Константин Бирюков (16 лет)

АНГСТРЕМ
Повесть

Lasciate agni speranza
Voi ch’entrate*

(* "Оставьте всякую надежду, вы, входящие".
Надпись на вратах ада по «Божественной комедии» Данте.)

I.
ИДОЛ АНГСТРЕМА

Мартин проснулся в тот момент, когда разум отказался принимать то, что он увидел во сне. Полгода. Полгода один и тот же сон. Некое место без координат, где человек будет счастлив. Одно слово звучало в его мозгу эти полгода. Ангстрем. (Ангстрем - (здесь) производная от angst (нем.) – страх и rem (лат.) – правда.) Определение этого слова никак не сочеталось с увиденным во сне. Единица длины плюс фамилия немецкого физика не вязались с райским уголком, который узрел Мартин. Он излазил вдоль и поперек десятки словарей, сайтов, посетил туристические агентства, но такой части суши, как Ангстрем, не нашел. Что это за место, если оно существует не только в его воображении? Это слово, это понятие надежно въелось в сознание, словно паразит, от которого невозможно избавиться. Тысячи людей, которых спрашивал Мартин, лишь скромно пожимали плечами, мол, копай глубже. Но как бы он ни копал, ответ был зарыт на большей глубине.
Потом начались видения. Верой и правдой доктор Мартин Шеффилд работал психиатром в психиатрической лечебнице Св. Георга, но никогда не мог подумать, что ему самому пригодиться надзор психиатра. Он никогда не жаловался на собственные нервы, а теперь наяву видел то, что здоровый человек видеть не должен. Он видел знаки. Любая надпись начинала дрожать, и буквы переставлялись сами собой в запомнившуюся фразу: «Ангстрем ждет тебя». Если это действительно чудесное место, если там действительно земной рай и если эти видения основаны не на почве психического расстройства, то почему бы ненавязчивым благодетелям не указать ему прямую дорогу на Ангстрем?
Мартин поднялся с мокрой от пота кровати и проник на кухню, чтобы прогнать наваждение кружкой раскаленного кофе. Но заноза была горяча и глубока, несоизмеримо глубже, чтобы отмахиваться от нее бытовыми средствами. Тут необходимы колоссальные усилия. Самовнушение? Пожалуй. Хотя он уже пытался практиковать эту дисциплину, также занимался йогой, пил тибетские лекарства, но стресс не уходил. Мартин был один. Один в своем незримом безумии, хотя всеми силами пытался его подавить и уничтожить.
Наступило время, когда все порядочные люди идут на работу. А Мартин Шеффилд был именно таковым. Выйдя в холодное туманное утро, доктор поймал такси, которое помчалось вдоль скверов, парков, музеев и проспектов вечно туманного Лондона.
Унылое однообразие города давно стискивало грудь Мартину: эти приземистые глупые дома, иррациональное существование в них, стереотипная и стадная жизнь, даже люди были чужими. Люди, давящиеся своей мерзостью, люди бедные и богатые, но одинаковые в своей ничтожности. Те, кто окружал Мартина, были едва ли людьми, в них было столько животного и дикого, что опасение к ним было резонным и актуальным. Именно смотря сквозь эту отвратительную реальность, как через стекло, Мартин возжелал оказаться в Ангстреме, существует он или нет.
Выходя из такси, доктор заметил, как в утренней тьме греются у костра бездомные – люди, которые были отринуты системой. Брошенные и избитые жизнью, дрожащие и не успевшие стать людьми до того, как судьба выкинула их на улицы. Система несовершенна. Эту мысль внушал себе Мартин каждый раз, когда видел подобные картины. Но ничто уже ничего не изменит. Закон, быт и жизнь сформировались уже давно, с того момента, как человек обрел общественное сознание. Но пристало ли доктору размышлять настолько глобально? Наступило время, когда пора бы ему позаботиться о себе, а не тратить силы на других и на пустые размышления.
Едва войдя в холл больницы, грязный и неухоженный, как все прочее, доктор успел поздороваться с несколькими врачами, а на дежурном посту ему сообщили, что больной Рэнфилд уже прибыл. Поведение его не отличалось уравновешенностью и спокойствием, а потому ему
вкололи успокоительное и отправили в камерную палату для буйных.
-Доктор Шеффилд! – позвал откуда-то издалека знакомый голос. Подбежал доктор Донован, протянул Мартину руку. – Рэнфилд совсем взбесился! Начал все крушить, а когда ему вкололи два кубика, вжался в угол и стал хныкать, требовать, чтобы его отправили обратно. Еще один случай с похищением пришельцами?
-Не знаю, но думаю, стоит мне с ним поговорить, прежде чем давать ему лекарства. Я должен поставить ему диагноз.
-Он очнется примерно через час. Придется вам подождать.
-Вы не применяли насилие? – холодно осведомился Мартин.
-Что вы! Разумеется, нет. Чтобы его спасти нужно его понять. Именно так мы боремся с недугами.
-Я подожду в своем кабинете. Попроси Лори принести мне чаю.

Мартин уселся в рабочее кресло и предался грустным мыслям о собственном существовании. Зачем он здесь? Почему брошен к подножию социальной лестницы, когда мог победителем стоять на ее вершине? Эта чертова судьба наградила его дрянной работенкой, из-за которой он вскоре может превратиться из врача в пациента. Жизнь определенно глумилась над ним и не давала подняться с колен. Мартину нужны были идеальные условия, не меньше. Именно поэтому он верил в реальность своих снов и видений. Ангстрем, долина грез… Где это и как туда попасть? На карте нет этого места, ни в одной книге оно не значиться, из этого следует, что… Хотя впрочем, то, что не доказано наукой в любом случае имеет право на существование.
Вошла Лори, хорошенькая медсестра, разменявшая третий десяток, и подала Мартину чай. Доктор кивнул ей, мол, спасибо. Только она закрыла за собой дверь, как он вновь предался раздумьям.
Что есть человек? Нечто большее, чем кусок живой материи? Нечто близкое к Творцу? Но нет. Если человек и был всемогущ когда-то, то сейчас свою энергию он тратит попусту. Исключительно на выживание. Человек должен созидать, а не рушить, наслаждаться красотой, а не смертью. Но ограниченный в своем мышлении, человек совершает деструктивные действия. Разрушение мира. Саморазрушение. Медленно, но верно человек губит все в этом мире. Значит, нужно бежать. Далеко и навсегда. Не прятаться. Просто уйти.
Кто может оценить бедственное положение этого мира? Он в упадке. Катаклизм за катаклизмом уничтожат тот единственный и отнюдь не лучший дом человека, который ненавистен Мартину.
Обыденность, быт и скучность превращают любого человека в раба. Раб ли он сам? Безусловно. Но в отличие от остальных, он это понимает.
-Доктор Шеффилд! – послышался через динамик голос доктора Донована. – Рэнфилд очнулся. Вы, насколько я знаю, хотели с ним поговорить.
Мартин поднялся и побрел по тусклым и одиноким коридорам больницы. Ни один человек не встретился ему по пути к новому пациенту. Наконец, оказавшись у палаты Чарльза Рэнфилда, доктор Шеффилд оправил недавно надетый безжизненно-белый халат и вошел.
Внутри царил полумрак, который словно завуалировал, затуманил зрение Мартина. Едва привыкнув к полутьме, Шеффилд встретился глазами с обреченным взглядом Чарльза Рэнфилда (Чарльз Рэнфилд – герой романа Брэма Стокера «Дракула», помешанный на служении своему господину. Содержался в психиатрической лечебнице, где в итоге был убит своим же хозяином.). Тот был скован по рукам и ногам ради собственной же безопасности. Загнанный зверь. Точно загнанный зверь. Мартин присел на корточки и разглядел пациента с головы до ног. Рваный, небритый, трясущийся. Бегающий полубезумный, но напряженный взор черных глаз вызывающе остановился на докторе.
-Итак, Чарльз… можно я буду звать вас Чарльз? – в ответ больной кивнул. – Вы понимаете, почему попали сюда?
-Нет, определенно нет. Я был там, где грезы обретают плоть, там, где химерические желания становятся тем, что вы называете бытом.
-Не стоит так тревожиться. В жизни что-то приходит, что-то уходит. Вы…
-Я потерял дом, глупый докторишка! Я был изгнан! – Рэнфилд кричал, брызжа слюной.
-Ладно, Чарльз, оставим пока эту тему. Вас часто мучают головные боли?
-Периодически. – всхлипнул Чарльз.
-Вы не были жертвой какого-нибудь физического или психологического воздействия со стороны других людей? Ваш… случай не единичный, поэтому не думайте о вашей исключительности. Возможно, над вами предстоит еще долго и упорно работать, но вы вернетесь к нормальной уравновешенной жизни, я обещаю.
-Я в здравом рассудке, доктор. Я потерпел крушение своих надежд, моя жизнь разбита, как простое стекло.
-Нельзя ли поподробнее, Чарльз? Я хочу знать, что пойдет вам на помощь.
-Я могу рассказать вам, доктор, но… это останется между нами. Вы гарантируете это?
-Беседы с пациентами строго законспирированы. Мы не вправе выдавать медицинские тайны даже своим коллегам. Наша беседа не выйдет дальше этого помещения. Готов вам в этом поклясться. – Мартин положил руку на сердце.
-Вы возносите клятвы тому, кто не слушает ваших молитв? Как глупо.
-Чарльз, вы атеист после психологической травмы или задолго до?
-Травма? Да как вы смеете?.. Впрочем, я весьма и весьма религиозен. Но моя вера не в Бога. Я верю в человека, в его всемогущество. – глаза Рэнфилда выражали нечто непоколебимое. Он фанатик, в этом нет сомнения.
-Ваша, хмм… вера имеет отношение к сатанизму, или же вы нашли нечто экзотическое?
-Вы не понимаете. Вера в человека, в единство и равенство людей есть ключ к светлому будущему. Мы забыли, что значит война.
-Все же это оккультизм и демонология, если я не ошибаюсь?
-Это называется Храм. Идеал веры.
-И какие его догматы являются ключевыми? Каким образом эта «религия» была создана?
Рэнфилд оскалился, что усилило его сходство со зверем:
-Сарказм ни к чему, доктор. Мы с вами – серьезные люди. Человек всегда был слаб. И становился слабее оттого, что вверял свои молитвы единому царю. У нищих духом должен быть идол, могущественный кумир, которого не существует, а потому нужно ему молиться. Человек всегда ждал чего-то сверхъестественного, чего-то чудотворного. Чудес не бывает, доктор. Человек сам кузнец своего счастья. Там, где мой настоящий дом, нет слабых и обделенных. Там идеальный закон, идеальное общество, идеальные условия жизни. Нет войны, являющейся закономерным последствием властолюбия. Нет даже денег, ибо они ведут к властолюбию. Всем воздается по заслугам. Это единое братство, где каждый индивидуум – часть органично сплетенной системы.
-Это секта? Клан?
-Это город. – лаконично ответил Рэнфилд.
-Как же он называется?
-Доктор, боюсь, вы ни разу о нем не слышали. Ангстрем. Мой дом.
Через Мартина словно пропустили электрический разряд, а сознание умчалось куда-то за горизонт. Стеклянными глазами он изучал лицо пациента в целях найти подвох. Один дернувшийся мускул, одно непроизвольное движение – и доктор раскусит больного, обличит во лжи. Но Чарльз был неумолимо спокоен. Каменное и строгое лицо, словно он только что завершил многолетнюю вендетту и наблюдал, как враг живет последние мгновенья.
-Вы серьезно? – хрипло выдавил из себя Шеффилд.
-Разве я похож на шутника? Я никогда не смотрел на жизнь, как на цепь из наслаждений и глупостей. В Ангстреме я получил то, чего ждал, может быть, с рождения. Я заметил по вашим глазам, что вам что-то известно, словно когда я произнес заветное слово, все недостающие элементы мозаики в вашей голове наконец-то заняли свои места. Вы видите знаки?
-Я… именно. Эти видения посещают меня уже полгода. И сны. Я считал себя безумным. – когда Мартин произнес эти слова, он почувствовал, что из доктора превратился в пациента. А тем временем Рэнфилд совершал терапию:
-Это называется Знаками Ангстрема. Я тоже прошел через это, хотя это было слишком давно, чтобы помнить все в красках. Моя прошлая жизнь, до Ангстрема, затуманена временем. Знаки являются тем, кто разочаровался в этом безумном и голодном до крови мире. Тем, кто находится на грани, тем, кто готов оборвать жизнь, лишь бы не оставаться в этой бренной действительности.
-Суицидальные мысли меня не посещали. Я всегда был сдержанным и терпеливым.
-Негоже терпеть, когда внутри все бурлит и свербит. Если вы откажетесь от Ангстрема, вам не выжить. Знаки никогда не ошибаются кандидатурой. Вы, доктор, бесспорно обречены.
-Как попасть туда? Я искал на карте, в справочниках, но нигде он не значиться.
-Туда нельзя попасть ни одним известным вам способом. Намеренно люди попадают туда в том случае, если видят знаки и после им объясняют их значение и путь в Ангстрем.
-Что есть Ангстрем и как в нем оказаться?
-Если смотреть на Ангстрем через призму ограниченного и грубого человеческого разума, то он не более чем миф, галлюцинация или химера. Но для тех, кто верит, он реален. Реальнее нас с вами.
-Достаточно только поверить? Не граничит ли это с безумием?
-Безумны те, кто не верит в свет. Ангстрем это свет. Чистый и слепящий. Это была цитата из Догм Храма. Если вы уверуете в новый мир, вы проснетесь наутро в нем.
-Все так просто?
-Зачем все усложнять? Дорога к моему дому должна быть короткой для тех, кто верит. Вы обязаны поверить, доктор. Иначе у вас просто нет шансов.

Мартин вышел из палаты Рэнфилда деликатно закрыл за собой дверь, не проявляя никаких эмоций, но в тот же миг, когда замок защелкнулся, доктор шумно выдохнул из легких весь воздух и прижался спиной к стене. Почти всю жизнь он был излишне сдержанным и никогда не позволял эмоциям выходить за пределы его внутреннего мира. Но теперь жизнь его перевернулась с ног на голову, а может, расставила все по местам.
Шуткой, пусть и идеально спланированной это быть не могло. Рэнфилд точно не гений актерской игры. Он потерявшийся в себе человек. Человек безумный и темный в своих суждениях. Он не может говорить правду! Не может!
Вы обязаны поверить, доктор. Иначе у вас просто нет шансов.
Все не бывает настолько просто. Заснуть здесь, проснуться там… Это не правдоподобно. Но это элементарно.
-Доктор Шеффилд, вам плохо?
Мартин вздрогнул, но то была Лиза, девушка, работающая в приемном покое. Ее взгляд излучал обеспокоенность и заботу. Островок света в темном мире. Именно из-за таких людей, как она, не видящих грязи и скверны, этот мир еще держится.
-Минутная слабость, Лиза. Не обращай внимания. Я просто устал и не выспался. Передай Лори, что я ушел. Я сегодня не в силах работать. Завтра я напишу объяснительную.
-Хорошо, доктор. Я передам ей. До свидания.

Весь хмурый пасмурный день Мартин расхаживал взад-вперед по своей убогой квартирке и мысль за мыслью вторгались в его сознание. Где правда? Правда в логике и объективности или же в сумбурных и хаотичных мечтах? Кипение мыслей напоминало муравейник, где на замену одной особи прибывала другая. Только такая наглядность не шла в сравнение с вихрем внутри его головы.
За окном который час шел дождь, капли беспорядочно стучали по карнизу, что чуть ли не олицетворяло хаос в сознании. Монотонное глухое постукивание все больше усугубляло душевное состояние, изменяло баланс в пользу безумия и эмоций. На определенном подсознательном уровне Шеффилд знал, что Рэнфилд говорил правду, может быть, свою личную и единственную, но все же не ложь. Но столь долгая приверженность делам науки, столь колоссальное рвение объяснить внутренние человеческие противоречия научным логическим языком не давали доктору поверить в это. Ангстрема нет. Это просто отрицательные импульсы мозга, отвечающие за доверие и за состояние нервных клеток. Наука объяснит все.
Часто Мартин задумывался о состоянии реальности, о ее закономерности в исторической спирали. Когда история карабкается все выше и выше, когда опустошаются все духовные и социально-прогрессивные резервы, все сводиться к тому, с чего все началось. Чуть ли не к каменному веку. Человек снова живет законом джунглей, снова приходиться либо убивать, чтобы жить, либо быть убитым. Выживание лишь составляющая общественной жизни.
Мартин Шеффилд не мог больше выживать. Когда настал поздний час, он завел будильник, лег в свою скромную кровать и положил рядом, на тумбу, свой револьвер. Если Ангстрем – ложь, то, проснувшись поутру, он вышибет себе мозги и окажется там, где есть хоть какое-то разнообразие. Ангстрем. Ангстрем… Вы обязаны поверить, доктор. Иначе у вас просто нет шансов.

Когда сознание вернулось к Мартину, он вспомнил, что вчера был в бреду. Не открывая глаз, доктор протянул руку к револьверу, лежащему на тумбе, но рука утонула в пустоте. Там, где была его кисть, никакой тумбы и в помине не было.

Мигом открыв глаза, Мартин сел на кровати и огляделся. Не его дом. Точно. Не его кровать. Не его мир. Тут даже пахло особенно, словно у счастья был запах. Декор вокруг был весьма скромным и строгим – все в четких прямых линиях без намека на фантазию – но не убогим, как его комнатушка. Антураж напоминал стандартный кубизм, граничащий с примитивизмом. Но не оболочка важна, а сама суть. Что-то дернулось в груди, возвращая разум к вчерашней теме. Неужели?..
Все вокруг было просто и необходимо. Весь минимум, необходимый для полноценной жизни. Освещение, исходящее от люминесцентных белых ламп, скрытых строгими матовыми плафонами, позволяло предметам обихода бросать на комнату строгие контрастные и угловатые тени. В углу стоял умывальник, унитаз, на стенах располагались сотни маленьких отверстий, что обеспечивало комнату фильтрацией воздуха. Тем не менее, ни о каком сквозняке речи не шло.
Мартин ожидал увидеть здесь телевизор, но его как раз не было. Стекла на окнах впускали свет, но не открывали картины, творившейся снаружи. Доктор всегда боялся высоты, так что этот факт шел в плюс этому месту. Неужели это Ангстрем?
На стене загорелся зеленый монитор: «Доброе утро, гражданин R-9-13. Инструктор уже в пути. Скоро вы получите необходимые сведения и указания». Эти слова произнес сухой женский голос, правда, с располагающей к себе интонацией. День определенно начинался хорошо.
Подойдя к монитору, Мартин деликатно кашлянул.
-Что-нибудь нужно, гражданин R-9-13? – мигом ответила Справочная.
-Мне… необходима одежда. Я, хмм… голый.
-В целях цензуры мы произносим «обнаженный» или «неодетый». Ваша одежда в шкафу справа от вас, третья кнопка по счету. Приятного дня, гражданин R-9-13.
-Спасибо, Справочная.
Подойдя к отливающему синим шкафу, Мартин нажал указанную кнопку и тут же автоматическая система предоставила ему шикарный гардероб. Единственное, что было плохо – это скудный выбор. Все сплошь одинаковые спортивные костюмы идеально белого цвета. Надев один из них, Шеффилд почувствовал, что тот прекрасно сидит на нем. Когда же он зашнуровывал свои новые туфли, дверь в комнатушку отворилась, и на пороге появился человек забавной внешности, с оттопыренными ушами и медно-рыжей шевелюрой. Он бесцеремонно прошествовал внутрь своеобразной квартиры Мартина, после чего протянул тому руку.
-Я – S-28-4, твой инструктор и наставник в Ангстреме. Ты новенький, поэтому я должен изложить тебе все, что необходимо знать. Откуда ты прибыл?
-Я родился, вырос и работал в Лондоне. А ты откуда?
-Лондон? Впервые слышу. Это за внешним кругом, что ли? Сам я коренной ангстремец. По крайней мере, насколько я помню. Лондон это где?
-В Великобритании, где ж еще! – чуть громче произнес Мартин.
-Соблюдай простую формальность – никогда не руководствуйся эмоциями, как рычагом. Ими ничего не добьешься. Мы – люди очень сдержанные. Про Великобра… я ни разу не слышал об этом месте. Ты, скорее всего, не знаешь нашего устава, кодекса гражданина, свода законов…
-Я быстро освоюсь, S-28-4. Я хорошо приспосабливаюсь к новым условиям жизни. – это была ложь, а если и не ложь, то предположение – Мартин всегда жил одной скучной однообразной жизнью, никогда ничего не меняя.
-Это хорошо. Ангстрем – обитель грез. Я – тот, кто объяснит тебе твой путь. Твои права, обязанности, и, разумеется, запреты. Начнем со свода правил. – с этими словами Инструктор вручил Мартину книгу с красноречивым названием «Путь социума». – В ней есть все, что ты должен соблюдать. Но многое я объясню сам. Основное правило – посещение церковных служб дважды в день.
-Религия Храма?
-А, значит, ты наслышан о нашем вероисповедании?
-Едва ли. Один человек, Чарльз Рэнфилд, рассказывал мне, но был изгнан отсюда.
Взгляд Инструктора потяжелел, стал острым и беспощадно-пронзительным:
-Мы не упоминаем общественно-опасных преступников. Он совершил поступок, противоречащий любому представлению о нашей религии, он опорочил ее и был казнен.
-Убит?
-Казнен.
-А что именно он совершил, за что его наказали? – робко спросил Шеффилд.
-Мы не имеем право разглагольствовать правительственно-религиозную тайну. Он был справедливо осужден по закону префектуры Проповедника. И подобное будет наказываться согласно букве закона подобающим образом. Соблюдай правила и будешь примером для масс людей. Итак, ты обязан посещать проповеди дважды в день, с рассветом и после заката. Утреннюю ты пропустил, тебя доставили слишком поздно, но вечернюю ты обязан посетить. Молча внимай словам Проповедника, и не обращайся к нему ни с какими вопросами, если он не обратиться к тебе первым. Сегодня первое Посвящение новичков в здании Храма. Слушай более чем внимательно.
-Я понял. Чем я займусь сейчас?
-Мы выйдем, прогуляемся, я расскажу тебе об Ангстреме. После чего я покажу тебе твое рабочее место.

Покинув многоэтажное здание общежития, Мартин вышел в утро. Солнце светило непривычно ярко и рассеянно. Серые невыразительные, но органичные постройки теснились тут и там, возносясь к безоблачному небу. Солнечный свет чертил темные тени и швырял их на улицы и площади. Сотни людей в одинаковых белоснежных костюмах спешили кто куда ради одним им известных целей. Но все было на благо общества ради процветания системы.
Лица людей светились спокойствием и умиротворенностью, словно жизнь устраивала их на все сто процентов. И действительно, по словам Инструктора, жизнь в Ангстреме шла размеренная и правильная. На улицах ни одного нищего, бездомного, пьяного… Все люди пусть и однообразны, но зато их существование определяется не выживанием, а жизнью, полноценной и удовлетворяющей всем потребностям. Сотни людей на протяжении всего проспекта улыбались. Неужели это рай при жизни? Неужели Мартин получил то, что заслужил? Те условия, в которых он будет трудиться на благо общества, а общество будет трудиться на благо индивида. Мартина Шеффилда. R-9-13. Новое имя, новый дом, новый быт.
Инструктор S-28-4 объяснял многое. Он рассказывал о законах и о правах, но в основном его монолог сводился к оценке политического и социального устройства Ангстрема, как идеала. Он говорил бесконечно, в то время, как спутники ныряли в арки, проходили по кубическим паркам из живой изгороди и пересекали многолюдные проспекты. Где-то наверху спешили монорельсы, унося пассажиров по кривым линиям к необходимым им местам. И нигде Мартин не видел ни одного хмурого и унылого лица. Солнце придавало людям солнечное же настроение.
Мартин слушал вполуха, когда в толпе возникло лицо, не разделяющее общей радости и внешнего восторга. Человек, мужчина средних лет, глядел на идущих людей чуть ли не с ненавистью. Глаз нервно подергивался, и внезапно его владелец разразился ругательствами в адрес своей жизни. Неизвестно откуда появился черный вихрь – солдаты при оружии и в униформе, подхватили его под руки и отволокли прочь с площади.
-Что это было? – осведомился Мартин у своего Инструктора.
-Идеала не существует. – ответил тот. – Чтобы поддерживать порядок нужно подметать грязь. Любое антиобщественное действие должно быть наказано. Он понесет ответственность перед самим Проповедником. В каком то смысле это честь – услышать приговор из его уст. Общество должно процветать и дисциплина есть неоспоримая обязанность каждого гражданина.
-Но человек имеет право выражать свои эмоции. Это же не противозаконно.
-Статья 281: «Возбраняется и наказывается любое публичное проявление эмоций из разряда Один-бета и Два-бета. Нарушитель обязан понести публичное наказание до пятнадцати ударов плетью».
-Это же противоречит человеческой природе!
-Человек должен отказаться от индивидуальности в пользу обобщенности. Это и есть сохранение общественного благополучия.
-Разумно, но не гуманно.
-Я хочу быть тебе другом, R-9-13. Вот тебе дружеский совет – не смей критиковать законы Ангстрема. Они идеальны. Я не выдам тебя, хотя твое преступление равносильно тому, что совершил тот человек. Я не отдам тебя Усмирительным Отрядам, но учти, что ты не будешь впредь совершать таких ошибок. Ты и так в завидном положении. Большинство новичков моментально нарушают права, отчего оказываются заклейменными или изгнанными.
-Заклейменными?
-Это я образно. Разумеется, наши методы гуманны, как никакие другие. – Мартину сильно не понравилось слово «метод», но он оставил эту мысль при себе. – Мы стараемся сохранить общество, а не уничтожить в пух и прах. Слишком долгим было строительство мира, чтобы закончить созидание разрушением. Поэтому основное условие жизни – соблюдение норм дисциплины. Мир должен поддерживаться порядком.
Мартин понял ключевую идею. Слушайся – и получишь все. Ослушайся – и не получишь ничего. Порядок был идеален. Разумно. Весьма разумно.
Ветер внезапно подул сильнее обычного и обнес холодом фигуру Мартина. Тут бывает холодно? Многие люди тоже поежились – этот жест продублировала значительная часть толпы. Тем не менее, ветер прекратился так же быстро, как и начался, словно у него надолго перехватило дыхание. Он исчез и больше не напоминал о себе.
День был красив, как постепенно расцветающий цветок: чем дольше Инструктор объяснял стереотипы жизни, тем красивее становился день, тем выше взлетало солнце, приближаясь к зениту. Красивая и полноценная жизнь, являвшаяся мечтой еще двенадцать часов назад, стала реальностью. Спасибо Чарльзу Рэнфилду.
Инструктор подвел Мартина к колоссальному металлическому кубу, указал на огромную дверь:
-Это пищеблок С. Здесь мы перерабатываем сырье в полноценную пищу. Большинство людей выбирает именно это место. Здесь самая высокооплачиваемая должность в городе. Основной процент населения работает на пищеблоках.
-Сколько мне будут платить?
-Денег как таковых не существует. Мы обеспечиваем людям жилье, еду и условия.
-Кстати о еде. Я весьма голоден.
Инструктор лукаво улыбнулся:
-Я это предусмотрел и обеспечил тебе полноценный завтрак в заводской столовой. Вместе с другими рабочими ты примешь пищу, и начнешь трудиться на благо общества.
Мартин кивнул. Это были справедливые условия. Ради такой чудесной жизни он был готов потратить шесть часов на работу. А потом – куча свободного времени. Инструктор, тем временем, развернулся на каблуках и зашагал прочь, сделав прощальный жест. Мартин зашагал ровным шагом к главному входу на новое место работы.

В общем холле собралось довольно много народу. Люди в рабочих фартуках, засаленные, черные от копоти и сажи, они делали свое дело, но как только Мартин вошел, они расплылись в улыбках и поспешили навстречу. Отовсюду доносились возгласы «ты новенький!», «добро пожаловать в Ангстрем!», «как тебя зовут?» и тому подобное. Кое-как ответив на эти частые вопросы, Мартин сам стал расспрашивать работяг. Как выяснилось, сам процесс преобразования сырья в пищу был довольно утомляющим, но это было необходимостью. Рай нужно заслужить.
После приема пищи и непродолжительных разговоров с коллегами, мужчина занялся своей работой.
-Ты новенький, да? – спросил один из рабочих, человек с коротко стриженой бородой и яркими живыми глазами. – Как тебя зовут?
Видимо, этот человек не присутствовал при знакомстве общего рабочего состава, но Мартин ответил:
-Да. Я тут впервые. Поможешь мне освоиться?
-У тебя должен быть Инструктор. Но я все же помогу. При мне ты не должен прятать свои мысли. Здесь все свои. Что-то вроде семьи. Так какое у тебя имя?
-R-9-13. Правда я не знаю, что оно значит. – скромно пожал плечами Мартин.
-Нет, ты меня не понял. Как тебя по-настоящему зовут?
-Мартин. А ты…
-Джонатан. – подсказал тот. – Я тут уже полгода.
-И как тут живется? Я очень надеюсь, что хорошо.
-Думаю, не стоит повторять стандартные слова Инструктора. – Мартин кивнул. – Но несмотря на всю внешнюю привлекательность Ангстрема, здесь есть что-то… прозрачное, что ли. Ангстрем действительно идеально скомпонован, но в глубине скрыт какой-то подтекст. Может, тайна? – с этими словами Джонатан иронично и заговорщически улыбнулся. – Я не буду гадать. Здесь прекрасно, без сомнения.
Эти слова придали Мартину сил, и он работал, как машина. Даже те, кто не имеет отношения к политике, признают Ангстрем гениальным творением человеческой мысли, дерзким и высоким проявлением философско-общественного идеала. Это не может не радовать.
Процесс работы был довольно трудоемким. В специальных печах органика распадалась на молекулы, после чего в лабораториях из продуктов распада извлекались полезные вещества – белки, жиры, углеводы, витамины. Безотходное производство было идеальным выходом из сложившегося в городе кризиса сырья. Ангстрем был вращающимся колесом, где каждый элемент проходил одну и ту же стадию более одного раза.
Джонатан рассказывал многое о религии. О Проповеднике, самом загадочном и влиятельном человеке в Ангстреме. Он страдал неизвестной болезнью, симптомы которой напомнили Мартину проказу, а потому носил закрывающий худосочное истощенное тело черный плащ. К его телу были подключены многочисленные трубки и механизмы, от которых напрямую зависела его жизнь. На лице он носил маску, чтобы скрыть свое возможное уродство, но и сама маска имела особый смысл. Зеркало вместо лица. Джонатан предположил, что зеркало было для того, чтобы каждый смотрящий Проповеднику в лицо видел себя, свои грехи и предпринимал меры, дабы очиститься. Что-то вроде побуждения к самооценке.

Наконец, рабочий день закончился и Мартин смог отдохнуть от труда в парке в компании Джонатана. Они говорили о жизни. О предыдущей жизни, кто кем был.
-Я был врачом. Психиатром. Работал с душевнобольными людьми. – рассказывал Мартин. – Дрянная, я сказал бы, работенка. Мысли шли наперекор здравому смыслу. Мне было жалко этих людей. Можно самому двинуться рассудком при такой работе.
-Я почти ничего не помню. – ответил на слова Мартина Джонатан.
-Сколько ты уже здесь? – осведомился Мартин.
-Около шести месяцев.
-И ты все забыл? – нахмурился доктор.
-Это место… более, чем странное. В Ангстреме прошлая жизнь затуманивается, забывается, словно вытесняется новой. Мой совет – записывай то, что не хочешь забыть. Так все мы делаем. Иначе забудешь, кем являешься. Но не показывай никому, тут принято доносить брат на брата. Ты будешь арестован, если они найдут что-либо. Веди себя смирно. Иначе тут не выжить. Знаешь… иногда мне кажется, что там, в прошлой жизни было лучше.
-Брось. Тут замечательно. Тут я важная деталь социального механизма, там я заурядный и незаметный человечишка, заноза под ногтями верхушки разваливающейся структуры.
-Тут царит диктат.
-Ты говоришь омерзительные вещи! Дисциплина не является диктатурой! – вскричал Мартин.
-Ты что, не видишь кошмара наяву? Оглянись. Вокруг все только и делают, что служат, подчиняются.
-Соблюдение законов не грех.
-Но сами законы… Они противоречат человеческой природе! Исчезла свобода, любовь, исчезла жизнь!
-Жизнь только началась. Ты не в своем уме, Джонатан. Ты оскверняешь представление о системе. Я вынужден следовать букве закона. Я должен донести на тебя, чтобы тебе послужило уроком то, что ты сказал.
-Ты станешь убийцей. За мои слова мне грозит смертная казнь.
Мартин ничего не ответил и зашагал к дому. Система должна существовать. Иногда нужно подметать грязь.

На главной площади собралось огромное количество народу, хотя каждый приходил сюда по принуждению. Дисциплине нужна наглядность. Огромная серая людская масса обступила восьмерых наказуемых, около каждого стоял временный куратор и палач в одном лице. Мартин протиснулся вперед и встретился взглядом с Джонатаном. Тот оскалился и доказал этим свою обреченность.
Он донес на него. Донес на Джонатана. Но это было необходимо. Джонатан – червь, подтачивающий сердцевину великого общества. Паразитов необходимо выводить из организма, чтобы они не разрушили все, чем живет человек.
В центр вышел человек в сером плаще. В руках он держал книгу законов Ангстрема.
-Выражаю огромную благодарность всем присутствующим. – возвестил он. – Восемь элементов, порочащих представление о системе, должны быть вычеркнуты из списка граждан. Элемент S-1-44, он же Роберт Престон. Вы обвиняетесь в преступлении против закона, в пренебрежении правилами. Наказание – смерть. – говорящий прокашлялся. – Элемент А-11-09, Блейк Доусон. Вы обвиняетесь в политической несовместимости, в преступлении против порядка. Наказание – смерть. Элемент D-3-61, Анжела Доусон. Вы обвиняетесь в пособничестве врагу системы, в преступлении заодно с А-11-09. Наказание – смерть. Элемент Е-21-4, Стивен Штейнберг. Вы обвиняетесь в инакомыслии, нарочитой приверженности к иной вере. Наказание – смерть. Элемент F-88-1, Джонатан Кертис. Вы обвиняетесь в ярой некорректности в своем мнении о системе. Наказание – смерть. Элемент…
Мартин задумался, правильно ли он поступил, что обрек человека, пусть и заблуждающегося в своих суждениях, на смерть. Но мысли развеялись новым порывом: он сделал это на благо общественности. Законы нужно соблюдать, систему нужно беречь.
-…Наказание смерть. Привести казнь в исполнение. – закончил судья.
Защелкали автоматные затворы и кураторы встали напротив своих жертв. Стволы угрожающе поднялись.
-Пли! – скомандовал судья.
Очереди клали на лопатки одного за другим. Внезапно женщина, на которую Мартин сперва не обратил внимания, показалась ему до боли знакомой. Лицо казалось виденным ему неоднократно, но вспомнить, кто она мужчина не мог. На миг он подумал, что было что-то, что связывало его с ней, но наваждение прошло с ее смертью. Пуля размозжила ей череп. Кровь окропила площадь.
Память вдруг озарилось некой сценой: автомобиль из старого мира медленно сползает вниз по вертикали с обрыва, а он, на коленях, рыдает и бьет кулаком по земле. И Мартин точно знал, что женщина, только что умершая, находилась в том автомобиле. В сердце зародилось чувство утраты, хотя, что или кого он потерял?
Джонатан упал на колени, выплюнул кровь изо рта и рассмеялся в лицо своему куратору, затем вперил свой взор в Мартина:
-Вот он, идеальный мир для тебя, Мартин. Ты стал таким, как все. Будь ты проклят! – и пуля оборвала эту короткую речь.
Мартин молчал. Его мысли унеслись куда-то далеко, будто он был под воздействием психотропных или наркотических препаратов. То, что осталось от чувств уплыло в самые дальние уголки тела, а сознание съежилось и улетучилось. Было только ощущение опустошенности и корысти, хотя Мартин осознавал, что на осколках старого «я» он построит новое, куда более развитое существо, общественно полезное и добропорядочное, не признающее никаких отклонений от общего социального сюжета.
Тот человек, что был рядом с ним, выплевывал святотатственные речи, теперь мертв. Без сомнения, это к лучшему. Элементы, выпадающие из общего порядка, должны прекратить свое существование, самостоятельно или с чужой помощью.
-Теперь, когда те, что могли превратить порядок в хаос, удалены из системы, мы можем вздохнуть спокойно и продолжить свои дела. – произнес судья, голос его был звонок и внушителен. – Не забывайте, что вас всех ждет вечерняя месса, где Его Святейшество Проповедник объяснит новичкам, чем им нужно жить. Храм ждет. Верьте в себя и в других.

Мартин обрушился на свое ложе. Тело ныло от изнурительной работы, но труд когда-то сделал из обезьяны человека, потому благоговейная дрожь сотрясала тело, принося сладострастную истому. Остался всего лишь час до решающего момента, встречи с Проповедником, святая святых Ангстрема. Этот интригующий человек изначально приносил Мартину божественный трепет, словно увидеть его было смыслом жизни. Он надеялся, что каждый день будет приносить новую цель, новую идею. Первый шаг сделан. Осталось напрячь мышцы и сдвинуть вторую ногу.
Дверь неслышно открылась, и вошел тот, кто был Инструктором. Он был неимоверно подвижен и полон сил. Мартин поднял голову, но свинцовый вес придавил ее к подушке.
-Устал? – осведомился Инструктор. – Согласен, первый день оказывает сильное впечатление. Но это дело приспособляемости. Завтра же ты поймешь, что твой график не столь изнурителен. А сейчас нам пора в Купол Истины.
-Это здание Храма? – поинтересовался Мартин.
-Именно. Если некоторые твои вопросы остались без ответов, то после мессы ты поймешь все, чего еще не понял.
-Спасибо. Я благодарен тебе за твою добросердечность. Ты действительно хороший человек.
-Я объясняю твой путь. Но, тем не менее, я рад, что мы друзья. Скоро я тебя покину, потому что мой инструктаж нужен не тебе одному, но я буду навещать тебя и справляться о твоих делах. R-9-13, ты один из немногих людей, которые сохраняют допустимую харизматичность при здешней обобщенности. Уникальных людей здесь мало. Ты будешь примерным гражданином. И твой поступок относительно доноса как нельзя подтверждает твою добропорядочность и дисциплинированность. Не думай об этом, как о чем-то плохом.
-Я и не думаю. – улыбнулся Мартин. – Мы скоро идем?
-У тебя есть полчаса. Отдохни. Я зайду за тобой ровно в девять.
-Хорошо. До встречи.

На улице было прохладно, потому-то мужчина запахнул поплотнее свой плащ. Инструктор шел рядом и, как ни странно, молчал. Может, он, как и все, испытывал трепет перед каждой службой. Проповедник – легендарный человек, его отождествляли чуть ли не с самим Творцом. Он был объектом разнообразных сплетен, ему приписывали мифические подвиги. Правда это или нет, но Проповедник – звонарь новой действительности.
На обширных проспектах царило оживление и суета. Монорельсы над головой несли пассажиров с одной и той же целью – доставить их к Куполу Истины. Все должны были собраться под Куполом и выслушать вечернюю мессу.
Виляя между торопящихся людей, Мартин вышел на перекресток и обомлел. Перед ним возвышалось монументальное, колоссально-гигантское и просто самое огромное здание из всех, которые ему когда-либо доводилось видеть. Купол Истины был титанической полусферой, отлитой словно из блестящего металла. Огромная прямоугольная церковная догма впускала людей в утробу Храма, религиозного фундамента Ангстрема.
Скованные одной целью, люди спешили внутрь, будто к спасению своей жизни. И все они испытывали благоговейное жеманное удовлетворение. Мартин торопил свои ноги и проклинал их за несвоевременную медлительность. Ему хотелось оказаться там. Там, где каждый человек не жалкое еле выживающее существо, а пик совершенства и идеал для себе подобных. Абсолютное равенство, равноправие, единство, братство… Как совершенен Ангстрем, как он похож на то, о чем мечтал Мартин всю свою сознательную жизнь.
Мужчина поравнялся с центральным входом и остановился. Над ним нависал горельеф до боли знакомого изображения. Витрувианский человек Да Винчи. С детства Мартин любил этот символ идеальности человеческого существа. Все школьные тетради, учебники Мартина были исчерчены этим знаком. Любовь к этому изображению привил мужчине еще отец, в унылом детстве старший Шеффилд читал заумные лекции по искусству и философии несмышленышу Мартину. Искусство стало для мальчика отражением его эмоций, душевного состояния. Если бы он не стал врачом, то попробовал бы стать художником. Но прошлое никуда не годиться, потому что настоящее располагает к чудесной жизни, где не стоит задумываться о каких-либо проблемах.
Тем не менее, символ его прошлого теперь стал символом его настоящего. Приятное совпадение. Или не совпадение? Но чем же это может быть, если не совпадением? Мысли прочь, эмоции – в авангард. Сейчас необходимо прочувствовать службу. Понять на интуитивном уровне, что хочет сказать Проповедник. Для этого понадобится недюжинное психологическое восприятие – оно у Мартина есть – чтобы смысл сладких речей стал смыслом жизни. По описанию у Проповедника бешеная харизма и огромная сила внушения, психологическое воздействие. Без принуждения, но зато с чувством и красочностью. Не эффект двадцать пятого кадра, но эффект полной совместимости с миром Ангстрема, с системой и ее элементами.
Символ божественной красоты человека оказался позади, и Мартин узрел утробу этого огромного зверя. Никакого декора, но гигантское пространство располагало к размышлениям. Создавалось впечатление принадлежности к чему-то великому и всеобъемлющему. Торжественность все возрастала, когда все жители рассаживались по своим местам. Модерновый амфитеатр вместил в себя тысячи человек, сердца которых бились в одном ритме.
Когда все расположились, свет кубических люстр немного погас, создав атмосферу таинственности и Зрелища, как на представлениях Дэвида Копперфильда. Проповедник и сам был в какой-то мере фокусником-иллюзионистом, но шарлатанством здесь и не пахло.
На миниатюрных балконах разместились снайпера – личная охрана Проповедника. На сцену амфитеатра, хотя это с натяжкой можно было назвать сценой, вышли несколько представителей личной охраны – солдаты в тяжелой броне с винтовками наперевес. Насилие, чтобы избежать насилия. Резонно, но не человечно. Ну да ладно. Надо об этом забыть.
Солдаты заняли позиции – они были воплощением четкости и сосредоточенности – и подали сигнал. Железный занавес отворился и одинокая фигура, словно не от мира сего, показалась людям. Проповедник шагал медленно, опираясь на трость, и всем своим существом внушал Мартину уверенность. Скрюченная неизвестной болезнью фигура, закрытое зеркалом лицо и десятки трубок, уходящих за спину. Создавалось ощущение, что ему в тягость двигаться. Ему место в инвалидной коляске, но этот человек отказывался сдаваться. Сила воли была мощнее естественных сил организма. Желание жить как в том, старом мире, завладело им безраздельно.
-Приветствую вас, выбравших истинный путь. – возвестил он, его голос разнесся по всему залу, рикошетя от стен и достигая самых далеких уголков сознания. Ответом ему были продолжительные аплодисменты. – В первую очередь сегодняшняя месса посвящается новым элементам Ангстрема. Вы сделали верный выбор. Я расскажу вам об Ангстреме.

История Ангстрема началась тогда, когда образовались два общественных течения: политическое и философское. Первое придерживалось стереотипных взглядов, не допуская кардинальных изменений в инфраструктурах. Мнение бытовало такое: все для человека, но человек для контроля. Диктатура сразу стала просвечивать через эти взгляды, потому течение не нашло большого количества последователей. Второе течение, гуманистическая философия, основанная на пропаганде учения о безупречности человека, нашло отклик в сердцах многих людей. Но политической поддержки, а значит реальной власти, гуманистическая философия не имела. Тогда был рожден Проповедник грядущего Ангстрема. Детство мое было страшным, я был дитем войны, а потому крещение тяготами жизни прошел в юном возрасте. Война стала одной из сторон моей жизни, хотя я всегда придерживался пацифистского мнения. Дальше-больше. Мое мировоззрение крепло, подпитывалось новыми знаниями, которые дали мне литература и собственные суждения. Я начал свое шествие к идеалу. Колоссальные усилия приложил я к строению более совершенной философии, подкрепляемой политической верхушкой. Долгие годы бескровной борьбы – и правительство приняло мои правила. Они назначили меня своим наместником, но вскоре каждого из них постигла необъяснимая смерть. Когда мир оказался обезглавлен, я остался один, уполномоченный властью, но лишенный всех мирских удовольствий. Я трудился, творил, судил, и в итоге я создал новые правила, которые нашли ярых приверженцев в обществе. Свод законов жизни был утвержден и родился новый мир. Общество приняло этот порядок. Политика почти исчезла, осталась лишь философия и неукротимое желание создать идеальное вероисповедание, единое и полноценное. Религия имела особенное значение в философии, а вера в единое божество казалась глупой выдумкой. Гуманистические идеи нашли отражение и там. Этим были предотвращены религиозно-фанатические преступления. Бог стал агрессором, а его ученики должны были уничтожаться ради сохранения общества. Так возникла система, хотя за нее мы заплатили многими жизнями. Жизнями тех, кто не принял программу. Но это справедливая жертва. Жизнью мы обязаны смерти.
Храм возник несколько позже, когда были сформированы каноны новой религии. Религия, зиждущаяся на атеизме. Сплошной парадокс, которому, впрочем, мы обязаны всем, что имеем. Человек, вознося молитвы единому божеству, делался слабее, когда же человек сделал богами себя и себе подобных, то сила сплоченного общества стала заметно расти. Войны стерлись из понимания, память не хранила воспоминания о несущественной агрессии. Власть делала из человека грешника, потому власть была уничтожена как таковая. Любой социум стал получать по заслугам, нужда в деньгах отпала, ибо они ведут к губительной власти. Общество стало безупречно чистым. Ни единого пятнышка.
Ангстрем писался с чистого листа. И в итоге предстал перед глазами шедевром мысли. Настолько вашим, насколько и моим. Годы строительства города – и результат. Рай при жизни. – Проповедник выдержал небольшую паузу. Грянули аплодисменты. – Но все же находятся люди, которых вытесняет другой мир и они спешат сюда, не ведая о правилах. Пренебрежение правилами есть самый тяжкий грех ангстремца. И наказание надлежащее. Каждый из вас обязан соблюдать правила. Если правила не соблюдены кем-то из вас, то это станет известно мне. Сообщайте о нарушителях и сами живите по канонам. Только так Ангстрем сохранит дыхание.
Война, которой теперь мы лишены, оставила на мне свой отпечаток. Я обезображен и лишен полноценной жизни. Я принял эту жертву, дабы вы могли насладиться миром. Миром моего воображения. Пусть он станет вашим.

Зал зашелся в приступе аплодисментов. Создавалось впечатление чего-то эпохального, грандиозного, но это «что-то» не вязалось с мрачным обликом Проповедника. Сжавшийся комок плоти был величайшим умом человечества. Реальность вновь доказала, что красота и ум – вещи несовместимые. Суть намного важнее формы.
Проповедник скрылся из виду и люди начали вставать со своих мест. Вновь возник над головой Витрувианский человек Да Винчи. Странно и чудно. Откуда-то сбоку появился Инструктор:
-Все, что сказано – это тебе. Тебе одному. Ты должен услышать те слова, что сказаны для тебя.
Мартин кивнул. Дальше оба мужчины шли молча: суровый, но умиротворенный Мартин и смешной, хотя и справедливый S-28-4. На лицах прохожих были написаны все их чувства, но негатива мужчина не видел. Все были жеманно-спокойны и улыбчивы. Улыбка, зыбкая и почти незаметная, но все же улыбка, играла перламутром на этих белоснежных лицах. Невиданное доселе зрелище; стоит только представить, что все население города поголовно разделяет радость Мартина, как в голове начинает светлеть. Но больше всего Мартин обратил внимание на их глаза. Единственное, чему он не верил. Да, они излучали свет, но… он был какой-то фальшивый. Неискренний. Если лица сияли восторгом, то глаза оставались угрожающе-спокойными. Что-то было не так…
Дорогу Мартину и его Инструктору перегородил солдат в форме личной охраны Проповедника. На рукавах служителя закона покоился все тот же Витрувианский человек Да Винчи. Это означало непосредственную принадлежность к святому делу Проповедника.
-Его Святейшество Проповедник желает видеть элемент R-9-13 в своих покоях для приватной беседы. – произнес он металлическим голосом. Мартина пробрала крупная дрожь, но он смог ответить:
-Куда мне идти?
-Следуйте за мной. – с этими словами солдат развернулся и зашагал в сторону Купола Истины.
-Мой Инструктаж окончен, но я буду наблюдать за твоими успехами. – произнес с огорчением Инструктор. – Я хочу быть тебе хорошим другом. Ступай. До свидания.
-Прощай. – ответил Мартин с некоторой жалостью и последовал за солдатом.

Мартин и его провожатый шли молча, ни единого слова, лишь звук шагов, да шум угасающей толпы. Вдвоем они обогнули Купол Истины справа, там находился черный вход, где уже стояло два личных охранника Проповедника. Солдат подошел к двери, просканировал сетчатку глаза, отпечатки пальцев, и прошел внутрь, подозвав Мартина. В этой части Купола было значительно холоднее, наверное потому, что здесь не бывало такое скопление народа, как в общей зале. Мартин прошествовал за бесстрашным стражем по бесконечным и однообразным коридорам Купола Истины. По пути людей попадалось мало, в основном, солдаты или охрана на постах, наблюдающих в панорамические экраны слежения.
Наконец, Мартин и его сопровождающий достигли капсулы лифта, прозрачная стенка которой открывала вид на город, над которым реяло знамя заката.
Картина была неимоверно красивой, закат всегда пробуждал в Мартине романтика и этот романтик не смог удержать восхищенного вздоха. Это был конец первого дня пребывания доктора в рае.
Утопия подавлялась предстоящей встречей. Теоретически, укорять Мартина еще не в чем, но как будет на практике, он не ведал. Это никак не успокоило нервы.
-А часто Проповедник вызывает горожан на приватную беседу? – осведомился у своего сопровождающего Мартин.
-Никогда. – эта немногословность разожгла в груди у мужчины еще большее возбуждение. Что ж, значит он будет первым. Это пугало еще больше.
Наконец, капсула остановилась на последнем ярусе громадного строения. Довольно типичное и театральное место выбрало Его Святейшество для своей резиденции. Мартин сразу же отогнал эту мысль, ведь укорять Проповедника даже в мыслях – кощунство и святотатство.

Массивные металлические двери были открыты. Проповедник ожидал.

Сперва, там, в зале, он показался Мартину старым, но все же крепким мужчиной, но теперь он выглядел менее убедительно. Согбенный годами и тяготами, он полулежал в объемистом кресле, а к его спине подходили десятки труб и трубочек с бесцветной жидкостью, поддерживающих его жизнь. Маска зловеще переливалась.
Проповедник указал на кресло перед собой, и Мартин послушно сел. Охрана удалилась.
От ключевой фигуры Ангстрема Мартина отделял тяжелый стол, но, несмотря на это, старик показался ему безмерно далеким. Доктор смотрел на свое испуганное лицо, отражавшееся в маске. Иногда неприятно смотреть себе в глаза.
Ожидание затянулось. Проповедник молча изучал его, а он, в свою очередь, все больше убеждался в собственной трусости.
Голос послышался откуда-то сзади, потом спереди, справа, слева… Только через некоторое время мужчина понял, что голос Проповедника настолько слаб, что он не может разговаривать без динамиков. Микрофон, видимо, находился под маской:
-Цель твоего визита, элемент R-9-13 – осознание себя как гражданина. Тебе оказана высокая честь, Мартин. Не против, если я буду называть тебя настоящим именем? – тот рьяно закивал - Не пренебрегай моим вниманием.
-Я понимаю, Ваше Святейшество… сэр… господин…
-Не хочу слышать этих любезностей! – в голосе Проповедника мелькнула нотка раздражения и даже злости. – Знаешь, лесть – один из смертных грехов, с ней сопоставима ложь, которая ведет к пагубной, обреченной реальности. Мы аннигилировали ложь, как недостаток человеческого восприятия, уничтожили алгоритм прежней жизни, сделав жизнь сегодняшнюю более чем совершенной. Это было сделано не для того, чтобы подобные тебе рушили свод жизни, колыбель правды одним лишь словом или жестом. Надеюсь, это больше не повториться.
-Обещаю… Проповедник.
-Так-то лучше. Я хочу рассказать тебе об Ангстреме. – прокряхтел старик со всех четырех сторон, отчего Мартин почувствовал себя неуютно. – Ангстрем живет внутри каждого из нас. Ангстрем – это кувшин ключевой воды и каждый, кто испил из него божественно чист. Я наблюдал за тобой, как и за другими новичками. Ты доказал чистоту своих помыслов перед законом, указав на выпадающий из системы элемент. Ты – молодец. – Проповедник протянул руку и по-отечески похлопал мужчину по плечу. Рука навалилась каменной глыбой и, казалось, Мартин вот-вот врастет в кресло. Но ничего подобного все-таки не произошло. В этом жесте было что-то знакомое, но что это могло быть?
Мартин выжидающе смотрел на старика.
-Итак, ты можешь задавать вопросы, но не на все из них я дам ответы.
-Я слышал, человек, подолгу находясь в Ангстреме, начинает забывать свою прежнюю жизнь. Это правда?
-Это результат уравнения с многочисленными неизвестными. Математическая аномалия, которая стала служить Ангстрему верой и правдой. Да, это так. Подобный вопрос возникает у многих новичков. Это обобщает твою жизнь, делает ее единой с обществом, объединяет Прошлое-Без-Ангстрема с Настоящим.
-Не считается ли это… хм, подавлением индивидуальности?
-Индивидуальность была подавлена посредством обобщенности. Каждый трудится для сохранения общества, а не для себя. В свою очередь, общество платит той же монетой – элемент обретает дом и необходимые условия. Это упрек в сторону системы?
-Нет, что вы! Это любопытство. Просто хочется разложить все по местам. Вы можете ответить, как я здесь оказался? Меня доставили?
-Ты сам пришел, Мартин. А как – ты сам и должен знать. Тебя обнаружили у северных ворот, спящего. Как и любого другого новичка. Еще есть вопросы?
Почему Витрувианский человек Да Винчи оказался символом Ангстрема? Такое родное изображение вдруг всплыло из детства? Эти вопросы Мартин оставил невысказанными.
-Кто вы? – наконец спросил он. Проповедник выдохнул легкий иронично-льдистый смешок.
-Я есть путь. Следуй за мной и войдешь ты в Землю Обетованную.
Мартин удивленно уставился на Его Святейшество Проповедника Ангстрема. Проповедник захохотал изо всех четырех динамиков.
-Думаешь, я посмел бы словом разрушить все, что я строил? – иронично заметил он. – Я лишь решил посмотреть твою реакцию на памятную книгу бытия. Ты не подвел. Ты хорошо сплавлен, как раз для нашего общества. Иди, я тебя больше не задерживаю.
Мартин поднялся с кресла на подкашивающихся ногах. Эта словесная дуэль, это испытание на прочность совершенно выбили его из колеи. Он склонил голову, бормоча прощальные слова, и поспешил удалиться из запомнившегося надолго кабинета Проповедника.

В голове отпечатался пугающий облик Проповедника. Ночь обернулась кошмаром. Проповедник тащил Мартина на цепи к гильотине, а Джонатан вместе с Инструктором кричали во все горло: «идиот, что ты выбрал!». Еще не проснувшись, Мартин понял, что, так или иначе, боится Его Святейшества.

ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ > > >