каменных громадах, подпирающих и тучи, и небо, и пресветлую Олну.
Гигу казалось, что из пустых оконных провалов на него пристально глядят все те, что здесь когда-то жили.
- Куда они делись? Почему их не стало? - прошептал Гиг.
Нумор услышал его.
- .Легенда гласит, - ответил, - что все исчезли в одночасье! Вроде бы, какая-то напасть свалилась со звезд! Но никаких подробностей в легендах нет. Зато про тебя там сказано!..
- Про меня там быть не может! - сказал Гиг. - Ты врешь!
- Вот послушай! - предложил Нумор. И стал выговаривать нараспев. - “И когда утрачены будут концы и начала, и тайное Зло будет владеть порабощенными безродными и беспамятными, тогда появится тот, кто в начале пути. Будет он не человеком, но и человеком тоже. Будет мал телом, но другими - не людскими - силами очень могуч. Он или прогонит Зло, или заменит его и сам Злом станет. Он также или соединит разъединенных или укажет им путь к возврату…”
- Ну и что? - сказал Гиг. - Разве это про меня?
- Может, и не про тебя! - сказал Нумор. - Но хотелось бы верить!..
Они шли мимо тихих и темных жилищ старпов. Никто в Гига не тыкал, никто не называл “чудовищем”, не пытался задеть другими обидными словами. Слабы и беспомощны были старпы сейчас, в ночи, перед ним, перед своим врагом.
Гиг впервые в жизни поймал себя на том, что думает о старпах без ненависти - как о простых людях. Если они - потомки тех, что некогда жили в поднебесных громадах, значит, они потомки великого народа. И, может быть, что-то великое или, хотя бы, слабое воспоминание о чем-то великом сохранилось в их сердцах…
Знакомое здание тюрьмы заставило Гига поежиться. Слишком неприятны и свежи были воспоминания…
Он ощутил сильное желание убежать отсюда, но преодолел себя и вошел внутрь вслед за Нумором.
И вот они коридоры за коридорами, в которых с одной стороны - сплошная каменная стена, а с другой - клетки, клетки, клетки.
В клетках на полу - жалкие кучки тряпья, под которыми, видимо, спрятались от ночного холода те, кто сюда заключен.
В одной из клеток этими кучками застелен весь пол.
Нумор как раз перед этой клеткой остановился.
Гиг остановился тоже.
И вдруг понял, почему тряпья так много. Юнаки под ним и юнята. Его соплеменники и вечники. Вечники тоже теперь - его соплеменники. Все тут - свои.
- Лина! - позвал он негромко. - Малк! Звента!..
И вот она Лина! Живая! Похудевшая! И лицо ее прекрасное - чисто, будто она только что в реке выкупалась.
И Малк - вот он. Поднял головенку вихрастую торчком. Весь серый, закопченный, будто у костра возился. Глазами засверкал. Замарашка замарашкой.
И вот она - Звента. Скромная, как всегда. Словно бы в сторонке держится. Словно бы в отдалении.
У Лины и Звенты что-то такое живое, такое доброе в глазах, отчего в груди у Гига тепло и сладко. И хочется, глядя в их глаза, то ли плакать, то ли смеяться…
Лучше на Малка смотреть, чтобы не чувствовать себя слабым. На удалого, озорного, бесшабашного Малка…
Малк первым издал звук. Он завизжал совсем по-малышовски, подскочил к прутьям и протянул сквозь них руки.
Гиг подошел, и Малк обхватил его руками за шею, и прижался к решетке щекой, и Гиг тоже прижался щекой с другой стороны решетки…
Потом Малк отпрянул и стал, крича, тормошить остальных:
- Вставайте! Гиг пришел! Гиг пришел! Вставайте!..
Клетка стала оживать от его воплей. Зашевелились те, кто спал под тряпьем. Потягивались. Поднимались, кряхтя…
Но что это?...
Что это?!..
Что это такое?!!..
Половина из тех, кто был в клетке, - не юнаки.
Пожалуй, даже больше половины…
Это старпы…
Старпы это!..
Новоиспеченные старпы!..
Только что из печки вынутые!..
У них твердые, резко очерченные лица.
У них глаза - будто сделанные из железа.
У них даже морщины намечены.
И пусть у них мало морщин, но они есть, есть, есть!..
И еще…
Какая гадость!..
Еще волосы у них выросли на подбородке и на верхней губе!..
Кто и за что их так наказал?
Если боги, то эти боги жестоки и несправедливы! Если люди… Но нет… Такое превращение не в силах людей!..
Вот Слим, который стал бородатым…
Вот Краг, что выступал за машины старпов и сам теперь старпом стал…
Вот Минх с его знаменитым носом. Этот нос теперь отгорожен от лица с двух сторон полукруглыми морщинами…
Вот Плор… Вот Селма…
Эти, вроде бы, не изменились, но Гиг вглядывается с подозрением. Может быть, он просто сразу не заметил те изменения, которые в них произошли?..
Что случилось?.. Какая катастрофа?.. Какое колдовство?..
Может быть, это ему только снится, а на самом деле он лежит-полеживает в своей тюремной клетке?.. И назавтра придет его тюремщик и свяжет ему руки за спиной. И будет он, как неразумный зверь, лакать из миски без помощи рук…
- Что случилось? - спросил Гиг у Нумора.
- Не знаю! - пожал плечами Нумор.
- Но ведь ты говорил!.. Ты намекал!.. Ты знал!..
Нумор снова - безмолвно - пожал плечами.
- Что с вами? Что с вами, юнаки? - затряс Гиг прутья решетки.
Видно, было у него такое лицо!..
И тряс он так сильно!..
Все, кто был в клетке, отпрянули внутрь.
- А что?.. А что такое?.. - тревожно спросил Плор.
Боги! Неужели они, юнаки, не знают?.. Неужели ничего не чувствуют?.. Да и как им узнать?.. Ведь зеркал в тюрьме нет!..
- Вы изменились! - сказал Гиг, обращаясь сразу ко всем.
- Изменишься тут! - сказал Грок ворчливо.
- Мы такие же, как были! - уверенно заявил Слим. - Ведь и ты - такой же!..
Бедолаги!.. Ничего не знают!.. Ничего не видят!..
- Проклятые старпы!.. - закричал Гиг в отчаянии. Ему вдруг почудилось страшное: что все они, юнаки, юнята, вечники - обязательно превратятся в старпов. И никакой им вечной юности! Никакой вечной свежести!..
- Не ори! - резко оборвал его Нумор. - Мы тут не при чем!.. Думаешь, нам охота стариться?..
- Кто же тогда? - закричал Гиг. - Покажи мне!..
- Ищи и найдешь! - сказал Нумор твердо. - Мы не свободны! А ты, похоже, никому не по зубам!
- Не хочу искать! - крикнул Гиг. - Хочу на свободу! Со всеми вместе! Домой! В свой Стан!..
Взбудораженный, разозленный, он рвал прутья, и они послушно вылетали из своих гнезд и оставались в его руках, будто пучки травинок.
Полный ярости, он поторапливал Нумора и следовал за ним. И слышал шаги остальных узников за своей спиной…
Выскочили на площадь перед тюрьмой, и тут внезапно всех сморил тяжелый сон. Где стояли, там и улеглись.
Гиг попробовал потормошить, побудить.
Но бесполезно, бесполезно…
Тогда он улегся вместе со всеми.
И тоже уснул…

10.

Кто знает, сколько прошло времени в беспамятстве.
Затем начался сон.
Гиг понимал, что это сон, и приказывал себе проснуться, - но никак не мог.
Он видел, как откуда-то со стороны на площадь приковыляли на своих неуклюжих слабых ножках те лепешки из яркого, напоенного светом тумана, одну из которых он встречал в тюрьме.
Столько их было, сколько было юнаков и юнят. По одной на каждого.
Они мгновенно и безошибочно разобрались кого кому брать и всползли на спящие головы.
Только на Гига не наползла “его” лепешка, а замерла возле, словно не решаясь.
А Гиг лежал и оплакивал юнаков. И плакать было так сладко, что не хотелось останавливаться. Не хотелось, чтобы слезы кончались…
Потом на площадь скучной извилистой шеренгой втянулись люди в черном. Их тоже было столько же, сколько было юнаков и юнят.
Каждый “черный” подошел, наклонился и пересадил себе на голову лепешку из тумана, которая ему предназначалась.
Туманные лепешки сразу заискрились. Из них стали выбрызгиваться молнии, выжигая в почве тонкие и глубокие ходы.
Слезы у Гига вдруг высохли, потому что Гига озарило - вот она, главная опасность! Нельзя было допускать “черных” к этому!.. К этим!..
И Гиг начал воевать.
Рассерженный на себя за тугодумство, он вызвал в явь хорошо знакомую огневую плеть, и она, послушная, разматываясь с его поясницы, начала хлестать по старпам в черном.
Любой ее удар уничтожал старпа - разрезал вдоль или поперек. “Вдоль” Гигу больше нравилось, потому что тогда вместе со старпом рассаживалась надвое и лепешка из тумана.
Если же удар приходился поперек, погибал только старп, а лепешка из тумана падала на почву, и ничего плохого с ней не происходило.
Хотя нет… “Осиротелые” лепешки больше не рвались к юнакам, а поспешно - при их-то неуклюжести - ковыляли прочь. И на ходу заметно тускнели…
Уничтожив “черных” - всех до последнего, - Гиг проследил за ковыляющими. То есть, за бегущими…
И обнаружил, что они исчезают в яме, которая была на окраине площади.
Просто-напросто сигают в эту яму и пропадают в ней бесследно.
Гиг подошел к яме следом за ними.
Дна у ямы не было. Или оно было где-то очень и очень глубоко.
Гигу почудилось там, в глубине, какое-то шевеление, которое не могло быть вызвано бесплотными лепешками.
Он напрягся, вызывая в себе ночное зрение. И действительно, увидел…
Он увидел длинное, толстое, скользкое тело. Очень длинное, очень толстое, очень скользкое.
Небывалый змеец там внизу таился.
И словно чего-то ждал. (Не его ли, кстати, встретили, когда шли через Травность?)
Гиг знал, что через миг-другой все поймет про этого змейца.
Но этих мигов ему дано не было.
Внезапно, словно вынырнув из воды, он проснулся. И дышал, дышал, раскрыв рот.
Никак не мог надышаться…

11.

Затем он снова заснул - и на этот раз без сновидений.
А когда проснулся - одновременно с остальными юнаками, - то обнаружил, что пробуждение у них - из бурных бурное.
Старпы толпились вокруг них, спящих, плотно и бесцеремонно. Толкались, отпихивали друг друга, переругивались, обменивались мнениями.
- Ишь, красавчики!
- Нежненькие, свеженькие!
- Небось, пожила бы в их Травности, - такой же была бы!
- Они глупые! Я им не завидую!
- Они на уровне животных!
- Недочеловеки - вот они кто!
- И людьми никогда не будут!
- Может, их связать?
- Лучше в тюрягу их! Обратно!
- Стражи говорили, нельзя!
- Почему?
- С ними Чудовище!
- Который?..
- Который?..
- Вот тот!
- Что посередке?
- Да нет же! С краю!
- Он же невысокий! И телес-то никаких! Стройный! Гибкий!
- И ни когтей, ни клыков!
- Какое же он Чудовище!
- Заливают Стражи! Пугают нас дураков!..
Тут Гиг открыл глаза и вскочил на ноги, заставив толпу шарахнуться, отхлынуть, раздаться. Из множества глоток, тревожный и слитный, вырвался невнятный возглас - нечто среднее между “А-ах!” и “Х-х-а!”
Другие юнаки тоже пробуждались, поднимались на ноги - кто быстро, кто медленно, кто зевая, кто почесываясь. На старпов поглядывали сердито, но помалки-вали, не задирались.
Гиг смотрел на своих и не узнавал в них своих. Слишком многие изменились и стали до неприятного похожи на старпов. Что с ними делать? Что вообще делать дальше?
Только один ответ на вопросы, самому себе заданные, приходил на ум. Надо воз-вращаться в свой Стан! Возвращаться, не пугаясь тех преград и опасностей, что встретятся на пути! Возвращаться в старую привычную жизнь!..
- Расступитесь! - крикнул Гиг. - Пропустите нас! Мы уйдем и никогда больше не вернемся! И вы тоже оставьте нас в покое!..
Толпа взбурлила после его выкриков. Поднялся ропот. Слышны были угрозы, проклятья, оскорбления. Слышны были странные призывы.
- Убить их!
- Заковать!
- Отрубить головы!
- Пусть поклонятся!
- Да!.. Пусть!..
- К Дарителю Благ их!
- К Успокоителю и Целителю!
- На поклон!..
- На поклон!
- На поклон!..
- Если Он их примет, - значит, будут людьми!
- Он не примет их!
- Он их уничтожит!
- Туда им и дорога!
- Да пусть себе катятся!
- Даритель - только для нас!
- Наш!
- Наш!
- Наш!
- Никому не отдадим!..
Гиг смотрел на своих и не знал, что делать. Юнаки - то есть, те, кто не изменился в тюрьме, боязливо жались друг к дружке. Те же, кто стал похожим на старпов, с интересам прислушивались к бушеванию толпы.
- Уходим в Стан или идем на поклон? - перекрикивая гомон, спросил Гиг у своих.
- Уходим! - сказали те, что остались юными.
- Остаемся! - сказали те, что сделались как старпы.
Гиг смотрел на своих и по-прежнему не знал, что делать.
- Что посоветуешь? - спросил у Нумора.
- Селище должно быть разрушено! - сказал Нумор. - Помнишь такие слова?
- Я говорил их раньше! - сказал Гиг. - Но сейчас не уверен, что говорил правильно!
- Разрушай! - сказал Нумор. - Без сомнений разрушай! И Дарителя нашего - тоже! И ни в коем случае к нему не прикасайся!..
- То есть, по-твоему, нужно сходить на поклон, а затем - разрушать?
- Не “затем”, а сразу! - сказал Нумор. - Промедлишь - и навсегда застрянешь! И станешь таким же, как мы!..
- Никогда! - горячо вырвалось у Гига.
Нумор усмехнулся недоверчиво и, подмигнув Гигу, вдруг заорал громогласно:
- Мы идем на поклон сами! Мы ведем на поклон юнаков!..
Он это несколько раз повторил. И толпа - подхватила. Толпа принялась громко и слаженно скандировать:
- Мы идем на поклон сами!
- Мы ведем на поклон юнаков!
- Мы идем на поклон сами!
- Мы ведем на поклон юнаков!..
Заметно было, что старпам нравятся объединившие их слова. Глаза горели, как ма-ленькие факелы. На щеках полыхал румянец. Губы ритмично шевелились, порождая запланированный Нумором рев. Красные языки трепетали во ртах, как будто там горело одно и то же пламя, подогревавшее всю толпу…
Селищане шли и шли. Кричали и кричали. И чем дольше и дальше шли, тем слаженней и сильней становились их выкрики.
Остановились же у башни, как две капли воды похожей на Храм Очищения.
И, похоже, их тут ждали.
Толпа продолжала выкрикивать.
Долго это ей делать не пришлось.
Отворились двери. Показались две цепочки “красных” стражей с дубинками в руках. Они встали коридором - так, чтобы пропускать входящих в храм сквозь себя.
Пришедшие на миг замерли. Видимо, испугались.
Но задние напирали так сильно, что передние не долго могли сопротивляться напору.
Толпа хлынула внутрь. Тут же заработали дубинки. “Красные” со всего размаха обрушивали их на что придется: на головы, на плечи, на спины.
Те, кому достались удары, вопили от боли. Те, кому удары не достались, вопили от радости.
Внутри храма возвышался круглый алтарь. На нем были нарисованы знаки бога: стрела прямая и стрела, древко которой свито в спираль.
Алтарь возвышался над людьми. Примерно по середине он был обведен каменной приступкой. К ней с разных сторон вели ступеньки. Ровно четыре ступеньки, и ты на приступке.
Между ступеньками стояли служители бога. Они были в белых одеяниях.
Ничего не было в их руках, сложенных на груди. Никаких угрожающих движений и вообще никаких движений они не совершали.
Но люди, подходя к ним, затихали и становились смирными как овечки.
Юнаки оказались вкрапленными в толпу и прибитыми почти вплотную к алтарю. Гиг пошарил глазами, обнаружил их всех и успокоился. Никто по дороге не потерялся, вот и хорошо.
Некоторое время толпа внутри храма стояла молча, все уплотняясь и уплотняясь. В храме становилось жарко, становилось душно.
Но вот самый высокий и толстый служитель воздел руки и зычно провозгласил:
- Призовем Бога, селищане!..
Толпа послушно всколыхнулась и начала сначала тихо и вразнобой, потом все громче и слаженней скандировать:
- При – ди! При – ди! При – ди!..
И не только все громче и слаженней, но и все быстрее тоже.
Потом, на определенной, достаточно высокой скорости призывов, толпа словно бы задохнулась. Нарушился темп, единый вопль распался на отдельные выкрики.
Это был опасный момент. Момент крайнего возбуждения и потери контроля над собой. В такой момент люди могли наброситься на служителей или друг на друга или впасть в высочайший молитвенный экстаз.
Именно тогда, в наилучшее для этого время, Бог и появился.
Из середины алтаря выдвинулось толстое округлое тело, покрытое бесцветной, влажно поблескивающей слизью.
На нем не было ни глаз, ни рта. И цвет его был неопределенным: то казался черным, то густо синим.
Все оно было покрыто густой сетью морщин. В переплетениях морщин словно бы угадывались какие-то рисунки. Но никак было не угадать, что же там нарисовано.
Тело Бога продолжало исходить из алтаря.
Поднявшись на некоторую высоту, оно плавно переломилось и словно бы стекло на каменную приступку. Стекло и стало по ней продвигаться.
Обойдя по кругу весь алтарь, головной конец Бога приподнялся и застыл, прижавшись к нисходящей своей части.
Тот служитель - самый высокий и толстый, - что продолжал стоять с воздетыми руками, теперь свои руки опустил и скрестил, как остальные “белые”, на груди.
Это послужило сигналом для толпы.
Взревев, толпа ринулась к ступенькам. Те, кому повезло, кого выдавило на них, поднимались - раз, два, три, четыре - и приникали к Богу. Жадно слизывали слизь, покрывающую морщинистый бок.
“Счастливчики” сразу изменялись. Глаза становились бессмысленными. На лицах появлялись блаженные улыбки.
Пошатываясь, они сходили вниз. Толпа перед ними расступалась. От каждой лестницы образовался проход, ведущий к наружной стене храма. И напротив каждой лестницы в стене обнаружилась своя дверца, через которую можно было выйти.
Между лестницами и проходами толпа бурлила. Но ни единое движение ни единого человека не нарушало покой ни лестниц, ни проходов.
Гига потихоньку подносило к ступенькам.
Как вдруг ему в ухо кто-то повелительно шепнул:
- Не прикасайся к Богу!..
Гиг оглянулся и увидел Нумора.
- Почему? - спросил Гиг.
- Чтобы остаться свободным! - ответил Нумор.
- А как же юнаки? А как же вы, старпы? - спросил Гиг.
- Своих предупреди! - шепнул Нумор. - А мы - рабы!
- Но ведь есть же недовольные! Ты говорил об этом!
- Есть! - шепнул Нумор и растворился в толпе…
Гиг поискал глазами своих.
Некоторые, подобно ему самому, были почти прибиты к ступенькам. Некоторые еще были на небольшом расстоянии от них.
После слов Нумора Гиг смотрел на тех, кто прикоснулся и “прилизнулся” к Богу, с отвращением.
Потерю себя - вот что обозначали их бессмысленные глаза и блаженные улыбки.
Гиг представил, что они - все юнаки и юнята - собрались в круг и положили руки на плечи друг другу. Вот такими - объединенными - они могли бы приказать алтарю провалиться под землю, и он бы провалился. Хотя нет, ведь он же был сделанным людьми, а юнакам могло подчиниться только что-то естественное.
Гиг попробовал позвать своих мысленно, снова и снова называя их по именам.
Но никто - даже Лина, Малк и Звента - не откликались на его призывы.
Более того, Лина даже поднялась на первую ступеньку.
Она была недалеко, и Гиг попытался дотянуться, дотолкаться до нее.
Но не смог.
Тогда от отчаяния, от страха за Лину он до предела напрягся. И что-то вытолкнул из себя.
Желтая линия, похожая то ли на лиану, то ли на медленную молнию, выметнулась из его поясницы и легла на плечи всех юнаков и юнят. И на плечи вечников - тоже.
Гиг их всех почувствовал как себя. И они все ощутили Гига.
- Не прикасайтесь к Богу! - передал Гиг предостережение.
И увидел, как Лина спрыгнула со ступеньки назад в толпу…

12.

Бог, похоже, каким-то образом контролировал происходящее. На его головном кон-це набухла крупная капля слизи и сделалась из бесцветной - поначалу мутно-белой, а затем ярко-красной.
Этим ее превращения не ограничились. Побыв немного красной, она вдруг вспыхнула. Горящая капля, разбрызгивая искры и набирая скорость, поползла вниз по морщинистой Божьей коже.
Вот она упала на приступок. Вот покатилась по ступенькам вниз.
Гиг на нее глядел как зачарованный. Он знал: это его смерть. Его смерть к нему стремится…
На раздумья времени не оставалось. Или принимать смерть, или биться! Других воз-можностей не было.
И Гиг начал битву.
- Давите на Бога! - передал он своим. - Загоняйте его обратно! Вглубь!..
Затем он начал Бога бичевать тем жгучим хлыстом, что исходил из его, Гига, поясницы.
Бил!.. Бил!.. Бил!..
Белые следы от ударов появлялись немедленно. Со второго удара по одному месту кожа лопалась с громким треском. Из-под нее выбрызгивалась свежая тягучая слизь. Ее ошметки падали на пол. Старпы с визгом бросались на эти ошметки. Дрались, падали на четвереньки и, отпихивая друг друга, вылизывали то, что упало.
Огненная капля, едва Гиг начал битву, замедлила свой ход. Затем и вовсе остановилась.
Какой-то зазевавшийся старп наступил на нее в пылу драки. И тут же был объят огнем от пяток до макушки. С жутким воем он сгорел в считанные миги. Но даже его вой не смог отвлечь тех, кто прорывался к упавшей слизи в надежде ее лизнуть…
Гиг бил!.. Юнаки и юнята давили на Бога, загоняя его вглубь…
Видимо, Богу приходилось несладко. Потому что он вдруг издал стон, очень уж похожий на человеческий.
И заскользил, заскользил, заскользил вниз.
Туда, куда ему и предлагали убраться.
Гиг захохотал, увидев это. Смех был его местью этому Богу.
- Следом за ним! Вниз! Прыгай! - вдруг услышал Гиг чей-то приказ внутри себя.
И дождавшись, пока головной конец Бога исчезнет в алтаре, он на алтарь взбежал, расталкивая старпов, толпившихся на ступеньках.
Глубокий колодец открыл перед ним свое жерло.
Глубокий и делавшийся все глубже.
Делавшийся все глубже, потому что Бог, находившийся в нем, погружался все ниже.
Гиг мельком глянул в колодец и прыгнул в него.
И ощутил, как ринулся ему навстречу затхлый вонючий воздух…

13.

Приземлился на Бога Гиг мягко. Видимо, скорости одного и другого почти не различались.
Некоторое время они падали вместе. Вернее, Бог опускался в свои глубины с привычной для себя скоростью, а Гиг ощущал эту скорость как падение.
Видимо, Бог не замечал Гига. Во всяком случае, никак на его присутствие не реагировал. Хотя, может быть, ему просто было некогда…
Затем шкура Бога стала напрягаться справа и расслабляться слева, и Гиг понял, что внизу под ним началось боковое движение. То есть, они достигли какого-то дна.
Вот она надвинулась, - дыра, что зияла в правой стене туннеля. Верхняя ее кромка чуть не смела Гига с божьей спины. Гиг почти задохнулся, изо всех сил вжимаясь всем телом, лицом и носом в морщинистую шкуру…
Они оказались в пещере. В очень большой пещере.
В ней был рассеян зеленоватый полусвет, непонятно откуда возникающий.
Сверху, с недостижимо высокого потолка, свисали разноцветные каменные сосульки.
Внизу были раскиданы редкие валуны разных размеров и причудливых форм. Под валунами и между ними повсюду был ярко-голубой песок, перемешанный с каменной крошкой.
Первое, что Гиг сделал, - скатился с Бога на песок и спрятался за ближайшим валуном.
Он вовремя это сделал, потому что все-таки присутствие его незамеченным не прошло.
Бог, вытянувшись во всю свою длину, замер ненадолго. Затем приподнял головной конец, и от него по всей шкуре поползли волны мышечных сокращений. Тут и там они сопровождались цепочками фиолетовых искорок, быстро вспыхивающих и быстро гаснущих.
Бог словно присматривался. Словно выискивал врага, который должен быть тут, но взял и запропастился куда-то…
Потом он успокоился. Опустил головной конец и неторопливо пополз вглубь пещеры.
Гиг последовал за ним, перебегая и переползая от валуна к валуну.
Через некоторое время Бог остановился.
Гиг остановился тоже и впервые отвел взгляд от огромного извивчатого тела, густо покрытого морщинами.
Осмотрелся и чуть не закричал от ужаса и отвращения.
Там, за Богом, в отдалении густо налеплены были рядом друг с дружкой сдвоенные стеклянные сосуды.
Один стеклянный сосуд - тот, что побольше, - был внизу. Другой - тот, что поменьше, - как бы восседал верхом на первом.
Каждая пара сосудов была как бы вставлена в некую машину, посверкивающую полированным металлом и помаргивающую разноцветными огоньками.
В нижнем сосуде - в любом - находился человеческий младенец. Повсюду, насколько глаз доставал, в стеклянных сосудах висели юнята, непонятным образом подвешенные прямо в воздухе.
Они подергивались. Шевелили головами, руками и ногами. Пусть эти движения были слабыми, едва намеченными, но они были. И значит, живые, живые юнята заключены в стекляшках. И значит, этот Бог или кто он там есть, - против юнят и, соответственно, против юнаков. Значит, правильно Гиг делает, что воюет с ним!
Ненависть охватила Гига. Все его естество возмутилось при мысли, что появился еще один - и очень сильный - враг. Мало им, юнакам, старпов, так теперь еще и этот - нате вам!..
А в верхних сосудах тоже что-то… Или кто-то…
Поначалу они - верхние - показались Гигу пустыми. Но когда Гиг задержал взгляд на одном из ближайших подольше, он обнаружил некое, почти незаметное, шевеление.
Чтобы лучше видеть, Гиг напрягся и активировал свое ночное зрение.
И сразу картина стала понятнее, четче.
В верхних сосудах клубились тончайшие белесые ниточки разной длины - короткие, чуть подлиннее, длинные. Они похожи были на сизые волоконца пепла, остающиеся на месте сгоревшего костра.
В некоторых верхних сосудах их было совсем мало. В других они образовывали в воздухе ощутимую взвесь. В третьих они шевелились червеобразно, напоминая своим шевелением того Бога, что сейчас находился напротив них неподвижный.
Что-то создавалось, что-то выстраивалось в этом извивающемся и перевивающемся шевелении.
Гиг поискал глазами и - нашел. Ему просто-напросто помогли найти. Потому что один из верхних сосудов лопнул с громким треском, и осколки стекла звонким ливнем схлынули к подножию машины.
А на них, на стеклянные осколки, выпал… Или выпала… Или выпало…
Старый знакомый, виденный в тюрьме… Искрящийся туман на коротких ножках…
Или старая знакомая… Световая лепешка, являвшаяся по ночам…
Или Нечто, вобравшее сразу после своего рождения все стеклянные осколки в себя и в себе их растворившее…
Кстати, едва эта штуковина вывалилась и сожрала разбитое стекло, как там, в машине, - от железного верха вниз - начало быстро наращиваться новое стекло. Тягучее, нависало все ниже и ниже, - пока не достигло нижнего сосуда. Затем, когда сосуды соединились, по верхнему прошла волна затвердения, и он стал таким же, как прочие. Будто всегда был таким…
Новая “лепешка”, пошатываясь и посверкивая, поползла к Богу.
Гиг следил за ней, не в силах оторваться. Он понимал: сейчас перед ним совершается что-то сокровенное, не предназначенное ни для его, ни для каких других посторонних глаз.
Как она старалась, эта живая помесь пыли и света!.. Гигу казалось, что он слышит ее пыхтение, ее натужное дыхание, хотя ничего подобного он, конечно, в действительности не слышал.
Вот она доползла… И вся на миг осветилась изнутри непередаваемо красивой радужной вспышкой…
И Бог ответил такой же мгновенной вспышкой. Будто свой признал своего…
Затем - неуследимо быстро - между этими двумя пронесся ярко-желтый вихрь, который подхватил световую “лепешку”, вобрал в себя и сам, в свой черед, втянулся в морщинистое тело Бога…
Гиг перевел дыхание и посмотрел в нижний сосуд… В тот, в котором был человечий младенец…
Гиг посмотрел и увидел тошнотворную картину. Младенец уже не двигался. Он посерел, почернел. И продолжал чернеть. Словно обугливался…
Потом он стал терять форму… Оплывать… Превращаться в кучу слизи…
И ниточки, ниточки… Ниточки, похожие на сизые волоконца пепла, постоянно отде-лялись от того, что раньше было живым младенцем…
Они вздымались, перелетали в верхний сосуд и сразу там начинали червеобразные движения, перевивались между собой…
Гиг знал, что они выстраивают… Они выстраивают новую световую лепешку…
И так происходит во всех сосудах… Во всех машинах…
“Нет! Не во всех! - возразил чей-то голос внутри Гига. - Приглядись! Не спеши!..”
Гиг, послушный, снова принялся шарить глазами. Будто кто-то вертел его головой и направлял ее в нужную сторону…
Он увидел, что в некоторых сдвоенных сосудах младенцы как лежали внутри, так и продолжали лежать целехонькими.
Ни внизу под ними, ни над ними в верхнем сосуде не было ни одной ниточки… Ни единой… Видать, не сгорали там никакие костры… И неоткуда было взяться си-зым пепельным волоконцам…
“Почему так?” - вопросил Гиг то ли у самого себя, то ли у того невидимого, кто ему время от времени давал советы…
И не услышал, а увидел ответ…
Сверху - оттуда, где висели разноцветные каменные сосульки, - медленно спустилось множество извитых лиан. Лианы действовали целенаправленно, будто ими кто-то управлял. Одна подхватывала ту машину, внутри которой с младенцем ничего не происходило, и приподнимала ее. Другая подхватывала младенца, из машины выпадающего, и возносилась вместе с ним, исчезая из виду…
Гига от всего увиденного мутило. Но ярость, бушующая внутри, не давала расслабиться.
Во всем происходящем несомненно виноват был Бог. Только Бог мог все это придумать, заварить всю эту кашу.
Значит, Бога и следовало призвать к ответу!..
Гиг подумал так. И не успел он до конца додумать свою мысль, как из поясницы выметнулся словно бы длинный красный змеец…
И другой вслед за ним выметнулся…
И третий - тоже…
Три змейца, три огненных кнута принялись жалить, стегать. Стегать и жалить…
Терзаемый ими Бог взвился на дыбы, взревел. Затем - завизжал. Затем - застонал…
Множество злых огоньков загорелось внутри него. В каждом огоньке была угроза.
Каждый огонек, немного померцав, превращался в стрелу, направленную в Гига. И каждую такую стрелу поглощали без остатка жгучие кнуты, что из Гига исходили.
Видимо поняв, что стрелами Гига не достанешь, Бог переменил тактику. Он вдруг вздыбился, востек вверх, превратился в высокий напружиненный столб. И - бросился на Гига. Вернее, попросту обрушился на юнака всей своей невыносимой массой.
Гиг дернулся было назад, увидев, как стремительно падает на него божья туша. Но сразу понял, что убежать не успеет, и замер, ожидая своей погибели.
Но чей-то голос вдруг шепнул:
- Ложись на спину!..
И Гиг послушался - бросился плашмя. И уже лежа, видел, как надвигается тьма, ибо столб, готовый его раздавить, заслонял всякий свет.
Но в последний миг, - в миг, когда непереносимо было лежать и смотреть, - Гиг порадовался, что все-таки не закрыл глаза.
Порадовался, потому что увидел, как три красных кнута, исходящих из его поясницы, образовали над ним три арки, три полукружия. И между этими полукружиями какое-то марево заструилось. Марево, похожее на теплый воздух над костром…
Бог упал, навалился.
Но не раздавил…
Нет, не раздавил!..
Не раздавила немыслимая туша совсем маленького, в сравнении с ней, юнака.
Три полукружия защитили.
Они вгрызлись в падающую массу, они прожгли в ней проход.
Или даже не они…
Это сам Бог, наваливаясь на Гига, выжег внутри себя дыру.
Выжег дыру и - отпрянул. Снова взвился вверх с отвратительным визгом
А Гиговы помощники не дали ему уйти просто так.
Набросились и хлестали… Хлестали, распарывая, рассекая, разрубая…
Божье тело, которое, конвульсивно отдергиваясь, пыталось спастись, - спастись не могло. Хлысты, которыми бил Гиг, удлинялись тем больше, чем дальше делался его враг.
Какая-то мерзкая зеленая слизь выпучивалась из Бога. Какая-то тягучая, дурно пахнущая жидкость выливалась толчками.
- Пощади! - вдруг прошипел побежденный (ибо только побежденным он сейчас и был - и никем иным).
- А ты бы меня пощадил? - выкрикнул Гиг.
- Нет! - после краткого молчания ответил его враг.
- Тогда и я тебе говорю “нет”! - выкрикнул Гиг, охваченный боевой яростью.
И хлысты, словно вняв его бессловесному приказу, еще быстрее замелькали, еще беспощаднее стали вгрызаться в терзаемую тушу.
Поверженный враг завизжал и застонал еще громче.
И вдруг… - исчез.
Да-да, исчез!
Исчез как единое громадное существо.
Но зато объявился в новом виде.
Вернее, не он объявился в новом виде, а вместо него появились кучи световых “лепешек”.
Бог попросту распался на такие вот “лепешки”.
Он из них состоял, как оказалось.
И эти самые “лепешки” или клочья тумана принялись поспешно расползаться в разные стороны на своих неуклюжих коротеньких ножках.
Гиг многих из них порасхлестал.
А потом увидел, как они жалко выглядят и как беспомощно.
Увидел - и остыл.
Гнев битвы неожиданно утих.
Гиг приказал, и послушные хлысты захватили троих неуклюжих - заплели их в жгучие коконы.
- Отдай нас! - хором захныкали пленники тоненькими голосами.
- Кто вы? - спросил Гиг. - Вправду ли тот, кто из вас состоит, - Бог?..
- Мы из другого мира! - пропищали три слитных тоненьких голоска.
- А Бог?
- Это не Бог в вашем понимании! Это следующая ступень нашей жизни!
- Но зачем вам нужны мы? Зачем вы губите наших юнят?
- Нужна грубая энергия! Грубая энергия нас наполняет силой!
- Почему же тогда не всех губите?
- Не все нам подвластны! Непокоряемых - отпускаем! Но они все равно - наши! Мы питаемся их чувствами!..
- А старпы вам зачем?
- Старпы - те, кто был до нашего появления! Мы оставили их неизменными!
- Зачем?
- Мы же сказали! Чтобы стравливать их и вас! Вражда и война - больше всего чувств! Больше всего пищи для нас!
- Почему мы не меняемся? Почему мы всегда одни и те же?
- Потому что вы живете в нашем времени, а не в своем!
- Как освободиться от вашего времени?
- Этого сделать нельзя! Без нашего времени вы сразу умрете!
- А вы умрете сейчас, если не скажете!..
По мысленному приказу Гига жгучие коконы стали сжиматься, и пленники недолго выносили такое сжатие.
- Мы скажем! Мы скажем! - заголосили пискляво.

14.

Снова яркие лучи Юна озаряли Стан. Снова Гиг в своем консе совершал Обряд Очищения. Снова были с ним Лина, Малк и Звента.
Снова все повторялось, и все-таки что-то ушло безвозвратно.
Может быть, прочь ушло незнание и бессилие?..
Но что он, знающий и сильный, может?..
Сомнения одолевали Гига.
Он уговорил вечников бросить свой Стан и перейти сюда, в Стан юнаков.
Правильно ли это?..
Он отпустил Бога-червя?
И это - правильно ли?..
Но одно просто-таки вытекало из другого. Поскольку Бог-червь, улетая в небеса, зажег большущий, долго бушевавший пожар, и Стан вечников дотла выгорел - пере-стал существовать. А что касается Купола и Палки, - вечники и юнаки поступили с ними как должно…
Теперь пришел черед здешних…
Может быть, не только незнание и бессилие прочь ушли?.. Гиг чувствует: чего-то ему, нынешнему, не хватает еще. Чего-то простого как воздух и вода. Очень простого и потому совершенно неназываемого словами.
Гиг чувствует это и томится. И поглядывает с завистью на Малка. Потому что Малк полон этим, неназываемым, что утрачено Гигом, и что Гиг с удовольствием бы вернул.
Вон как у него блестят глаза! Вон как он самозабвенно, взахлеб смеется!
А ведь он знает то же самое, что и Гиг!
Но у него нет той силы, которая есть у Гига!
Значит, это приобретенная сила виновата в том чувстве потери, которое заставляет Гига грустить?..
Значит, всегда, приобретая что-то, мы одновременно что-то теряем?..
Суровы законы этого мира.
Почему же раньше Гиг не ощущал их суровости?..
Вот он идет по Стану. По переполненному, бурлящему родному Стану.
И все глядят на него. Потому что само собой как-то так получилось, что он, Гиг, - теперь - самый главный в Стане объединенном, и ничто не делается без его, Гига, утвердительного слова.
С одной стороны это хорошо. С другой…
Ай да что там! Нет никакой другой стороны! Поскольку Гиг знает твердо: скоро он уйдет в Травность вместе со своими - Линой, Малком и Звентой. Уйдет искать нового гамелина. Гамелина для Малка…
Ведь отныне тех напастей, что насылал на них Бог-червь, больше нет. И ходить по Травности будет не так тяжело, как тогда - в незабываемой дороге от Стана до Стана…
Вот они все выстроились - юнаки и вечники. Выстроились тройным кольцом вокруг металлического Купола. Выстроились и глядят на него…
Пора!..
Да благословит нас Бог истинный, который не червь!..
Гиг подошел и взял в руки железную Палку.
Он ударил по Куполу изо всей силы и, отступая от него задом, слушал долгий-долгий звук, тоже отступающий от Купола.
Они словно прощались с Куполом. Словно в обнимку уходили от него, - долгий звук и Гиг.
Потом Гиг воздел обе руки, и тогда юнаки и вечники положили руки друг другу на плечи и стали делать то же самое, что делали, когда охотились на вордора.
Они приказывали земле расступиться. Расступиться в одном месте, с одного бока.
Они так старались, и так много их было, что земля послушалась быстро…
Железный Купол наклонился и опрокинулся…
Стало видимым его нутро.
Стали видимы те хитрые механизмы, которыми Бог-червь его начинил.
Те механизмы, которые замедляли Время, которые делали Время юнаков чужим, нездешним…
Гиг подошел к опрокинутому Куполу и ударил по его нутру, по его начинке. Ударил первым и удовлетворенно услышал хруст ломаемых железяк.
Потом он передал Палку следующему, и следующий тоже ударил в свой черед…
Самые же нетерпеливые, не дожидаясь очереди, подбегали и в перерывах между ударами швыряли в нутро Купола свои камни…
Они били и крушили, радостные, возбужденные, а на них издалека, от границы Стана, глядел Нумор, который вместе с немногими приглашенными старпами жил в своем шатре.
Нумор глядел на них и плакал…
Он знал, какая нелегкая жизнь впереди…
И как далеко до истинного Бога, которого они должны вернуть.
Должны вернуть, даже если для этого придется взлететь в небеса, куда Бога истинного изгнал Бог-червь…

КОНЕЦ